Последняя семья - Миллер Джон Рэмси - Страница 4
- Предыдущая
- 4/96
- Следующая
– Мама? – ахнула Дорис. Ее мать перенесла удар, и давление у нее уже несколько месяцев скакало вниз-вверх, как на качелях.
Рейни сел на табурет и уставился в пол.
– О Господи, но не твоя же мать? – воскликнула Дорис.
Мать Рейни пребывала в добром здравии, но с кем еще могло случиться непоправимое? Отцов они оба похоронили давным-давно.
– Сядь, – сказал Рейни совершенно безжизненным голосом. Его плечи заходили ходуном, по щекам ручьем потекли слезы. Дорис положила руку мужу на плечо, погладила. Мышцы Рейни под ее рукой были напряжены, словно стальные канаты.
– Я не могу поверить... просто не знаю, как сказать...
– О чем сказать? Рейни, ты меня пугаешь!
– Джордж, – выдавил он между всхлипами и зарыдал в голос: – О Боже мой!
– Что с Джорджем?
– Погиб. Он...
Занавес, которым водка окутала сознание Дорис, сорвало, словно ураганом. Дорис завыла так пронзительно, что их сосед, отставной полицейский Тед Брум, в одной майке и боксерских трусах, но с пистолетом в руке, влетел в кухню и так резко затормозил, что линолеум заскрежетал под босыми пятками. На него глядели две пары глаз, ничего не видящие из-за слез.
– Простите, я думал, это насильник, – смущенно извинился Брум. Выглядел он ужасно нелепо – лицо как морда английского бульдога, грудь колесом, руки чересчур длинные, ноги чересчур тонкие, с безобразно выпирающими венами.
– Все в порядке, Рейни?
– Нет. Джорджа нет.
– В походе? Люди, он же вернется в воскресенье! Мальчику полезно немного проветриться.
– Он умер! – взвизгнула Дорис. – Они оба умерли!
Глаза Дорис закатились, и будто какой-то невидимый колдун выдернул скелет из ее тела. Брум бросился к ней, выронив пистолет. Рейни не шелохнулся, даже не поглядел в ее сторону. Он как будто не сознавал, что его жена лежит на полу в глубоком обмороке. Тед поднял Дорис, словно спящего ребенка; ее руки и ноги висели как плети. Брошенный пистолет валялся на сверкающе-белом кафельном полу, и Рейни завороженно уставился на него, будто ждал, что пистолет вот-вот завертится на месте, а из дула польется музыка.
– Положить ее на кушетку?
Рейни поднял голову и посмотрел на Теда затуманенными глазами.
– Наверное, лучше в постель.
– Может, позвонить доктору? – предложил Тед. – Или священнику?
– Она ходит к епископальному священнику. Ходжес его фамилия. – Рейни встал и уткнулся в окно. За окном, на ветке сидели две малиновки и наблюдали за ним, склонив головки набок и переступая лапками.
– В какой церкви он служит? – не отставал Тед.
– В какой-то... – безучастно произнес Рейни.
Птицы пытались решить, можно ли им подлететь за зерном, которое насыпала для них Дорис, или Рейни бросится на них сквозь стекло.
– Ты как, Рейни? То есть я хотел сказать, могу ли я что-нибудь для тебя сделать? Хоть что-нибудь?
– Я не...
– Что произошло?
– Произошло?
– С Джорджем?
– Убит.
– Убит? Но он же в походе – я сам видел, как он уходил!
Рейни повернулся лицом к старому полицейскому. Глаза Рейни были мокры от слез, но казались мертвыми, словно стеклянные.
– Я должен уехать, распорядиться по поводу моего мальчика. Он приедет... часа через два.
– Может, вам с Дорис лучше поехать вместе? Она же мать, она захочет...
– Джордж упал на скалы. Его собирали черпаками. Никто никогда больше не увидит нашего сына, потому что от него ничего не осталось. – Рейни зажмурил глаза. – Боже, как бы я хотел... не видеть этого. Господи Иисусе, кто же мог так поступить с моим мальчиком?
– Я позову сюда Мэри и поеду с тобой. Поведу машину.
– Останься здесь за меня. Я позвоню проповеднику из офиса. Мне нужно уйти. Я... я просто не могу оставаться сейчас здесь. Пожалуйста...
– О чем тут говорить, Рейни? Мы поможем всем, чем сумеем. Что за вонь? – Тед повернулся к плите, сунул руки в кухонные рукавицы и открыл дверцу духовки. Кухня тут же наполнилась едким дымом. Пока Тед извлекал из духовки обугленных рябчиков, Рейни встал и вышел.
