Путь мирного воина. Книга, которая меняет жизнь - Миллмэн Дэн - Страница 15
- Предыдущая
- 15/51
- Следующая
Я избегал Сьюзи и всех других известных мне женщин. Любые сексуальные позывы подавлялись в гимнастическом зале и смывались потом. К тому же, как я мог смотреть в другие глаза, единожды заглянув в глаза Джой? Один раз, ночью меня разбудил стук в дверь и приглушенный голос Сьюзи: “Дэнни, ты дома? Дэн?” Она просунула под дверью записку. Я даже не стал подниматься, чтобы прочесть ее.
Моя жизнь превратилась в пытку. Смех других людей ранил мой слух. Мне мерещились, как Сократ и Джой, словно колдун и ведьма, замышляют против меня очередную пакость. Кинофильмы, на которых я просиживал, утратили свой цвет; еда, которую я ел, утратила свой вкус. Однажды, посреди лекции профессора Уоткинса, анализировавшего социальные последствия чего-то на что-то, я вскочил и, не помня себя, крикнул что есть мочи: “Дерьмо собачье!” Уоткинс попытался проигнорировать меня, но около пятисот пар глаз, всех сидящих в аудитории, обратились на меня. О! Слушатели! Ну сейчас, я вам устрою! “Дерьмо собачье!” — заорал я. Послышалось несколько анонимных аплодисментов, сдавленный смех и шепот.
Уоткинс, никогда не терявший своей твидовой прохладцы в голосе, предложил:
“Может быть, вы выйдите сюда и объясните нам свою точку зрения?”
Я протолкнулся в проход между рядами и вышел вперед к сцене, внезапно одолеваемый желанием побриться и надеть чистую рубашку. Остановившись лицом к лицу к нему, я сказал: “Какое отношение имеют те вещи, о которых вы нам говорите, к счастью, к жизни?” Больше аплодисментов из аудитории. Я видел, как он меряет меня глазами, словно проверяя, опасен я или нет; решил, должно быть, что опасен. Еще как, черт подери! Я почувствовал прилив уверенности.
“Возможно, вы правы” — вкрадчиво произнес он. Мой бог, надо мной шутили в присутствии пятисот человек! Сейчас, я им все скажу! Я стану учить их, чтобы они прозрели. Я повернулся лицом к аудитории и стал рассказывать о встрече с необычным человеком ночью на заправке, который показал мне, что жизнь совсем не то, чем она кажется. Я начал со сказки о короле на горе, который стал одиноким, после того как люди его города сошли с ума. Поначалу, воцарилась мертвая тишина. Затем несколько человек начали смеяться. Что случилось? Я не сказал ничего смешного. Я продолжил рассказ, но вскоре волна смеха захлестнула аудиторию. Это они сошли с ума или я?
Уоткинс что-то шептал мне, но я не слышал. Не обращая внимания, я продолжал. Он снова зашептал: “Сынок, мне кажется, они смеются потому, что у тебя расстегнута ширинка”. Смертельно похолодев, я опустил глаза, затем снова посмотрел на аудиторию. Нет! Только не это! Опять дурак! Снова осел! Я заплакал и хохот стих.
Я бегом кинулся вон из аудитории и бежал через кампус до тех пор, пока не закончились силы. Мимо меня прошли две женщины — роботы из пластика, социальные дроны. Проходя мимо, они с отвращением посмотрели в мою сторону, потом отвернулись.
Я осмотрел свою грязную одежду, которая наверняка дурно пахла. Мои давно нечесаные волосы свалялись; уже несколько дней я не брился. Опомнился я в студенческом профсоюзе, хотя не помню, как я там оказался. Плюхнувшись в какое-то покрытое пластиком кресло, я провалился в сон. Мне снилось, что я оказался на деревянном коне, в моей руке блестящий меч. Мой конь закреплен на крутящейся карусели, вращавшей меня круг за кругом, в то время как я безуспешно пытался дотянуться до выключателя. Звучала грустная, нескладная мелодия, и все это на фоне ужасающего хохота. Я проснулся с головокружением и поплелся домой.
Словно привидение, я блуждал в повседневности занятий. Мой мир выворачивался наизнанку и становился с ног на голову. Я пытался возобновить свою прежнюю жизнь, пробудить интерес к занятиям и тренировкам, но ничего уже не срабатывало и не имело смысла.
