Мальчик со шпагой (сборник) - Крапивин Владислав Петрович - Страница 10
- Предыдущая
- 10/147
- Следующая
— Понятно. Это тот гражданин, с которым ты беседовал, когда я подходил к станции?
— Тот самый…
— Так… Значит, можно почитать письмо?
— Читайте, пожалуйста.
Алексей Борисович вынул из конверта большой коричневатый лист в крупную клетку. И удивленно глянул на Серёжу.
— А где ты взял такую бумагу?
— Да в лагере ее сколько угодно. Это такие конторские книги, мы из них отрядные дневники делали. А что?
— Да так, любопытно…
И он стал читать.
Серёжа придвинулся и тоже стал перечитывать знакомые строчки.
Здравствуйте, папа,
тетя Галя и Маринка!
У меня все в порядке. Здоровье хорошее. Один раз ногу подвернул на футболе, но уже прошло. Недавно мы ходили в поход с палатками. Только ночевать не стали, потому что вожатая испугалась грозы. А еще будет военная игра. Но знаешь, папа, если по правде писать, то мне здесь не нравится. Сначала понравилось, потому что был один хороший вожатый и костры были. Но он уехал. Теперь скучно. Хотел я подружиться с ребятами, только пока не получается. Я один раз сказку рассказал, чтобы интереснее было. А они смеются теперь. Знаешь, папа, лучше бы ты приехал за мной. Лучше бы мы с тобой и Наташкой поехали на рыбалку, а то все только собираемся и собираемся. И никак не получается, чтобы вместе. А здесь даже и не порыбачишь. Одному на речку не дают нос сунуть, а когда целая толпа, то тут уж не до рыбалки. Даже и не искупаешься как следует, потому что только залезешь и уже велят обратно.
Ты не думай, что я жалуюсь. Если надо, я проживу всю смену. Но ты ведь просил писать честно, вот я и пишу честно. Лучше бы ты приехал за мной. Здесь знаешь почему плохо? Потому что каждый день одно и то же! А если плохо, то зачем?
Но если ты не можешь, не приезжай.
Тетя Галя, можно, я сменяю свои польские штаны на трехцветный фонарик? Они мне все равно велики и сваливаются, а тому мальчику, у которого фонарик, они как раз.
Пусть Маринка не лазит в мой ящик без спросу, а то у меня там пистоны и острый циркуль с иголками.
До свиданья.
Ваш Серёжа.
Письмо было написано на развернутом листе, вырванном из конторской книги. Одна половинка листа осталась чистой.
— Можно, я возьму эту бумагу? — спросил Алексей Борисович. — Здесь ничего не написано.
— Возьмите, конечно!.. А зачем?
— Да так, пригодится. В морской бой можно поиграть, тут клетки подходящие. До поезда все равно еще много времени. Ты умеешь играть в морской бой?
Серёжа снисходительно усмехнулся.
— Ну и отлично! — Алексей Борисович аккуратно оторвал листок, а письмо отдал Серёже.
— А вы… — нерешительно сказал Серёжа. — Вы ведь сейчас прочитали. Как вы думаете, что в нем… такого?
— "Такого" ничего.
Серёжа сунул письмо в конверт, а конверт — в карман своих просторных брюк. Алексей Борисович глянул мельком и спросил:
— Не успел поменять штаны на фонарик?
— Не успел, — вздохнул Серёжа. — Да тетя Галя, наверно, и не разрешила бы.
— А тетя Галя… она кто? Твоя тетя?
Серёжа просто сказал:
— Она — папина жена. Мама у меня умерла.
— Извини, брат. Перестарался я со своим любопытством.
— Ну, а что ж такого, — спокойно откликнулся Серёжа. — Конечно, непонятно: папа и тетя Галя… — И вдруг спросил: — А вы были в Сибири?
— Был.
— Мама в Сибири умерла. Поехала в командировку к геологам и простудилась. Быстрая какая-то простуда. Врач на вертолете прилетел, да уж поздно… Алексей Борисович! — Серёжа глянул так, будто очень о чем-то просил. — Это шесть лет назад было. Может, вы встречали маму?
Алексей Борисович покачал головой.
— Нет, малыш. Не хочу я тебя обманывать, не встречал. Я бы запомнил такую фамилию.
— А у мамы другая фамилия — Ласкина.
— Нет, Серёжа. Не знаю… Сибирь громадная. Где это было?
— Где нефть. Под Сургутом.
— В тех краях я бывал. Да разве всех запомнишь? Может быть, и встречались когда-нибудь.
