Северяне - Мищенко Дмитрий Алексеевич - Страница 7
- Предыдущая
- 7/52
- Следующая
Но вот зашло солнце, на землю спустились первые сумерки. Парни оставили девчат, пошли добывать живой огонь, чтобы разжечь костер.
На сухой траве, неподалеку от хвороста, лежит заранее приготовленная толстая колода с провернутыми в ней дырками. В одной из них – похожий на веретено волчок с длинными, подогнутыми кверху ремнями. Два коренастых парня садятся лицом к лицу и, упираясь ногами в колоду, берут в руки ремни. Третий жмет на волчок сверху, сыплет на колоду сухую, мелко протертую, как пыль, траву.
Быстро и уверенно работают молодцы, все быстрее ходит вокруг оси волчок, все сильнее нагревается дерево.
Молодежь толпится у колоды затаив дыхание – ждут появления живого огня. А сумерки все гуще и гуще. И лес, что возвышается кругом поляны, подступил еще ближе, словно встал на цыпочки, чтоб заглянуть через дюжие молодецкие плечи, узнать, что делают там люди, сбившись в кучу. Тени от него упали на всю поляну, легли на широкий плёс красавицы Десны.
Тихо и тревожно стало вокруг. Но вот задымилась колода, сверкнули искры, и сразу вспыхнул огонек. Лица парней прояснились, взволнованно следили они за этим дрожащим, трепещущим язычком пламени. Вот он, живой, священный огонь! Его именем издавна называют жилье, он один может умолить огонь небесный, чтобы светил он людям, гнал от них тьму – прародителя и хранителя злых духов. Силой живого огня всякий раз возвращается к ним из мрака ночи солнце, светит и греет, растит урожай, дарит им свою всепобеждающую силу – силу жизни. Огонь – надежда их, он охраняет людей от злых духов, от мора и бесплодия. А особливо сегодня, в ночь под Ивана Купалу! Сегодня он не только всепобеждающая, но и всеочищающая сила.
Огонь словно пробудил окрестности. На берегах Десны, Стрижня, Белоуса – по всей Северянщине запылали костры. Сначала появились несмелые, едва заметные огни за рощами, лесами и урочищами; потом взлетели они жарким пламенем в небо и залили светом всю округу. Будто огненные цветы трепетали над лесом, величавые и прекрасные в нависшем над землею мраке!
Ожили и люди на поляне. Шум, возбужденные крики вместе с искрами разлетаются над костром и, ударившись о высокие стены леса, звенят под темными сводами неба. Девчата снова берутся за руки, ходят вокруг марены, поют песни. Но парни бурей налетают со всех сторон, разбивают круг. Теперь уже каждый ищет свою избранницу, норовит схватить ее за руку и повести на очищающий от злых духов и благословляющий на брачные узы огонь.
Не затихают смех и крики, то раскатисто басовитые, то высокие, визгливые.
Княжна Черная вихрем носится среди играющих. Она единственная, кого не отваживаются трогать юноши, за нее прячутся робкие девушки.
И княжна кидается из стороны в сторону, защищает своих подруг. Лицо ее горит, глаза сверкают под нависшим на самые брови венком, и сердце ее открытое полнится радостью, весельем, задором.
Вдруг выбежала из толпы первая пара и, держась за руки, разогнавшись, прыгает через огонь. За ней вторая, третья … десятая. От их стремительного движения колышется тихий вечерний воздух. Не застаивается и костер: то стелется низко по земле, то снова взлетает к небу, разбрасывая вокруг снопы искр.
Черная захвачена прекрасным зрелищем. Веселая суматоха, беготня; то и дело налетают ловкие сильные ребята, с громким криком хватают девушек, увлекая их к костру. Черная не заметила, как выкрали у нее подруг. Даже Милана куда-то вдруг исчезла. Еще мгновение – и она останется в одиночестве! Ее, княжну, не приглашают. Невзрачных собой девчат и тех расхватали, а к ней ни один не решается подойти!
Она озиралась, чувствуя неловкость и растерянность. Прыгать одной через костер негоже, да и страшно как-то. А не прыгать нельзя: назовут тогда ведьмой!
Она колебалась, не зная, что делать. И вдруг почувствовала, кто-то крепко схватил ее за руку.
– Вперед, княжна! Смелее!
Черная охнула от неожиданности, крепко сжала горячую ладонь юноши и, не переводя дыхания, побежала с ним прямо на огонь. Высоко прыгнули они через костер.
– Ой, ух-ух!
