Город гибели - Смит Элеонора - Страница 7

Она бросала ему вызов. Как и раньше, ряд убийц позади него, казалось, одновременно зашевелились, возбужденно перешептываясь.

И как и прежде, его спас звук шагов из внешнего мира. Он резко обернулся. В комнату вошла женщина.

Патрик напрягся, опять став почтительным и бдительным смотрителем. Женщина секунду колебалась, потом медленно подошла к нему; она была старой, согнувшейся и низкорослой и передвигалась с помощью палки. Он смутно уловил, что одета она была в выцветшее темное платье, неряшливый капор, косо сидевший на голове, и тонкую вуаль, частично закрывавшую лицо. Он вежливо поклонился.

— Слушаю вас, мадам. Могу ли я быть чем-нибудь вам полезен?

— Да, — ответила старуха. Она говорила отчетливо и решительно — голосом человека, привыкшего повелевать. — Я по глупости не купила каталог на входе, а поскольку я стара и хожу не так хорошо, как бывало, то не могли бы вы, чтобы мне не идти обратно, рассказать что-нибудь о восковых фигурах. Это убийцы, правда ведь?

Патрик, чрезвычайно довольный тем, что может занять голову столь привычным делом, машинально начал:

— Да, мадам. Справа от меня — Ричард Сеерз, шотландский похититель трупов, который убил двоих, прежде чем был арестован, и отрицал свою виновность до конца… Рядом с Сеерсом — выполненная Мугиваном реконструкция облика Джека-потрошителя — преступника, который так и не был схвачен… Эта фигура выполнена по описаниям людей, утверждавших, что видели его до или после совершения гнусных преступлений… Рядом с Джеком Потрошителем у нас Ландру…

Но пока его голос монотонно излагал сведения об экспонатах, он с ужасом ждал момента, когда они подойдут к миссис Реберн и он взглянет на ее бледное отстраненное лицо, вновь встретившись с ее неотрывным презрительным взглядом. Он задержался около карлика, быка-урода, местного гиганта. Старуха внимательно слушала его, сверкая из-под вуали маленькими глазками-бусинками. Раз-другой она задавала ему вопросы, но в остальном молчала, явно наслаждаясь монотонным перебором гнусных и жестоких преступлений.

Наконец наступил момент, которого Патрик так боялся, больше нельзя было оттягивать — они подошли к стоявшей у зарешеченного окна фигуре миссис Реберн, стройной, прямой и хладнокровной. Внезапно Патрик вспомнил, что ничего не знает об этой преступнице, кроме того, что она совершила убийство с помощью яда; здесь он стоял молча и не мог рассказать никаких жутких подробностей и даже не знал, кто был ее жертвой; просто она была молодой и красивой и наложила на него заклятье, и об этом нельзя было рассказывать его нынешней спутнице. Последовала пауза, в течение которой старуха внимательно рассматривала восковую фигуру, не проронив ни слова.

Наконец он промямлил:

— Это миссис Реберн… отравительница.

Говоря это, он бросил быстрый взгляд на фигуру и заметил, что лицо ее опять стало маскообразным и ничего не выражающим, безразличным как к нему, так и к старухе. Ведьма опять превратилась в восковую фигуру.

Старая дама подошла к фигуре поближе, посмотрела на нее со вниманием и любопытством, потом повернулась к Патрику и критически заметила:

— Сходство не очень хорошее.

Он был поражен и уставился на нее, не в силах понять смысл ее слов.

— Вы знали ее? — спросил он.

Она ничего не ответила, но произнесла, не отрывая глаз от фигуры:

— Она была выше ростом, в ней было больше достоинства, самомнения. И, как мне кажется, она была шире в плечах. Но это было так давно. — Лицо старухи при этом непрерывно менялось.

Он повторил вопрос. Он весь дрожал, руки его закоченели, в голосе бессознательно появились угрожающие нотки.

— Вы ее знали?

Старуха впервые повернулась, чтобы посмотреть на него, и принялась внимательно разглядывать. Она усмехнулась, и поначалу ему показалось, что засмеялась одна из восковых фигур — столь призрачным и неожиданным был этот тихий булькающий звук в тишине сумрачного зала.

Она сказала, все еще смеясь:

— Я и есть миссис Реберн.

