Мороженщик - Миллер Рекс - Страница 5

• Предыдущая
• 5/48
• Следующая

Лицо: изборождено морщинами. Но кроме упрямства и следов тяжелой работы на нем было какое-то отталкивающее выражение, даже жестокость, встречающаяся на лицах отбросов общества, душевнобольных или стариков, забытых в частных лечебницах.

Глаза — глубоко посаженные. Улыбка открывала нехватку двух зубов. Внешность, примечательная именно своей неопределенностью.

Тело: стройное и мускулистое. Одет в старомодного покроя блузу, как у парикмахера, застегивающуюся до самого горла.

— А я вас знаю.

— Неужели? — Эйхорд держал в руках служебную сумку, но еще не открывал ее.

— Доллар за пончик.

?? — Странные слова, громкий гудящий голос и неопределенная внешность приводили в замешательство. Может, Оуэн Хиллфлоен не в своем уме?

— Доллар за пончик, что вы либо таксист, либо юрист. Кто из них?

— Да, сэр, — Эйхорд показал удостоверение, — мы занимаемся расследованием гибели двоих детей. — Он вытащил фотографию, бумаги с описанием внешности девочек и протянул мужчине.

— Вы знаете их?

— Господи, сейчас... — Он взял фотографию, вытащил очки из кармана рубашки, нацепил их на кончик носа, чуть откинул голову назад и стал разглядывать снимок.

— Это девочки Альварес. Они были убиты несколько дней назад. Изнасилованы и убиты. Вы узнаете их? — Он пристально наблюдал за стариком.

— Боже, Боже... Я не могу сказать с уверенностью. Эти иностранцы, — он пожал плечами и взглянул на Эйхорда, — их не отличишь друг от друга. Они жили в этом квартале?

Джек кивнул.

— Да. Они вам знакомы?

— Нет, сэр. Не могу сказать.

— А почему вы считаете, что они иностранцы?

— Так вы же назвали их по имени.

— Почему вам кажется, что они жили в этом квартале?

— По телевидению передавали все выходные и в газетах писали.

Что ж, логично.

— Что-нибудь хотите еще мне сказать? — спросил Эйхорд.

— А что можно сказать? Дети бегали, где хотели, абсолютно свободно, вот и результат.

— Что вы имеете в виду?

— Я слышал, что их мать никогда не знала, где они проводили время после школы. Она давала им чересчур много свободы. Полная неуправляемость — вот они, эти люди «третьего мира». У них нет ничего святого. — Он покачал головой.

— "Третьего мира"? — вопросительно повторил Эйхорд.

— Испанцы, мексиканцы, латиносы, я не знаю, как их еще сейчас называют. Ваши дорогие латиноамериканцы. Наркоманы. Темнокожие. Мексиканцы. Гос-по-да!

— Мистер Хиллфлоен, вы не забыли, что мы говорим об изувеченных детях?

— Я именно об этом и толкую. Бессистемный, бесконтрольный «третий мир». Полная свобода шататься Бог знает где. Такие и попадают в разные истории.

— Представьте, что какой-то маньяк захватил девочек прямо напротив дома, пытал их, потом убил. Изувеченные тела, отрубленные головы. Неужели вы так сильно ненавидите цветных, мистер Хиллфлоен, что даже это не производит на вас впечатления?

— Глаза Эйхорда сверлили пожилого человека.

— Я? — Он печально рассмеялся и посмотрел на Эйхорда. — Несчастные маленькие дети, которым даже не разрешали подходить ко мне. Для них теперь уготовано Царствие Небесное.

Вот и все. Нельзя посадить, человека за неудачные выражения, странное поведение или голос, как у громкоговорителя. Опять же закон не запрещает быть расистом, пока ты держишь свои чувства при себе. И что бы ни говорил Оуэн Хиллфлоен, и каким бы он ни был, он мог себе это позволить, ибо был частным лицом.

— Эгоизм — поразительная вещь, — думала Тина Хоут, наблюдая за женщиной, изливающей на нее потоки красноречия, из которых пока удалось выудить только то, что произнесенная Тиной речь была очень волнующей и значительной. Дама стрекотала, как сорока, явно стремясь поразить собеседницу интеллектом, но делая неправильные ударения в сложных словах, что действовало Тине на нервы. Она попыталась сосредоточиться на своих мыслях.