С трудом отдышавшись и смеясь, она стала на ноги. Вдруг как рукой смело ее опасения, тревоги, вернулись присущие ей бодрость и задор.
– Как хорошо, правда? Пошли еще!
Теперь уже княжна сама подбадривала юношу. С радостным криком бежала она вперед, взлетала над костром. Один только раз прыгнула неудачно. То ли парень не рассчитал, то ли княжна не в лад оттолкнулась от земли – рука неловко повернулась и пальцы выскользнули из его ладони.
«Выпустил!» – ужаснулся молодец, а коснувшись земли, волчком повернулся на одной ноге, с силой рванул к себе девушку.
– Не обожглась ли, часом?
– Да нет, не бойся, я высоко прыгала! Видишь – показала девушка на парчовые шаровары, на отороченные золотым позументом полы легкого летнего кафтана из дорогой чужеземной ткани, – даже не подсмолило нигде.
– Но мы не выдержали испытания огнем, – нахмурился он.
– Пустое, – отмахнулась княжна, не поняв его намека.
Они подошли к костру, и тут Черная увидела юношу при ярком свете. Остановилась, всматриваясь.
– Погоди, – вспомнила она, – я, кажется, встречала тебя где-то.
– На пастбище, княжна. Я – Всеволод, сын конюшего.
– Да, да! – обрадовалась девушка.
Она узнала теперь и эти русые кудри над изогнутыми бровями, и пристальный, немного суровый прежде, а сейчас веселый взгляд, и все лицо его, такое мужественное, загорелое, доброе.
Они пошли рядом и не заметили, как оказались в стороне от праздничной суеты и веселых игр.
– Как хорошо, что я встретила тебя, – искренне призналась княжна. – Еще с того дня, когда была у вас на пастбище, хотела видеть тебя.
– Меня? – недоверчиво воскликнул Всеволод.
– Да. Отец твой накричал тогда… Так зло смотрел на меня, что взгляд его и теперь не дает покоя. Да еще сказал… Ты помнишь, что сказал твой отец про лебедя?
– Кажется, про коршунов тогда он говорил.
– Да, да и про коршунов. Слова его, как вещие, на сердце мне камнем легли.
– Все потому, княжна, что то не лебедь был, а лебедица. Быть может, даже дева-лебедица.
– Неужто! – испугалась девушка. – А откуда ты об этом знаешь?
– Отец говорил. Потому и трудно людям найти лебединое озеро, что среди птичьих стай девы-лебеди живут и прячутся там от людского глаза.
– Они никогда мне не простят, – опечалилась Черная.
– Ну что ты, княжна! Стоит ли думать об этом? У каждого на свете свой конец. Даже у девы-лебедицы. И не метятся они.
Девушка пристально взглянула на Всеволода:
– Ты так думаешь?
Но он не успел ответить. На опушке, где-то совсем рядом, послышалось призывное ржанье. Княжна прислушалась и рассмеялась. Забыв свои тревоги, она как-то по-особому свистнула, видно, только одному ее коню известным свистом.
Загудела земля, и вскоре перед девушкой стал гривастый, с выгнутой, как у лебедя, шеей конь. Отблески костра, то припадавшие к земле, то снова вздымавшиеся к небу, переливались на блестящей шерсти, то скрадывая, то высвечивая в темноте белизну его длинной, пышной гривы. Из глаз так и сыпались искры, из ноздрей несло жаром.
Коню не стоялось на месте. Он бил о землю копытами, играл около княжны, словно звал ее в седло. И в этом беспокойстве, в твердой и гордой осанке чувствовались и сила и резвость его. Казалось, сядь на него верхом, не только через леса и долы – за высокие тучи понесет этот конь.
– Заскучал мой Сокол, зовет домой, – ласково молвила княжна.
Тонкими пальцами она поглаживала голову коня, расчесывала гриву, а Всеволод смотрел на нее, глаз не в силах отвести.
Тем временем снова жарко разгорелся костер, песня девичья еще громче зазвенела над лесом.
Черная направилась к хороводу. Захотелось ей снова потанцевать в веселом девичьем кругу. Но вдруг увидела: из темного леса выехал всадник и погнал коня прямо на хоровод.
Всполошились девицы, поднялись беготня, шум и крики. Однако ни княжна, ни Всеволод не удивились: ведь именно сейчас, после этой песни, и должен был появиться всадник и выхватить из хоровода марену. Да только успел конь выскочить из бурлящей толпы, как до слуха княжны долетел отчаянный неистовый девичий вопль.
- Предыдущая
- 7/52
- Следующая