Спецагент Рейни Ли барахтался в сновидении со стенами из яичного белка, занавесями из облаков. Бесплотный, словно колечко сигарного дыма, он выплыл из дома на вечерний воздух, «чероки» поглотил его невесомое тело, и... Рейни обнаружил, что стоит в вестибюле управления. Лифт выбросил его, словно Иону, на нужном этаже, и... он очнулся в кабинете со стаканом бурбона в руке. Рейни осознал, что взгляд его прикован к столу, точнее, к стоящей на нем фотографии в серебряной рамке. Две счастливые детские рожицы рядом с Дорис. Васильковые глаза и щербатая улыбка Элеонор; веснушчатая физиономия и лукавая усмешка Джорджа. Рейни казалось, что они вот-вот оживут. Он больше не плакал. Он достал из кобуры свой «смит-вессон», сунул ствол в рот и взвел курок. По языку растекся характерный привкус ружейного масла. Тут решимость покинула Рейни. Он привалился к спинке стула – живой и разочарованный. Положив пистолет на стол, выдвинул ящик и нашел в глубине за папками вторую пинту бурбона. Бутылка поможет ему набраться мужества. А там – короткая прогулка на крышу, минута под вечерним небом, и он уже среди звезд. Упиваясь этой мыслью, Рейни отвинтил пробку и наклонил бутылку над чашкой с надписью «Папина кофейная».
Глава 3
Тед Брум, отставной полицейский, одетый уже в свитер и слаксы, открыл входную дверь дома Ли перед представительным пожилым мужчиной в темно-синем блейзере и тенниске. Тед скользнул взглядом по стальным костылям и безупречно чистым бинтам на запястьях незнакомца. «Полиомиелит скорее всего», – отметил он про себя. Костыли, одно время явление весьма распространенное, теперь стали настоящей диковиной, и Тед не вспоминал о полиомиелите уже много лет, хотя в начале пятидесятых его племянник перенес это заболевание. На согнутых пальцах правой руки незнакомца, упирающейся в ручку костыля, висел докторский чемоданчик.
– Доктор Томас Эванс. Рейни просил меня взглянуть на Дорис.
– Проходите, – пригласил Тед. – Прошу вас.
Доктор вперевалку вошел за Тедом. Наконечники костылей тихонько поскрипывали в такт неловким, каким-то однобоким шагам старика. Тед открыл дверь спальни. Его жена Мэри сидела на кровати и держала рыдающую Дорис за руку. Прошло меньше получаса с тех пор, как Рейни уехал из дому.
– Том Эванс, – представился старик удивительно звучным голосом.
– Доктор Эванс, – пояснил Тед обеим женщинам.
– Меня прислал Рейни, – обратился доктор к Дорис.
– Где он? – спросила она дрожащим голосом. Дорис лежала на спине, закрыв лицо руками. Доктор присел на краешек кровати и приставил костыли к стене.
– Извините нас, пожалуйста, – сказал он, открывая чемоданчик. Когда он поднял голову, дверь за супругами уже закрылась.
Дорис смотрела на старика глазами испуганной лани. Доктор улыбнулся, его глаза за дымчатыми линзами ласково смотрели на застывшее от ужаса лицо. «Вытащите меня! Вытащите меня скорее из этого ада!»
Его лицо приблизилось. Дорис ощутила тепло его дыхания, мятный запах изо рта.
– Я понимаю, что вы сейчас испытываете, – сказал он. – Я сам когда-то потерял ребенка.
Дорис мертвой хваткой вцепилась в его запястье.
– Я хочу к нему, – прошептала она. – Я – его мать.
– Вы пили что-нибудь?
– Немного водки... раньше. – Дорис снова разрыдалась. Она знала, что пьянство – грех, и она – грешница. Из хаоса, царящего у нее в голове, внезапно выделилась мысль, что Господь, возможно, покарал ее и за этот грех среди множества других. Или Он наказывает Рейни за что-то такое, о чем она даже не догадывается. Может быть, Рейни проклял Бога?
– Ну, ну. – Престарелый врач взял шприц и наполнил его прозрачной жидкостью из ампулы. – Дорис, у вас есть на что-нибудь аллергия?
– Нет. Только на молочные продукты.
– Сейчас немного пощиплет, но этот препарат поможет вам продержаться ближайшие несколько часов. – Доктор воткнул иглу, но Дорис ничего не почувствовала. Что такое укол иглы по сравнению с переполнявшей ее нестерпимой болью? Дорис закрыла глаза.
- Предыдущая
- 4/96
- Следующая
