Игорь-якорь - Ефетов Марк Симович - Страница 20

• Предыдущая
• 20/40
• Следующая

Не так-то легко оказалось вскрыть шкатулку, которая пролежала долгие годы на дне Дуная. Но любопытство удесятерило силы ребят. Они вскрыли металлический ящик и тут же были вознаграждены за свои усилия и упорство.

Когда маленького Мишу спрашивали, как обычно спрашивают всех детей: «Кем ты будешь, когда вырастешь?», он отвечал: «Мама хочет, чтобы я был инженером, папа говорит, что мне надо учиться на врача, но я буду военным моряком».

Миша родился после войны, когда Дунай стал мирной рекой, куда приезжали, чтобы понежиться под солнцем на пляжах Дуная, половить рыбу, полюбоваться красивыми берегами — мало ли чем может быть богата большая мирная река.

Но Мишино воображение рисовало другие картины.

Ему виделось, как русские воины под градом пуль идут на штурм крепости, освобождая братьев славян от турецкого ига. Рвутся бомбы, взрываются фугасы, в головы штурмующих летят камни, а они идут и идут — карабкаются на стены, взламывают ворота, и вот уже по всему фронту катится: «Ура-а-а!»

Так оно было много десятков лет назад.

То, что Мише не довелось увидеть, он узнавал из книг. Миша читал всегда и везде: на переменах — усевшись на подоконник, на уроках — прикрыв часть книги учебником, дома — под столом, закрывшись скатертью, ночью — замаскировав книгу под одеялом.

К прочитанному в книгах много добавляла фантазия. Но на Дунае были такие бои, что Мише не надо было фантазировать. С высоты кургана ему виделось, как рассекают волны корабли Дунайской флотилии с советским флагом на корме. Колокола громкого боя бьют тревогу, рявкают орудия, столбы брызг вздымаются вокруг военного корабля от рвущихся бомб. Но корабль уверенно карабкается на водяные горы, лихо соскальзывает в водяные ущелья, чертит по воде маневренные зигзаги и выходит из боя победителем.

Представляя себя командиром военного корабля и рассказывая самому себе все перипетии боя, Миша никогда не забывал в конце концов победить.

И надо же, чтобы парню так повезло: в металлической шкатулке, которую юные аквалангисты вытащили со дна Дуная, оказался дневник советского морского офицера по имени Иван!

Нет, Миша не знал больше никаких подробностей. Он стремглав помчался в школу сообщить о своей находке. А там уже машина завертелась. Из школы позвонили в секцию подводного спорта, а дневник офицера у Миши забрали. До того времени, когда примчались на грузовой машине спортсмены с масками и кислородными баллонами — всем, словом, подводным снаряжением, Миша успел только просмотреть дневник. На сгибах сложенной вдвое тетрадки буквы стёрлись, и прочесть ничего нельзя было. Но зато чёткими и ясными были строчки, где Иван, автор дневника, выписал слова российского вице-адмирала В. А. Корнилова. Миша не только списал эти строчки, но успел их запомнить, хотя специально и не заучивал.

И сейчас он с гордостью и с выражением прочитал их по памяти Наталии Ивановне.

Вот слова вице-адмирала Корнилова, которые записал в свой дневник советский морской офицер, по имени Иван, и навсегда запомнил мальчик Миша из болгарского порта Никополь:

«Будем драться до последнего. Отступать нам некуда — сзади нас море. Всем начальникам запрещаю бить отбой; барабанщики должны забыть этот бой. Если кто из начальников прикажет бить отбой, заколите такого начальника; заколите барабанщика, который осмелится ударить позорный бой! Товарищи! Если бы я приказал ударить отбой, не слушайте, и тот подлец будет из вас, кто не убьёт меня».

Наталия Ивановна слушала Мишу молча, опустив голову на руки. Она ни разу не прервала его речь, не перебивала, не спрашивала. И только когда он произнёс имя вице-адмирала Корнилова, воскликнула:

— Корнилов?! Мой Ваня всегда говорил об этом русском адмирале. Он тоже, как герои Отечественной войны восемьсот двенадцатого года, был его кумиром.

Дед, не разобравшись, в чём дело, прикрикнул на внука:

— Ну, хватит рассказывать! Видишь, как ты хорошую женщину разволновал.

