Город гибели - Смит Элеонора - Страница 49

Спустя четверть часа он тормозил на стоянке у «Клуба Зум».

В красном свете неоновой вывески он, трясясь от счастья, вновь пересчитал деньги. Пять с половиной тысяч баксов! Такой кучи денег Кельвин не видел никогда в жизни.

Ему отчаянно хотелось пива — смыть стоящий во рту вкус крови. Да и Дэйни, скорее всего, уже в клубе, танцует себе. Сунув деньги в задний карман, он заспешил через стоянку к входу в клуб. Внутри словно ополоумевшие молнии сверкали цветные фонари-мигалки. Откуда-то из темноты гремел музыкальный синтезатор, дробь басового барабана болезненно отдавалась в еще не успокоившемся желудке Кельвина. У стойки и за рассыпанными по залу столиками сидели редкие посетители. Они потягивали пиво и флегматично смотрели на сцену, где равнодушно вращала бедрами одна из девиц. Кельвин взобрался на табурет у стойки и сказал бармену:

— Эй, Майк! Дай-ка пивка. Дэйни уже здесь?

— Да. Она там, за сценой. — Майк подтолкнул к нему кружку с пивом, потом нахмурился. — Ты в порядке, Кел? Вид у тебя такой, точно ты привидение увидел.

— У меня все ништяк. Или будет полный ништяк, как только прикончу твое пойло. — Кельвин одним глотком осушил больше половины кружки и хорошенько прополоскал рот. — Так-то оно лучше.

— Что лучше, Кел?

— А ничего. Забудь об этом. Расслабься. Мать честная, ну и холодно же тут у вас!

— Ты уверен, что с тобой все в порядке? — с искренней тревогой в голосе осведомился Майк. — Здесь небось градусов тридцать. Кондиционер сегодня под вечер опять сдох.

— Ты за меня не волнуйся. У меня все о’кей. А как увижу свою деточку, станет еще лучше.

— Хм, — покачал головой Майк и стер тряпкой пивные брызги со стойки. — Я слыхал, что на той неделе ты купил Дэйни подарок, золотую цепочку. Сильно разорился?

— Примерно на сотку. Впрочем, потратиться на нее стоило. Хотя бы просто, чтобы увидеть, как моя прелесть улыбнется… Я хочу подговорить ее смотаться со мной в Мексику на пару недель.

— А-а-а, — протянул Майк, продолжая стирать со стойки теперь уже воображаемые брызги. Наконец он поглядел прямо в глаза Кельвину и сказал: — Хочешь напрямоту? Ты хороший парень, Кел. От тебя тут ни разу не было неприятностей. Могу точно сказать, ты — мужик что надо.

— Ты к чему это клонишь?

— Да так, просто… Ну ладно! С души воротит, как подумаю, что тебя ждет в самом скором времени. Мочи нет на это смотреть.

— Н-да? И что же это значит?

Майк пожал плечами.

— Давно ты знаешь Дэйни, Кел? Несколько недель? Знаешь, сколько таких вот прошло мимо этой вот стойки? Все эти девки вроде нее приходят и уходят. Нынче тут, завтра там. Само собой, поглядеть на них приятно, все они красотки. Да только они торгуют своей наружностью так, точно их тела — недвижимость в прибрежной полосе Малибу. Понял, к чему я клоню?

— Нет.

— Ладно. Как мужчина мужчине. По-дружески, о’кей? Дэйни из тех, кто берет за это бабки, Кел. У нее на веревочке кроме тебя пять, не то шесть парней. Она высосет тебя досуха и пинком выкинет на помойку.

Кельвин заморгал; в животе у него опять бурлило.

— Ты… ты врешь!

— Вот тебе святой истинный крест. Малютка Дэйни просто-напросто играет тобой, Кел; то вытянет, то макнет — точно рыбку с крючком в брюхе.

— Врешь! Кто тебе дал право так говорить! — Кельвин с пылающим лицом поднялся со своего места и перегнулся через стойку к бармену. — Все это вранье! Небось хочешь, чтоб я от нее отступился, чтобы тебе досталось? Что, подвернулся удобный случай? Держи карман шире. Я пошел к ней. А ты и не пытайся меня остановить! — Он двинулся прочь от стойки. Голова шла кругом, как волчок.

— Слышишь, парень, — тихо сказал Майк, и в его тоне звучала ирония, — Дэйни не одна.

Но Кельвин уже шел за сцену, за черный занавес, к раздевалкам.

Третья дверь по коридору вела в комнату Дэйни. Уже собравшись постучать, Кельвин услышал сочный, раскатистый мужской смех и застыл, сжав руку в кулак.

