Мальчишки-ежики - Капица Петр Иосифович - Страница 25
- Предыдущая
- 25/64
- Следующая
Живнин со скучающим видом тут же на запруде составил короткий протокол о происшествии и попросил мельника подтвердить правильность изложенного. Лийв, нацепив на нос металлические очки, внимательно прочитал текст и словно нехотя поставил короткую подпись.
— Меня, наферное, пудут еще фызывать милиция?
— Навряд ли, — успокоил его Живнин. — Дело ясное: человек был пьян. Мало ли что взбредет мальчишкам…
— Да, да, спасыпо, — поблагодарил мельник. — Может, фы зайдете на чашевку кофе?
— С удовольствием, но, к сожалению, спешу.
Попрощавшись, Николай усадил на коня Ромку и вместе с ним двинулся в город.
— Почему вы его не арестовали? — по пути спросил Ромка.
— Рано. Он нам еще понадобится. Пусть все остается как было. А где сейчас твоя мачеха?
— На рынке. Где же ей быть?
— Мельник, наверное, сегодня же на тебя пожалуется, — предупредил Николай. — Сумеешь вытерпеть побои и не сказать того, что знаем мы с тобой?
— Сумею, — пообещал Ромка. — Я лишь про рыбалку расскажу. Она знает, что мы с Веней пошли.
Потом Николай стал интересоваться, как внешне выглядели приезжие парни, их лошадь, двуколка. И тут Ромка, вспомнив про «лимонку», решил предупредить агента.
— У них оружие есть, — сказал он. — В двуколке под сеном Нико две гранаты видел. Одну взял и сапожнику отдал.
— Ах, вот он чем запруду взламывал! — буркнул Николай. — Теперь все ясно. Значит, тех парней голыми руками не возьмешь.
— Ни-ни, — подтвердил Ромка. — У них, наверное, пистолеты и обрезы есть.
Но про свой монтекристо он не упомянул.
Вскоре на дороге показались двое мальчишек. Шлепая босыми ногами по размолотой колесами пыли, они бежали плечо в плечо, как марафонцы, и громко сопели носами. Это были братья Зарухно.
— Стоп! — крикнул им Ромка. — Вы куда?
— Здравствуйте, Николай Викторович! — в один голос приветствовали братья Живнина. И лишь затем Нико удостоил Ромку ответом:
— Мы за тобой заходили. А ты укатил и про рыбу, наверное, забыл?
— Ой, правда! — спохватился Ромка.
— Всегда так — только о себе думаешь, а рыба протухает.
— Да я не виноват…
— Ладно, ребята, довольно ссориться, — прервал их Живнин. — У меня к вам дело. Раз вы идете к запруде, то поглядите, что делает мельник. Только незаметно, как полагается разведчикам. К запруде подходите не по дороге, а вдоль речки, кустарниками. Уйдите, когда у водослива появится рыбак со складной бамбуковой удочкой.
— Можно и мне с ними? — спросил Ромка.
— Валяй, — разрешил Николай. — Только не показывайся больше Ян Янычу, все дело испортишь.
Рома соскользнул с коня и присоединился к братьям Зарухно, а Живнин поскакал дальше.
Дойдя до поворота на мельницу, мальчишки сошли с дороги, перешли вброд речку и меж кустов стали пробираться к запруде.
В самых густых зарослях они наткнулись на двух стреноженных лошадей, пасшихся на небольшой полянке. Одна из них была каурая, другая — пегая. На каурой обычно разъезжал мельник. Откуда же взялась пегая?
— Это та, рыночная! — стал уверять Гурко. — У ней тоже один глаз был в белом пятне, другой — в черном. Где-нибудь и двуколка спрятана.
Но ни двуколки, ни ее следов мальчишки нигде не нашли.
У водослива Гурко вытащил из кустов спрятанный кузовок. Рыба, уложенная на осоку, выглядела свежей, но в дневной жаре могла испортиться.
— Надо потроха вытащить и головы отрезать, — сказал Нико. — Вот тебе, Ромка, нож. Займись чисткой, только не мочи рыбу. А мы проберемся к огороду мельника и поглядим, что он делает.
Братья Зарухно ушли, а Ромка занялся неприятным делом: соскоблив чешую, вспарывал ножом рыбьи животы, вытаскивал неприятно пахнувшие внутренности и отрезал головы. Откуда-то налетели синие мухи. Они садились на грязные руки, словно куры, копались в потрохах. От них приходилось укрывать рыбу крапивой и отбиваться веткой.
Когда неочищенной рыбы оставалось немного, появился Нико.