И так как он ничего не ответил, она откинула вуаль. Она была моложе, чем ему показалось вначале. У нее было толстое массивное лицо с большим подбородком, желтоватое, нездоровое, с широкими монголоидными скулами. Ее нос был толстым и широким, и от ноздрей к углам рта шли две глубокие морщины. Ее маленькие острые серые глаза почти совсем скрывались в жирных складках кожи. Из-под капора из шодди выбивалась прядь волос, что была выкрашена в ярко-оранжевый цвет. Это лицо, столь нагло смотревшее на Патрика, было отмечено следами всех гнусных и непристойных пороков; бесстыдное, распутное, столь грубое, что его можно было трижды назвать мордой животного; казалось, оно висело в воздухе, это химерическое лицо, торжествуя над его страхом и смущением. Потом женщина быстро опустила вуаль и решительно заметила своим ясным и гулким голосом:

— Ваша фигура не делает мне чести. — Через секунду она исчезла, а восковая фигура миссис Реберн, отравительницы, оставалась стоять, спокойная, бледная и отстраненная, на своем пьедестале и казалась еще бледнее и еще спокойней теперь, когда оказалась в центре потока холодного лунного света.

Патрик выбежал вслед за старухой, не потому, что хотел увидеть ее вновь, но потому, что из-за них обоих восковая фигура стала еще более отвратительной, но когда он оказался в Зале монархов, она уже исчезла.

Он прождал, чувствуя тошноту и дрожа, пока часы не пробили семь и выставка закрылась; потом он отправился искать мистера Мугивана, которого нашел в его кабинете за чтением вечерней газеты с ногами, положенными на стол.

— Добрый вечер. — сказал Патрик. — Мне нужно кое-что сказать вам.

Мистер Мугиван отложил газету.

— Боже мой, как вы плохо выглядите, молодой человек.

Патрик выпалил:

— Знаете, кто был здесь сегодня?

— Нет, — ответил мистер Мугиван. — Я — хозяин выставки восковых фигур, а не волшебник. Кто же здесь был?

— Миссис Реберн. Настоящая миссис Реберн. Она пришла взглянуть на свою восковую фигуру. Она только что ушла.

Мистер Мугиван зевнул, и на его красном лице проступили странным образом перемешанные багровые и белые пятна.

— Миссис Реберн?

— Да.

Мистер Мугиван не без труда слез со своего стула.

— Миссис Реберн? Вас кто-то одурачил. Кроме того, вы не выучили каталог. Надо же, миссис Реберн!

И он вытащил брошюру из своего неприбранного стола, лизнул палец и открыл страницу.

— Миссис Реберн, — начал он, говоря очень громко и не глядя на Патрика, — была вздернута на виселице, повешена, понимаете, повешена за шею за убийство своего мужа более двадцати лет назад. Так что вы никак не могли видеть ее прямо сейчас. Ну, на сегодня хватит чепухи.

Патрик ничего не сказал. Сказать было действительно нечего.

Мистер Мугиван также не нарушил молчания и стал вперевалку расхаживать по маленькой комнате, переобувшись из шлепанцев в ботинки, с трудом натянув пальто и напялив клетчатую кепку. Через секунду он ушел.

Патрик погасил свет в кабинете, потом прошел в залы, чтобы привернуть газовые рожки, перед тем как запереть выставку на ночь. Его коллега на турникете уже ушел домой; он оказался один, совершенно один вместе с более чем сотней восковых фигур. На улице было совсем темно, так как луна спряталась за плотные облака; из-за закрытых ставнями окон слышался свист сильного порывистого ветра.

Он остановился, чтобы закурить запрещенную сигарету, и тут со странной отрешенностью понял, что сегодня днем видел не привидение, а нечто еще более ужасное — душу, лишившуюся тела.

Черную и злую душу этой испорченной женщины, чей прекрасный образ околдовал его. Отвратительная тень отвратительного духа. За кажущейся непорочностью и красотой всегда прятался этот ужас, дремавший в ожидании удобного момента, чтобы броситься и погубить. Ветер усилился, стеная и ударяя в оконные стекла.

В такую ночь, подумал он, медленно шагая к монархам, упыри непременно выползают из своих логовищ, и ведьмы носятся по воздуху, сжимая между ногами свои метлы и выкрикивая призывы к Сатане. Вампиры, колдуны, демоны. Ночные ужасы… Он поднялся на цыпочки, чтобы убавить газ над бледным безучастным лицом короля Ричарда II… В старые времена ведьм сжигали живьем, как теперь пугала пятого ноября… И после сожжения, предположил он, эти злые женщины больше не могли причинить вреда, но были уничтожены навсегда они и их чары. Хорошее дело. Он вошел во вторую комнату.