А тем временем, профессора продолжали бубнить о Ренессансе, о крысиных инстинктах и средних годах Мильтона. Каждый день, будто во сне, проходя по Спраул Плаза через центр кампуса, я двигался мимо студенческих демонстраций и сидячих забастовок — все они ничего не значили для меня. Студенческая жизнь не ободряла меня, наркотики не могли дать мне утешения. Я дрейфовал — чужак на чужбине, застрявший меж двух миров, ни за один из которых, я не мог ухватиться.
Однажды, ближе к вечеру, я сидел в роще красных деревьев к низу от кампуса, перебирая в уме способы самоубийства. Я уже не принадлежал этой земле. Где-то потерялась моя обувь; на мне был один носок, а мои ноги были покрыты коричневой коркой из спекшейся крови. Я не чувствовал боли. Я ничего не чувствовал.
Я решил навестить Сократа в последний раз. Едва волоча ноги, я двинулся к заправке и остановился, напротив, через дорогу. Сократ как раз закончил заправлять машину. В этот момент, на станции появилась леди с девочкой лет четырех; должно быть, они спрашивала у него дорогу. Неожиданно, маленькая девочка потянулась к нему. Он поднял ее, и она обвила его ручками за шею. Леди попыталась оторвать девочку от Сократа, но не тут-то было. Сократ смеялся и говорил с ней, потом он мягко опустил ее на землю, встал перед ней на колени, и они обнялись.
Тогда, мне стало невыразимо грустно, и я заплакал. Мое тело содрогалось от рыданий. Я развернулся, пробежал несколько сот ярдов по тропинке и упал ничком. Я был слишком измотан, чтобы добраться домой или, вообще, что-нибудь делать. Может быть, именно это, меня и спасло.
Я очнулся в больнице. В моей руке торчала игла капельницы. Кто-то побрил и помыл меня. По крайней мере, я выспался. Меня выписали на следующий день. По выходу, я позвонил в Центр Здоровья Кауэл: «Приемная доктора Бейкера» — ответила его секретарша.
«Меня зовут Дэн Милмен. Мне нужно срочно побывать на приеме у доктора Бейкера».
«Да, Мистер Милмен, — сказала она дружески-профессиональным тоном, — у доктора есть свободное время через неделю, во вторник, в час дня. Вас это устраивает?»
«А пораньше ничего нет?»
«Боюсь, что нет…»
«Дамочка, я покончу с собой раньше, чем пройдет эта неделя».
«Вы можете прийти сегодня в два часа дня?» — ее голос звучал успокоительно.
«Да».
«Прекрасно. До встречи, Мистер Милмен».
Доктор Бейкер оказался высоким, дородным мужчиной с едва заметным тиком около левого века. Внезапно, у меня напрочь пропало желание говорить с ним. С чего я начну? «Знаете ли, господин доктор, у меня есть учитель, по имени Сократ, который умеет запрыгивать на крыши… Нет, не с них — это, как раз то, что я собираюсь сделать. Ах да, еще он берет меня с собой в путешествия в другие измерения и времена, и я могу становиться ветром, а еще я немного расстроен. Да, учусь я хорошо, я звезда гимнастики и мне хочется совершить самоубийство».
Я встал. «Спасибо, что уделили мне время, доктор. Мне стало намного лучше. Я лишь хотел взглянуть, как живет лучшая половина человечества. Убедился, что превосходно».
Он принялся что-то говорить, подыскивая «нужные» слова, но я уже вышел и отправился домой, где просто лег спать. На тот момент, сон оказался лучшей альтернативой.
Тем же вечером, я притащился на заправку. Джой там не было. Часть меня испытала крайнее разочарование: я так хотел еще раз взглянуть в ее глаза, подержать ее за руки; другая часть меня вздохнула с облегчением. Снова, один на один — я и Сок.
Когда я присел, он ничего не сказал о моем отсутствии, только: «Ты выглядишь устало и подавлено». Он произнес это без намека на жалость. Слезы наполнили мои глаза.
«Да, я подавлен. Я пришел попрощаться. Это — мой долг уважения тебе. Я застрял посередине пути и больше не могу выносить этого. Я не хочу жить».
«Ты ошибаешься насчет двух вещей, Дэн». Он подошел и присел рядом со мной на диван. «Во-первых, ты еще не посередине пути, и близко нет. Но ты очень близко к концу тоннеля. А во-вторых, — сказал он, протягивая руку к моему виску, — ты не собираешься убивать себя».
Я уставился на него. «Кто это сказал?» Внезапно я осознал, что мы уже не в офисе. Мы сидели в комнате какого-то дешевого отеля. Ошибки быть не могло: запах пыли, тонкие, серые ковры, две узенькие кровати и маленькое зеркало с трещиной.
- Предыдущая
- 15/51
- Следующая