Ему, деду, хотелось одного — доставить радость каждому русскому. Ведь все русские были для него дорогими земляками, посланцами родины, которую он давно оставил, но забыть не мог.

Подкатил маленький автобус, раскрылась дверца, и шофёр сказал:

— Наталия Ивановна, просим!

— Так где же этот дневник, где всё, что нашли на дне, где всё это? — Наталия Ивановна взяла Мишу за плечи и в волнении сжала их.

Старик при этом совсем расстроился:

— Вот видишь, Мишка, что ты наделал?!

Розы, которые дед преподнёс Наталии Ивановне, лежали на скамье — она, видно, о них совсем забыла. И это тоже обидело старика. Он совсем-совсем не понял, что в этот час произошло нечто большое, важное, что его внук не столько расстроил эту русскую женщину, сколько помог ей в самом для неё главном.

А Миша всё отлично понимал. Он сказал:

— Вы едете в Плевен. Там есть спортивный клуб и в клубе этом секция подводников. Они приезжают к нам, потому что у них Дуная нет. Вы их найдёте там — высокие такие ребята, спортсмены, одним словом. Они хорошие. Они всё-всё вам расскажут…

— А дневник? — спросила Наталия Ивановна.

— И дневник. Всё у них. Они всё увезли. Счастливо вам. До свиданья…

— Спасибо! — сказала на прощание Наталия Ивановна. Она не забыла взять розы и ещё раз сказала спасибо старику…

В Плевене автобус с командой «Сатурна» остановился на городской площади возле почтамта. Наталия Ивановна спросила, есть ли там телеграф и, пока моряки осматривали главную городскую площадь, отправила Якову Петровичу телеграмму:

«От тебя ничего нет, сообщи, есть ли вести от Игоря».

А что мог Яков Петрович сообщить об Игоре? Конечно же, после туманного разговора со «Справкой» он пошёл к начальнику пароходства и узнал всё, что было к тому времени известно.

А известно к тому времени было немногое и очень безрадостное. Радист «Черноморска» успел передать только несколько слов:

«Нас бомбят тчк Сильно повреждена рубка тчк Там Круг и Смирнов тчк Сообщу…»

На этом радиограмма оборвалась. И «Черноморск» не отвечал на запросы с берега.

Что с ним? Повреждена рация или погиб теплоход? Этого в тот момент никто не знал…

…В Плевен Наталия Ивановна приехала в воскресенье. Весёлые оркестры шагали по мостовой, а в кольце зрителей, хлопающих в такт ладонями или скандирующих, танцевали девушки и парни.

Шумным и весёлым было воскресенье в Плевене. Дымилась и аппетитно пахла варёная кукуруза. С ней соперничали жареные каштаны и калёные орешки. И Наталии Ивановне показалось, что она в родном приморском городе. Запахи варёной кукурузы напомнили ей такое же воскресенье много лет назад. Она гуляла тогда по Приморскому бульвару с Ванечкой, и он просил: «Ма, купи пшёнку». Так в её городе называли кукурузу. Это было любимое лакомство Ивана…

В спортивный клуб Наталию Ивановну проводили её попутчики по теплоходу. Но клуб оказался закрытым по случаю воскресенья. Разговор с аквалангистами пришлось отложить на завтра, а пока что присоединиться к спутникам — осмотреть Плевен.

Да, в этом городе в воскресенье было весело. Но только до тех пор, пока туристы не вошли в Скобелевский парк-музей.

Желтизна ещё не тронула листвы деревьев, а цветы пестрели во всей своей красе и как бы освещали затенённые аллеи. Гравий хрустел под ботинками, и больше ни звука не было слышно в этом великолепном парке. Танцевал и пел, веселился Плевен. А здесь стояла тишина. Братские могилы русских воинов, памятники погибшим, трофейные пушки — всё это во славу русского оружия, в память беззаветной храбрости наших воинов, отдавших свою жизнь за освобождение болгарского народа.

С первых же шагов в Скобелевском парке Наталия Ивановна поняла, что здесь не принято громко разговаривать и шуметь. Зато каждое слово, произнесённое даже шёпотом, было слышно. И именно так — шёпотом — Наталия Ивановна читала слова, высеченные в мавзолее парка на память от частей Третьего Украинского фронта:

• Предыдущая
• 20/40
• Следующая