Мост Верразано - Мирер Александр Исаакович - Страница 32

• Предыдущая
• 32/76
• Следующая

На доклад о бегстве Эйвона Мабен не отреагировал вообще, словно знал о нем или предвидел.

Амалия представляла себе, какой втык она получит за самовольную экспедицию в Метро-Уэйн. Что же, заслужила… Она встряхнула головой я пересказала все сержанту. Тот вдруг расплылся в улыбке,

— А-а, вот оно как! А я все думаю, как такая девушка очутилась в полиции Хоуэлла! Так вы из «Джи Си»…

Очень четко все было у них поставлено здесь, в полиции аэропорта. И капитан принял их с хода, и решение его было мгновенное: с ФБР связаться, арестованных до появления ФБР к телефону не подпускать, а представителям заводской полиции и в дальнейшем оказывать всяческое содействие.

Штука в том, что заводской комплекс «Джи Си» в Детройте был здесь всеми почитаем — примерно как ЗИЛ в Москве. Или еще сильнее: Детройт ведь куда меньше Москвы. И взрыв на этом комплексе воспринимался как пощечина всему городу, особенно — его полиции.

— Чем еще могу быть полезен? — спросил начальник полиции.

— Разрешите еще доболтаться по вашему хозяйству, — сказала Амалия.

И они опять двинулись втроем по терминалам, но на этот раз Амалия твердо знала, чего хочет. Подошла к стойке «Дельты» — там все еще сидела блондинка, при которой случился этот спектакль с подслушиванием, обыском и прочими кинотрюками. Блондинка улыбнулась Амалии, как старой знакомой, и в ответ на вопрос, не она ли вела регистрацию на рейс в Торонто, сказала, нет, не она, на регистрации сидел господин такой-то; сейчас он у седьмого выхода на посадку.

Амалия по-прежнему не могла бы объяснить, почему она прицепилась именно к этому рейсу; ее снова влекло что-то непонятное и неосознаваемое. Слишком долго она надзирала за господином Эйвоном, за Бертом, и просто з и а л а: он должен был поступить вот так.

Господин такой-то оказался пожилым джентльменом — лет пятидесяти с хвостиком; благожелательный, спокойный. Амалия показала ему фотографию Эйвона, подумав при этом, что надо бы вынуть ее из дорогой кожаной рамки. Джентльмен покачал головой.

— Не узнаю, не было такого человека, мэм.

— Вы уверены?

— Не на сто процентов. Но вы же знаете, это заграничный рейс — я проверял паспорта.

— И вы смотрите на фотографии? — спросила Амалия с некоторым удивлением.

Американцы не любят документов. Не любят, когда у них спрашивают документы, воспринимая это как покушение на личную свободу, и — сочувствуя тем, с кого их спрашивают, — не любят особо рассматривать презренные бумажонки.

— Мельком, — признался джентльмен. — Основное внимание уделяется другим авуарам.

"Ишь, какое слово, — подумала Амалия. — Надо будет посмотреть в словаре». И попросила:

— Может быть, разрешите его описать? Шесть футов четыре дюйма, прямые плечи, волосы… светлый шатен, возраст — сорок лет на вид… Да! Вы должны были заметить его руки, толстые такие пальцы, сильные. Кожаная куртка, по всей видимости… Крупный такой господин. Приметный,

Джентльмен за стойкой покачал головой и хмыкнул. Потом сказал:

— Припоминаю. Такой господин был. Да, появился перед концом регистрации. Да, толстые пальцы, припоминаю, мэм. Но он был без усов, я бы запомнил усы.

— Вы уверены, что запомнили бы?

— Не на сто процентов, — снова сказал тот. — Видите ли, мэм, регистрация — это достаточно сложная процедура. Мы заполняем посадочный талон, багажные квитанции, бирки — именные бирки…

Амалия терпеливо кивала,

— …Проверяем паспорт, отправляем багаж. Сверяем имя со списком… — Он взглянул на сержанта Эйно, маячившего неподалеку, и договорил все-таки:

— Со списком нежелательных лиц. Так что, мэм, этого человека я, кажется, припоминаю, но насчет усов… Не могу заявить с уверенностью.

— Не помните, на какое место вы его посадили, сэр?

— Место, место, место… Да. Он не спрашивал никакого особого места… конечно, он последним прошел в зал ожидания… место… По-моему, двадцать второй ряд, место «ди». Нет! Я дал ему место у окна, «эй», потому что он не спрашивал, он уважал мое время. Двадцать второй ряд.

— Огромнейшее вам спасибо, сэр, — сказала Амалия и чуть не бегом рванула к девушке со списками пассажиров.