— Мельник только что из дому выкатился, — сказал он. — Гурко пойдет сзади, узнает, куда этот кабан направился.
Нико помог Ромке дочистить рыбу, уложить в кузовок и прикрыть лопухами. Потом они вдвоем спустились к речке, вымыли руки и, раздевшись догола, выкупались.
В это время на запруде появился человек в потрепанной соломенной шляпе. Усевшись на мостик у водослива, он стал разматывать леску на складной бамбуковой удочке.
— Агент, — шепнул Нико. — Теперь нам можно уходить. Надо только предупредить его.
Нико подошел к удильщику и спросил:
— Вы Николая Викторовича знаете?
— Угу, — буркнул тот, не поднимая головы.
— Мельника сейчас нет дома, — продолжал Нико. — В кустах пасутся две лошади. Пегая — чужая, у Ян Яныча такой не было.
— Ясно, — чуть слышно ответил удильщик. — А вы уходите, нечего тут крутиться.
Подхватив кузовок, мальчишки кустами вышли на дорогу и направились к дому Громачевых.
У калитки их встретил встревоженный Димка.
— К нам мельник приходил, — шепотом, как величайший секрет, сообщил он. — Анну Антоновну спрашивал. Я ему не сказал, что она на рынке.
— Он и без тебя знает, — нахмурясь, ответил Ромка. — Видно, фискалить пошел.
— Ты куда-нибудь смотайся, чтоб под горячую руку не попасть, — посоветовал Нико.
— Домой-то все равно вернешься, — обреченно сказал Ромка. — Анна не простит.
— Хочешь, я тебе всю рыбу оставлю? — предложил Нико. — Знаешь, как это на хозяек действует?
— Нет, не надо, — запротестовал Ромка. — Отдай только мою долю.
Выложив на крыльцо чуть не половину рыбы, Нико ушел. А Дима, видя потускневшие глаза брата, без лишних разговоров разогрел на примусе суп, вытащил на стол хлеб, миски, ложки.
Ромка, хотя был голоден, все же обедал без всякого аппетита и не без тоски соображал: не надеть ли ему на себя побольше одежек для смягчения ударов ремня? Соседские мальчишки советовали во время порки орать во все горло, тогда не так чувствительны удары. Но он помнил: крик Анну еще больше злит. Значит, лучше молчать и напрягать все мышцы. Когда мускулы твердеют — боль остается на поверхности, не проникает внутрь.
Анна пришла с рынка раньше обычного. По розовым пятнам, выступившим на ее лице и шее, мальчишки поняли, что она явно не в духе. Бросив корзинку и сумку в сенях, мачеха скинула с себя рыночную одежду и, как бы готовясь к стирке, надела старенький легкий сарафан. Потом она прошла к забору, отломала длинную верхушку желтой акации и, очистив ее от мелких веток и листьев, вернулась в комнату с довольно толстым хлыстом.
Ромка с Димкой, наблюдавшие за ней, уселись за книги и сделали вид, что они весь день были такими паиньками.
— А ну-ка, Димка, проваливай отсюда! — сказала Анна. — Мне надо с Ромкой поговорить.
В нетерпении мачеха не стала ждать, когда Димка уберет книги на место. Схватив мальчишку за плечо, она грубо вытолкала его за дверь. Затем, щелкнув хлыстом по столу, приступила к допросу:
— Ты почему мне ничего не сказал про Веню-сапожника и побежал в милицию?.. Кто тебе позволил ездить с агентом и возводить на Ян Яныча напраслину?
— А зачем он Веню столкнул? — буркнул Ромка.
— Ян Яныч столкнул? — возмутилась Анна. — Ты это и агенту сказал?
— А что же, я врать буду?
— Он еще оправдывается! Ах ты, гадина паршивая! Да без Ян Яныча мы бы с голоду сдохли. Тебе бы ему руки целовать, а не выдумывать черт знает что!.. На первый раз я только одну шкуру с тебя спущу…
И она принялась хлестать по худым мальчишеским плечам узластым и колючим хлыстом. Ромка, сжавшись в комок, из всех сил напрягал мышцы. Все же жгучая боль словно кипятком обжигала его.
— Вот тебе… Вот тебе, подлец! — распаляя себя при каждом ударе, выкрикивала Анна. — За старое… и за новое… На! На!..
Не слыша воплей и мольбы о пощаде, мачеха била по голове, икрам, локтям…
Ромка, не в силах терпеть боль, расслабил мышцы и, дав волю слезам, закричал:
— Сама подлая, не смей драться… не смей!
- Предыдущая
- 25/64
- Следующая
