Я, следователь.. - Вайнер Аркадий Александрович - Страница 22

• Предыдущая
• 22/39
• Следующая

Вот и сейчас я уже вроде точно знаю, что Сабуров продал машину в Ленинграде — а ГАИ утверждает, что не было этого; знаю, что Сабуров останавливался у тетки в Ленинграде — а Леонидов телеграфирует, что тетки в природе не существует и «тчк»; знаю, что Сабуров — обаятельный парень, а Женя Корецкий — убит!.. Внутренний голос начинает твердить мне, что без Сабурова здесь не обошлось.

Но чтобы не вводить свою замечательную интуицию в искушение, я предпочитаю надежную информацию. Мне нужно знать точно: кто он такой, этот Сабуров?..

Вечером заглянул Саша Савельев — уже в кепке, в плаще — собрался домой. Я сказал ему:

— Садись, Сашка, может быть, вместе чего-нибудь надумаем.

Видно, очень уж не хотелось ему торчать здесь еще неизвестно сколько. Но он браво тряхнул рыжим чубом.

— Давай. Может быть, надумаем. Мне эта работа непривычна, поэтому особенно приятна. Что-нибудь в стиле покойного В. Я. Кляцкина?

— Какого Кляцкина? — не понял я.

— Это сидел я как-то в одной веселой квартирке три дня. Да-а. В засаде, значит, сидел и помирал эти три дня от тоски, потому что во всем доме смог найти одну-единственную книжку — сборник шахматных этюдов. Ну, я и стал ее прорабатывать, хотя в шахматы играть не умею. Сплошь цифры и латинские буквы — ничего не понятно. И во всей этой абракадабре вдруг нахожу такую фразу: «Этот совершенный по своему остроумию и изяществу этюд решен в стиле покойного В. Я. Кляцкина». И — восклицательный знак после цифири. Вот тут меня охватила жуткая зависть к покойному В. Я. Кляцкину, который умел из одних цифр и букв составлять «совершенные по своему остроумию и изяществу этюды»…

…В начале восьмого пришла телеграмма из Тбилиси. Я прочитал ее и растерялся. У меня появилось такое ощущение, будто все вокруг меня стали говорить в десять раз быстрее обычного, и слова, события слились в какой-то мелькающий, бормочущий непонятный визг-вой. Я пытался остановить, затормозить их нелепый ненормальный бег, чтобы рассмотреть, понять, как-то объяснить.

…Телеграмма эта была словно опечатанный сургучом пакет. Там, за печатями, для меня была еще тайна, которая умрет сразу же, как только я сломаю эти хрупкие коричневые нашлепки. А может быть, тайна, и умерев, не скажет, почему Сабурова задержали в Риге? И почему не совпадают приметы? И кто такой Косов? И о чем он пишет Сабурову?.. Нераспечатанное письмо всегда наполнено большими ожиданиями…

— Ну, что ты? — недоуменно спросил Сашка, заглянув в телеграмму. — Подумаешь, приметы… Главное, что он нашелся, этот твой Сабуров! Пошлешь туда следственное поручение — пусть товарищи его допросят хорошенько…

— Да ты что, Савельев? — взвился я и покрутил пальцем около виска. — Совсем того? Кто же это может, не зная дела, его допрашивать? Его так там допросят…

В каком-то неистовом возбуждений я носился по кабинету, лихорадочно бормоча:

— Сабуров!.. Сабуров!.. Его я должен допрашивать сам!.. Так… Только так… Исключительно так!.. И никаких посредников! Жамэ, что означает черта с два, дорогой мой Савельев…

Девушка-стюардесса легко потрепала меня за плечо, и я, дернувшись спросонья, схватился за свой чемоданчик, который прижимал к стенке рукой и боком. Салон самолета был уже пуст.

— Просыпайтесь, товарищ, — сказала девушка. — Тбилиси.

— А я не спал, — сказал я неуверенно. Девушка усмехнулась:

— Я это заметила.

Мне стало неловко, и я сообщил доверительно:

— Совестно признаться, но это у меня от страха.

Стюардесса подняла палец и сказала тренированным «радиоголосом»:

— В автокатастрофах ежегодно погибает…

— Знаю, знаю, — перебил я. — В двенадцать раз больше… И еще — паровоз тоже может с рельсов свалиться… Я вот насчет того, чтобы без жертв совсем, пешком бы, а?

— Ну, попробуйте на обратном пути, — обиженно-лукаво сказала девушка.

— Если будет время… — и я засмеялся.

Я вышел на трап и стал спускаться. Неподалеку громадный автотягач с натужным ревом тащил к старту длинную серебристую рыбину самолета, и я было загляделся на эту мощную впечатляющую процессию, но траповодитель закричал мне снизу:

— Эй, пассажир дорогой, товарищ, пешком пойдешь или на трапе хочешь ехать, э?

Прыгая через ступеньку, я спустился на поле и направился к аэровокзалу.

Транспортный двор автокомбината был огромен. Такой же, наверное, как летное поле. Повсюду, увеличивая сходство, маневрировали огромные тяжеловозы, и в воздухе плавал неумолчный надсадный грохот, из рупоров неслись радиоуказания диспетчера, и для полноты картины, кажется, не хватало только самолетов.

Я остановил пробегавшего мимо меня шофера и спросил, где найти Сабурова. Шофер сразу указал на рослого человека в спецовке, который, держась правой рукой за руль гигантского трейлера, стоял на подножке кабины. Я направился к нему, напряженно вглядываясь в мощную кисть его руки, но пальцев, кроме большого, не было видно — ладонь плотно обхватила баранку руля.

Неожиданно трейлер окутался сизым облаком выхлопа и с ужасающим ревом начал двигаться задним ходом, с каждым мгновением набирая скорость. Описывая большую дугу, грузовик мчался к ровной шеренге таких же гигантов, выстроившихся у стены автобазы. Я со страхом втянул голову в плечи — столкновение было неизбежно. Но в последний момент трейлер аккуратно, как затвор в пистолет, влетел в крохотный промежуток между двумя машинами, еще раз окутался сизым дымом и затих. Сабуров соскочил с подножки.

"Вот он, «классный автомеханик Сабуров», — подумал я, вспомнив искаженное ужасом, бумажно-белое лицо Отари Абуладзе, мучительный визг колес вагонов метро за его окном, слова: «…этот обаятельный парень артистически водил машину…».

«Артист…» — пробормотал я и ощутил, как рубчатая насечка пистолетной рукоятки греет ладонь. «Артист»… Я подошел ближе и тихо окликнул:

— Сабуров!..

— …Мне это уже надоело, черт побери! Да, я Сабуров, Алексей Степанович! — Сабуров в ярости метался по тесной застекленной клетушке диспетчерской. — Я уже уплатил штраф! Так нет же: раз допрашивают, другой раз, третий… — Сабуров остановился и начал загибать пальцы на своей огромной руке. Сидя за столом, я еще раз внимательно посмотрел на его пальцы — все они были на месте.

— … Вы понимаете, что это не преступление! — продолжал кричать Сабуров. — Это нарушение, в худшем случае! И, может быть, не потерял я вовсе, а их украли!..

— Да вы успокойтесь.

— А чего мне успокаиваться! Один раз опозорили на весь автокомбинат, так нет — снова вызывают!.. А теперь вы явились…

• Предыдущая
• 22/39
• Следующая