Джон и Карл — видимо, уже недоумевая, — переместились следом. Девушка со списками была славненькая.

Светлая блондинка, волосы не крашены, почти без макияжа; лицо скандинавского типа, вздернутый нос. Добропорядочная особа. Отметив все это, Амалия сказала:

— Милая девушка, извините за беспокойство, извините… Не посмотрите еще раз в список — кому было назначено место двадцать два «эй»? Не сочтите за труд… Рейс на Торонто, что мы уже смотрели.

Барышня кротко переключила свой компьютер, пощелкала некоторое время клавишами и проговорила:

— Двадцать второй ряд, место «эй», господин Джошуа Тэкер, «короткий билет». — Увидев, что рыжая дама не понимает насчет билета, объяснила; — Билет без пересадки и не обратный.

Тогда Амалия решила рискнуть и попросила:

— Пожалуйста, мисс, я могу попросить вас об одолжении?.. Если вас будут спрашивать об этом пассажире, не говорите, что я уже им интересовалась. Видите ли, он в опасности. Скорее всего, им могут заинтересоваться преступники, которые разыскивают его. Я вас очень прошу.

Риск был в том, что неизвестный господин Тэкер после такой просьбы должен был заинтересовать барышню, и она неизбежно запомнит этот разговор. Но девушка подняла на Амалию сине-серые скандинавские глаза и ответила:

— Конечно, мэм, если вы так говорите… Я не стану им помогать и сообщу вам, в полицию. Ведь вы из полиции?

— Колоссально! Ох, спасибо… Сообщите сержанту Эйно, хорошо?

— Карлу? Договорились.

У нее был какой-то акцент — не сразу разберешь какой. Они смотрели друг на друга и улыбались. Они были приятны друг другу. Амалия спросила:

— Вы из Швеции?

— Странно… Почему-то многие так думают, когда меня видят. Я из России. Русская. Вот Эйно — он скандинав. — Она улыбнулась сержанту, стоявшему поодаль, у большого окна. — Меня привезли, когда я была вот такая. — Она показала рукой: пониже ее рабочего стола.

"Года два тебе было, — подумала Амалия. — Странно, что сохранился акцент»,

Она запомнила фамилию регистраторши; фамилия была английская. «Видимо, замужем.. или отчим дал свое имя… да какое мне дело… Славная какая. Жаль — нельзя позвать ее в кафе, посидеть, потрепаться, выпить чего-нибудь вкусненького. Она на работе, и я на работе, черт бы побрал проклятые дела. Не хочу я возвращаться в Хоу-элл, что мне там теперь — стеречь толстомясую? Хотя ей не позавидуешь тоже… Почему-то мой драгоценный Ма-бен никак не распорядился…»

К стойке подплыла дама с детской коляской; Амалия последний раз взглянула на русскую и помахала рукой.

— До встречи!

— Всегда вам рада. До свиданья.

Амалия пошла к своим, и тут в ее сумочке запищал телефон.

Мабен приказывал проехать на завод, в главную контору, к старшему агенту ФБР Родригесу, который желает ее видеть.

— Постарайтесь получить побольше информации. Затем свяжетесь со мной. И попрошу впредь не своевольничать, мисс. Понятно?

Куда уж понятней, подумала она и пошла прощаться с сержантом Эйно. Сердечное было прощанье, ничего не скажешь, только жаль — принимал ее деловую карточку с рабочим телефоном, он думал вовсе не о делах, на личике его розовом было написано, о чем он думает. «Жаль, мой друг, что далеко живешь, а я сижу одна, как птичка в клетке», — пропела про себя Амалия и двинулась на стоянку, сопровождаемая своим адъютантом.

Уже совсем стемнело; самое темное время в году. Усевшись в холодную машину, Амалия открыла было рот, чтобы сказать: «А заедем-ка перекусить куда-нибудь», как Джон объявил:

— Амми, жрать охота до тошноты. Заедем куда перекусить?

В это время их верховный шеф, господин Клемент Гилберт, еще был в воздухе — где-то над прекрасным городом Филадельфией — и потому не мог активно участвовать в событиях. Он сидел в салоне-кабинете своего самолета (своего в буквальном смысле), один, и потому мог не заботиться о том, что написано у него на лице. Он снова был свиреп — как давеча в своем президентском кабинете, когда срывал галстук И бессмысленно катал и перекатывал в голове беседу с Президентом. В известном всему миру Овальном кабинете. Большая честь. Быть принятым Самим Президентом. «Вот дерьмо, — думал примерный американец, столп общества Клемент Гилберт. — Проклятое дерьмо, не система управления, а куча деталей, не соотносящихся друг с другом. Действительно, поговорили…»

• Предыдущая
• 32/76
• Следующая