— Кольцо с бриллиантом? — говорил мужчина. — Это правда? Ты не шутишь!

— Клянусь Богом, Макс! — отвечал голос Дэйни. Такой теплоты Кельвин никогда в нем не слышал. — На прошлой неделе этот старый хмырь подарил мне бриллиантовое кольцо! По-моему, когда-то он работал в Эн-Би-Си или Эй-Би-Си — в общем, в какой-то из этих «Си». Да ну, какая разница — теперь он все равно вышел в тираж. Так вот, знаешь, в чем он ложится в постель? В носках на подтяжках с резинками! Представляешь! Он клялся, что хочет на мне жениться. Наверное, не шутил — в ломбарде за это колечко дали шесть сотен.

— Да ну? Тогда где моя доля?

— Потом, малыш, потом. После работы буду у тебя, договорились? Если ты предложишь мне принять душ, то я может быть пущу тебя потереть мне спинку, а?

Наступило долгое молчание, и Кельвин услышал скрип собственных зубов.

— Конечно, детка, — наконец сказал Макс. — Какой ты сегодня хочешь, черный или красный?

В этот момент Кельвин готов был прошибить дверь головой, но вместо этого он повернулся и бросился бежать. В голове его назревало извержение вулкана. Он промчался через весь зал, мимо стойки, мимо Майка, за дверь, к своей машине.

«А я-то думал, что она меня любит! — бушевал он, с визгом тормозов выезжая со стоянки. — Подлая тварь! Она всю дорогу играла мной, держала за фраера!»

Стиснув рулевое колесо так, что суставы пальцев побелели, Кельвин втопил акселератор в пол.

К той минуте, как он заперся в своей квартире, включил приемник и рухнул на диван, вулкан уже взорвался, наполнив жилы кипящей лавой ненависти. «О, это сладкое слово — месть, — думал Кельвин. Боевой клич Сатаны теперь был клеймом выжжен в его душе. — Как же так произошло? — недоумевал он. — Отчего? Зачем? Почему я вечно оказываюсь ничтожным коротышкой?»

Он вдруг приподнял голову и поглядел на коробочку с гримом. Она опять была открыта, а серебряный скрюченный палец манил к себе.

— Ты приносишь мне несчастья! — заорал на нее Кельвин. Однако теперь он знал, что тут кроется нечто большее. Гораздо большее, чем просто плохая примета! Этот набор красок был странным, быть может, немного недобрым, но в них, в этих баночках, обитало могущество… возможно, и месть тоже.

«Нет! — сказал он себе. — Я больше никогда не воспользуюсь им. Куда у меня едет крыша, если я думаю, будто коробка с гримом даст мне желаемое? Или я становлюсь просто психом?» Он уставился на футляр расширившимися глазами.

Эта коробка была чем-то странным, жутким — товаром из волшебной лавки Люцифера. Но товар этот был вполне реален. Кельвин сознавал, что в заднем кармане брюк у него — свернутые в трубочку деньги, что рубашка его пробита пулями, а на теле ни царапины. «От черта ли этот ящик или от марсиан, — подумал он, — но он может дать мне то, чего я хочу».

Сунув руку в коробку, Кельвин наугад выбрал баночку. На ней стоял номер 13. С шумом втянув носом воздух, он, принюхавшись к крему, обнаружил, что тот пахнет грязным кирпичом, скользкими от дождя улицами, фонарями на китовом жиру… Он ткнул пальцем в густую красно-коричневую массу и на миг задержал на ней остановившийся взгляд. Запах этот не просто кружил голову, он еще и рождал… — бешенство!

Кельвин неторопливо размазал грим по щекам, втер его в лоб, в шею, в тело. В глазах его медленно разгоралась маниакальная решимость. Зачерпнув еще грима, он принялся втирать его в плечи, грудь, руки. Этот грим был жгучим, как безумная страсть, он рождал безумные фантазии и стремления.

Крышка коробки сама собою упала, и щелкнул вставший на место замок.

Кельвин с улыбкой поднялся и шагнул к буфету. Выдвинув ящик, он достал остро наточенный мясницкий нож. «Так, — с торжеством принятого решения подумал он. — Так, мисс Дэйни-Подстилка, никак, пришла пора и тебе получить по заслугам, а? Нельзя же допустить, чтоб дамочки вроде тебя шлялись по улицам, вихляя задницами, и, точно уличные торговки, старались всучить свой сладенький товар всякому, кто назначит цену повыше, а, голубушка? Не-ет, ежели мне дадут хоть словом обмолвиться на этот счет, я решительно против!»