Почти шепотом Серёжа сказал:
— А у меня карточка есть. Хотите, покажу?
— Покажи, конечно.
Из нагрудного кармана курточки Серёжа достал блокнотик и вынул из него фотографию. Она была размером с карманное зеркальце.
Алексей Борисович положил снимок на ладонь. Посмотрел полминуты и снова покачал головой:
— Нет, Серёжа. Я запомнил бы… Красивая у тебя мама. И молодая совсем.
Серёжа кивнул:
— Двадцать четыре года. Я ее хорошо помню, хотя мне всего пять лет было.
— И карточка всегда с тобой?
— Всегда.
Он вложил снимок между страничками и спрятал блокнот в карман.
Морской бой — игра нехитрая, но тоже требует умения. Алексей Борисович один раз уже потерпел полный разгром и теперь слегка нервничал.
— Не понимаю, как ты ухитряешься? По теории вероятности шансы у нас должны быть примерно равные… Слушай, а ты не подсмотрел?
— Да честное пионерское! Просто у меня особый способ… Дэ-один…
— А, вот тебе и способ! Промазал! Жэ-семь.
— Мимо. Е-три.
— Тьфу, черт! Угробил канонерку. Бей еще… Ты что, Серёжа?
А Серёже сразу стало не до канонерок. Он увидел, как на дороге затормозил лагерный "газик". И от машины к станции шагал по заросшей тропинке сам Тихон Михайлович Совков.
— Ну вот, — тоскливо сказал Серёжа. — Директор приехал.
Алексей Борисович быстро оглянулся.
— Ишь ты, — непонятно сказал он.
Серёжа сидел сощурившись и сжав губы.
— Начнется теперь все снова, — шепотом сказал он.
— М-да… — неопределенно откликнулся Алексей Борисович.
Серёжа думал, что он заступится, а он "м-да".
Серёжа резко сказал:
— В лагерь я все равно не поеду.
— Смотри. Это в конце концов твое дело.
— Не поеду я! — повторил Серёжа.
Алексей Борисович вдруг улыбнулся.
— Ну а если не поедешь, тогда зачем нервничать? Давай играть дальше. Посмотрим, что будет.
И было вот что.
Начальник лагеря подошел и остановился, выжидающе глядя на Серёжу.
— Вэ-один, — напряженным голосом сказал Серёжа.
— Может быть, Каховский, ты обратишь на меня внимание? — спросил Тихон Михайлович.
— Я обратил, — сказал Серёжа. — Вэ-четыре, Алексей Борисович.
— Может, ты хотя бы поздороваешься? — спросил директор.
— Здравствуйте… Мимо, Алексей Борисович. Вэ-шесть…
— Вляпал, — с сожалением сказал Алексей Борисович. — В подводную лодку. Ловко у тебя получается.
— У меня способ. Нащупывание огнем…
— Гражданин, я, кажется, разговариваю с мальчиком, — с достоинством произнес товарищ Совков. — Я просил бы не мешать.
Алексей Борисович поднял на него добрые свои зеленоватые глаза.
— Разве я мешаю? Бог с вами. Мне показалось, что мальчик сам… э-э… не очень охотно общается с вами.
— Этот мальчик сбежал из лагеря! — возмущенно известил директор. — Вам это известно?
Услышав слово "сбежал", Серёжа шевельнул плечом, но промолчал.
— Мне Серёжа изложил, так сказать, ситуацию, — откликнулся Алексей Борисович. — В общих чертах. Правда, не совсем так, как вы. Он сказал, что не сбежал, а ушел из лагеря. В соответствии с вашим распоряжением. Кажется, вы не сошлись во взглядах на тайну переписки? Кстати, охраняемую законом.
— При чем здесь закон? Вы что, угрожаете мне?
— Ну, что вы, товарищ начальник лагеря! — с мягким упреком воскликнул Алексей Борисович. — Ну чем я вам угрожаю, посудите сами? Разве я похож на человека, который может угрожать?
— Тогда почему вы вмешиваетесь? Собственно, кто вы такой?
— Да я и не вмешиваюсь. Я, простите, отвечаю на ваши вопросы. Кто я такой? Серёжин попутчик, вместе ждем, когда поезд придет… А вообще-то, Тихон Михайлович, я думал, что вы меня не забыли еще. Мы с вами как-то разбирали один сложный вопрос с выгрузкой овощей из вагонов. Помните? По правде говоря, я не думал, что после этой истории вы займете пост начальника пионерского лагеря. Тем более что дети чем-то отличаются от овощей.
- Предыдущая
- 10/147
- Следующая
