Сказки о рыбаках и рыбках (сборник) - Крапивин Владислав Петрович - Страница 21
- Предыдущая
- 21/135
- Следующая
Здесь, однако, терпеливые и добродушные соловьевские власти проявили решительность. Жители Лугового — тоже. Улыбчивым чиновникам из параллельного пространства предложено было идти обратно с миром, после чего туннель надежно перекрыли и открывали только с особого разрешения районного Отдела по контактам и Научного совета станции. Мало того, объявлено было даже, что и визиты на Якорное поле нежелательны. Дорогу туда и до той поры знал не всякий: локальный барьер пространства — штука хитрая. А теперь энергостанция добавила к нему искусственную силовую блокаду.
Но все это мало касалось Филиппа, Лис, ее одноклассника Рэма и нескольких других юных жителей Лугового, для кого Якорное поле было любимым местом. И локальный барьер, и блокада оказались для них не прочнее мыльной пленки. Взрослым приходилось смотреть на это сквозь пальцы. А что оставалось делать?
Сотрудники станции пытались, правда, обследовать ребят: откуда у этих мальчишек и этой девчонки такой дар природы? На каких частотах система их биополей входит в резонанс с окружающим энергополем? Но приборы не показывали никаких отклонений, сами же ребята лишь пожимали плечами: «Не знаем, как это получается…» А Филипп с самодовольной ноткой разъяснил:
— Потому что мы Пограничники!
— Но ведь пограничники охраняют границы, а вы их, наоборот…
— Ага, — нахально сказал он. А потом, когда на него наклеивали датчики, заорал, что боится щекотки, и удрал.
А от Ежики отступились, когда он побледнел, покрылся капельками и сказал, что, как только начинает про такое думать, ему видится летящий на него поезд…
В общем, странно все это было. Но, с другой стороны, жителей Соловьевского района странности не удивляли. Такое уж, видать, это было место. С давних пор творилось тут всякое. То обнаруживался на местных лугах невесть откуда взявшийся табун золотистых низкорослых лошадок с гривами до копыт и очень умными глазами; то шлепался на болото крупный летательный аппарат с иллюминаторами по поясу и люди из него — с продолговатыми глазами, оливковой кожей и странным акцентом — скупали в раймаге неходовой консервированный напиток «Фрукты-ягоды»; то ясным утром, без намека на дождик, возникало в небе чудное переплетение десятка радуг…
Газеты о таких штуках писали неохотно или не писали вовсе. Потому что, если нельзя что-нибудь объяснить и нельзя доказать, что это «что-нибудь» не бывает, остается одно — не упоминать совсем. Мол, и так люди привыкнут. И привыкли. К разговорам о туннеле и к тому, что время в Соловьях ежегодно отстает от столичного на шестнадцать с половиной минут, что при цветении черемухи здесь никогда не бывает холодов; и к тому, что во время ярмарки появляются иногда люди с нездешним говором, в странных одеждах и с чудными товарами…
Семейство Кукушкиных двигалось по дороге неторопливо: у бабушки побаливала спина. Филипп шел впереди, но тоже не спешил. Иногда его обгоняли знакомые ребята, в том числе и одноклассники. Они отпускали шуточки по поводу наряда. Естественно, из зависти. Филипп не реагировал.
Потом Филипп увидел, что сбоку пылит рясой по асфальту священник Стародубской церкви. Моложавый, с соломенной бородкой, в модных квадратных очках и твердой шляпе из синтетической соломки.
— Здрасте, дядя Дима! — независимо сказал Филипп.
— Приветствую… О-о! Ты будешь украшением ярмарки… Здравствуйте. — Отец Дмитрий раскланялся и со всеми Кукушкиными. — Софья Митрофановна, как ваша поясница?
— Грехи наши…
— Грехи грехами, а к доктору Платонову зашли бы все-таки. И пояс игольчатый рекомендую…
— Дмитрий Игоревич, я записала вас к протезисту на среду, — сказала мама. Она работала медсестрой в зубоврачебном кабинете. — Раньше никак… Филипп занесет талон. Все равно ведь не сегодня-завтра побежит к вам, не удержится.
— Благодарствую…
— Наверно, надоел он, — неловко сказала мама. — То и дело торчит у вас…
— Помилуйте! У нас обоюдный интерес. Просто других партнеров такого уровня нет в округе… Да вы не волнуйтесь, Екатерина Михайловна, разговоров на религиозные темы у нас не бывает. Стихийный атеизм этого отрока настолько неколебим, что перед ним бессильна была бы целая духовная академия. У нас один с ним общий интерес — игра…
— Филя у нас голова, — сказал отец. — Он меня в шахматы общелкивает за дважды два.