— Эгоист просто не в состоянии понять, что собой представляет его собеседник. Неужели я похожа на человека, которому доставляет удовольствие стоять, улыбаться и впитывать эту откровенную чушь и лесть, призванную убедить тебя в собственной значительности? — Тина глубоко вздохнула, чтобы унять нарастающее раздражение.

А женщина продолжала:

— Ваша речь настолько убедительна и исполнена блеска, что я...

В ответ Тина рассеянно улыбнулась. Было уже поздно, неделя заканчивалась, больше никаких лекций в Северном Бакхеде. Теперь через весь город ей надо ехать в Бакхедскую Евангелическую церковь и — она бросила взгляд на часы — хорошо бы около одиннадцати вернуться домой.

Женщина на мгновение замолчала и заглянула в лицо собеседницы. Тина благодарно кивнула, пытаясь вспомнить имя своей почитательницы. Кажется, Уайт. Нет, Дженет Райт — именно Райт. Она гордилась своей способностью запоминать имена и лица по ассоциациям. Умение вовремя вспомнить имя человека просто необходимо тому, кто делает политическую карьеру, а именно этим и занималась Тина Хоут.

— Вы очень любезны, миссис Райт, — воспользовалась она паузой. Видите ли, я ненавижу нестись сломя голову, а у меня деловая встреча на другом конце города, — говорила она, продвигаясь к выходу. Женщина следовала за ней по пятам.

— Ну конечно, — с жаром произнесла она, — как прекрасно, что вы так требовательны к себе и осознаете...

Она трещала, как пулемет, пока шла за Тиной к выходным стеклянным дверям и, наконец, даже попыталась удержать ее за рукав. Ситуация начала раздражать Тину. Что могло быть причиной подобной назойливости? Желание понравиться, чтобы устроиться на работу? Но миссис Райт казалась на удивление веселой и абсолютно не озабоченной. Тина прищелкнула пальцами и ласково сказала:

— Да-да, я вас понимаю.

Она распахнула тяжелые двери и вышла на стоянку. Женщина не отставала.

— Для меня ваше сегодняшнее выступление так много значит. Ваш богатый опыт...

Слушать, конечно, приятно, но пора ехать. Настойчивая дама продолжала изливать душу, пока Тина Хоут, стоя около машины, выуживала из сумочки ключи:

— ...женское движение и общественная культура... — Витиеватые фразы цеплялись одна за другую.

Однако хватит! Тина прервала женщину мягко, но решительно:

— Еще раз спасибо. Доброй ночи! Прихлопнув дверцей машины последние слова Дженет Райт, она прощально махнула рукой, заученно улыбнулась и включила зажигание. Поддернула юбку для большего удобства, открыв гладкие, красивые ноги. У нее было ощущение, будто она три дня не снимала колготок. Ей всегда стоило огромного напряжения разговаривать с верующими женщинами. Сейчас она устала, как никогда, и, с треском опустив оконное стекло, глубоко вздохнула.

По дороге медленно двигалась сельскохозяйственная техника. Массивные комбайны и хлопкоуборочные машины заняли дорогу, направляясь к томящимся в ожидании полям. Тина затормозила и включила верхний свет, чтобы сверить ручные часы с часами машины. И этот незначительный поступок стал для нее роковым. Женщина, ведущая фургон в противоположном направлении, увидела при вспыхнувшем свете привлекательную молодую даму, одну, в «Тойоте Королла DLX» выпуска восемьдесят шестого года, когда та затормозила, пристраиваясь позади машин, ожидающих, пока фермеры освободят путь.

Как ни старалась Тина расслабиться, ей не удавалось отделаться от образа говорливой Дженет Райт. Она закурила, жадно вдохнув дым сигареты, но, вспомнив закон округа, запрещающий курение во время езды, подняла оконное стекло и резко вывернула руль на обгон медлительной сельскохозяйственной техники.

Женщина в фургоне находилась примерно в десяти метрах позади «тойоты», когда Тина Хоут припарковалась у главного входа Евангелической церкви Бакхеда.

Она направилась к церкви и перед устланной толстым ковром лестницей услышала позади голос:

— Можно вас на минутку?

Оглянувшись, она увидела яркую молодую особу, которая спешила к ней, стуча невероятно высокими каблуками.

• Предыдущая
• 5/48
• Следующая