— Все бы ему игра, — вздохнула мама. — Да еще лазать куда не следует…
2
Именно стремление Филиппа лазать куда не следует было причиной знакомства его с отцом Дмитрием. В конце прошлого лета настоятель Стародубской церкви застал юного Кукушкина в своем саду сидящим в развилке яблони и дерзко жующим налитой «танькин мячик» — местный знаменитый сорт. Несколько других «мячиков» незваный гость держал в подоле майки.
— Спускайся, дитя мое, — суховато пригласил владелец сада. — Побеседуем, так сказать, на одном уровне.
Филипп счел ниже своего достоинства трусливо отсиживаться. Сбросил в траву яблоки и слез. И ощутил на своем запястье прочные пальцы настоятеля.
— Чадо, — ласковым баском вопросил отец Дмитрий, — ведома ли тебе древняя заповедь, Божья и человеческая, которая гласит: не укради?
Вырываться без надежды на успех было глупо и стыдно. Реветь — тоже стыдно. И главное, преждевременно. Филипп глотнул разжеванный кусок, потом сказал сумрачно и с вызовом:
— Подумаешь, три яблочка…
— Сын мой, — усмехнулся в бородку отец Дмитрий. — Бывало, что и одно яблочко, не вовремя сорванное, меняло судьбы миров и народов. Например, яблоко познания, коим сатана в образе змия искусил Еву… Слыхал?
— Слыхал… Это поповские сказки, — заявил Филипп. Он тут же струхнул от собственной дерзости, но принципы надо было отстаивать.
— Отчего же обязательно сказки? — Голубые глазки отца Дмитрия за квадратными стеклами заблестели от любопытства.
Филипп зажал в себе робость и заявил:
— Потому что никакого Бога нет.
— Да? — Отец Дмитрий словно обрадовался чему-то. — Но не Он ли предал тебя в мои руки, дабы возымела место справедливость?
— Не он… Просто я зазевался.
— Ну что ж… — Отец Дмитрий погрустнел. — Оставим тогда богословскую тематику и займемся грешной земной проблемой: что с тобой делать. А?
В тоне священника Филипп уловил какой-то нехороший намек и на всякий случай смирил гордыню:
— Я больше не буду…
— Да? — Бородка подозрительно зашевелилась. Не поймешь: смех в ней или еще что. — Но хотелось бы знать: искренне твое раскаяние или вызвано лишь страхом возмездия?
— Чего-чего? — стыдливо бормотнул Филипп.
— Я к тому, что мне надо решить: в соответствии с какими строками Писания поступить с тобой. Много в нем сказано о милосердии и прощении грехов своим ближним, но есть и такое поучение: «Урок же ему — урок. Лоза же ему — лоза»… Знаешь, что такое лоза?
Филипп догадывался. И понимал, что это гораздо неприятнее, чем пыльный чехол от Лизаветиного зонтика.
— Не-е… — выдавил он.
— Что «не»? Не лоза?
— Не имеете права, — угрюмо заявил Филипп.
— Это отчего же? Если сказано в Писании, что…
— А оно тоже… неправильное! Раз Бога нет, значит, и оно…
— Дитя мое, — назидательно произнес отец Дмитрий. — Для тебя оно неправильное, а для меня истинно. Ведь не я у тебя, а ты у меня… гм, в гостях. В чужой монастырь со своим уставом, как известно, не лезут… даже через забор. А посему — пойдем…
Зареветь было самое время. Филипп так бы и поступил, если бы имел дело с простым хозяином сада. Но отец Дмитрий был как бы идейный противник, и остатки гордости удержали Филиппа от унизительных воплей. Слабо упираясь, он семенил за настоятелем.
Тот привел пленника в комнату с узким, защищенным витой решеткой окном, сказал: «Посиди, чадо» — и удалился, шурша одеянием. Щелкнул замок. Филипп беспомощно переступил босыми ногами и стал озираться.
Было сумрачно, тлел в углу огонек лампады, и темнели неразличимые лики в искрящихся золотистых обрамлениях. Могучие кожаные книги стояли на полках аж до самого потолка. На покрытом бархатной скатертью столе рядом с магнитофоном «Феникс» дрыхнул серый сытый кот. На подоконнике стоял берестяной туесок с черникой и какая-то странная штука — клетка из тонких проволочных решеток с множеством разноцветных шариков. Створки окна были распахнуты, но решетка начисто исключала возможность бегства.
- Предыдущая
- 21/135
- Следующая
