Портфель капитана Румба (сборник) - Крапивин Владислав Петрович - Страница 27
- Предыдущая
- 27/134
- Следующая
Все чаще стали попадаться парусники и пароходы. Но теперь они, конечно, были не нужны нашим путешественникам. Яхта «Фигурелла» курсом крутой бакштаг мчалась со скоростью пятнадцать узлов к восточному берегу Австралии.
По всем расчетам в Сиднее должны были оказаться через неделю.
Было на «Фигурелле» тесновато, но Гвоздик все же отыскал себе уединенный уголок — недалеко от носа яхты, между стенкой передней рубки и основанием бушприта, у толстых бухт запасного троса, закрепленных на палубе.
Гвоздик часто сидел в этом своем закутке. Смотрел на выгнутые ветром стаксель и кливер — парусина была то неподвижной, то по ней пробегала чуть заметная живая дрожь. А еще он смотрел в зеленые изломы океанской глубины, где проносились темные тела рыб и порой гнались за яхтой коварные акулы. Иногда наблюдал, как отлетают от борта крылья воды. Или как повисает над мачтой распластанный в небе альбатрос.
Но чаще всего Гвоздик не просто так сидел здесь. Он был занят работой: чистил закопченные пуговицы. Коллекция была свалена в парусиновое ведро. Гвоздик брал почерневшую пуговицу, натирал ее до блеска суконкой и прятал в портфель Румба. Работа была не скучная. Во-первых, интересно было разглядывать изображения на пуговицах. Во-вторых, никто не мешал при этом думать о самых разных вещах.
И Гвоздик думал. О том, как вернутся они домой, как будет напечатана дядюшкина книга, как выкупят обратно «Долбленую тыкву»… А можно «Тыкву» не выкупать (дядя Ю говорит, что не следует ловить за хвост прошлое), а купить, если хватит денег, небольшой пароход. Назвать его «Капитан Румб», поставить у причала в гавани Гульстауна и на нем устроить гостиницу для моряков. И новую таверну! И выставку с пуговицами и портретом! И с портфелем капитана Румба, и с бочонком, в котором этот портфель был спрятан, и с мортирой, которая спасла путешественников от пиратов. И со всякими морскими редкостями… Пусть будет плавучий музей!
Тетушка Тонга ведала бы на пароходе хозяйством, а дядюшка Юферс командовал бы кухней и встречал гостей. И пароход «Капитан Румб» прославился бы на все моря и океаны!
Однажды Гвоздик поделился своими планами с дядюшкой, и папаша Юферс их весьма одобрил. И все остальные тоже одобрили. Каждый добавлял к этим планам что-то свое.
Решили, что, когда надоест Гульстаун, можно будет отдавать швартовы и отправляться в путешествие. Гвоздику, когда он поступит в морское училище, не придется хлопотать, чтобы каждое лето наниматься практикантом на какое-нибудь судно. Матросскую и штурманскую практику он сможет проходить на своем любимом пароходе…
И конечно, «Капитан Румб» время от времени будет заходить на Нукануку, чтобы тетушка Тонга могла побывать на родине, а Гвоздик повидаться с барабанщиком Туги, с храбрым Утути-Коа, с Цыцей-игой и другими друзьями. И с его величеством Катикали Четвертым.
В общем, будущее складывалось так замечательно, что Гвоздик начинал даже бояться, как Макарони: не сглазить бы! Он даже незаметно плевал через левое плечо и, чтобы притормозить радужные мечты, начинал вспоминать события суровые и печальные: бурю, сгоревшего «Дюка», нападение пиратов… А как там господин Шпицназе? Доплыл куда-нибудь на своем ялике? Или его подобрал в океане какой-нибудь корабль? Или… Нет, не хочется думать про такое. Конечно, он порядочный негодяй, сыщик Нус, но все-таки…
Решив, что о грустном он поразмышлял достаточно, Гвоздик опять начинал вспоминать хорошее. Например, футбольную игру на Нукануке. А сам тер, тер пуговицу за пуговицей…
Вот так сидел он однажды, слушал бурление воды за бортом и работал суконкой. Пуговица попалась большая, с непонятным узором, похожим на арабскую вязь. Гвоздик надраил ее уже до чистого блеска, полюбовался, провел суконкой по меди еще раз и отшатнулся к рубке от упругого толчка воздуха.
Казалось, рядом лопнул большой резиновый пузырь. Воздух в этом пузыре был теплый, пахнущий имбирем и корицей — словно распахнули духовку и вынули только что испекшийся душистый кекс. Гвоздик зажмурился от неожиданности. Раскрыл глаза и рядом с бухтой троса увидел… существо.
Ни на кого не похожее!
Это был шар величиной с большой арбуз. На верхней половине его располагалось румяное лицо: голубые, сидящие близко друг к другу глазки, вздернутый нос и капризный красный ротик. По сторонам от глаз торчали мясистые розовые уши. Нижнюю часть шара обтягивало черное сукно с костяными пуговицами спереди. Внизу сукно вытягивалось в дудки, под которыми блестели похожие на черные стручки башмаки…
Но я сейчас описываю незнакомца неторопливо и упорядоченно. А если говорить о первом впечатлении Гвоздика, то ему прежде всего бросился в глаза цилиндр! Высоченная черно-блестящая шляпа, какие носят министры и дипломаты.
Были у существа и руки. Они росли прямо из-под ушей. Голые, тонкие, с редкими волосками, но с твердыми белыми манжетками на запястьях.
Левой рукой шар приподнял цилиндр и, глядя на Гвоздика, сказал скрипучим голоском:
— Позвольте представиться. Джон Кукунда, эсквайр.
— Здрасте… — робко отозвался Гвоздик. — Простите, я не понял…
— Что ты не понял? — спросил странный Джон Кукунда с ноткой раздражения.
— Я не понял, кто вы… Почему эсквайр?
— Ну… — Кукунда, кажется, слегка смутился. — Мне казалось, что так принято представляться в Европе. Кажется, в стране, которая сейчас называется Англия…
«Это сон, — подумал Гвоздик. — Видимо, я задремал тут на солнышке. Надо не удивляться, а продолжить разговор…»
— Эсквайр — это ведь дворянское звание, — вежливо сказал он. — Значит, вы дворянин?
— Гм… А почему бы мне и не быть дворянином? — Маленький нос Кукунды горделиво покраснел, а глазки заблестели. — По крайней мере, мой род и я сам древнее любого короля!
— Да? — осторожно отозвался Гвоздик.
— Ты сомневаешься? — подозрительно спросил Джон Кукунда, эсквайр.
— Нет, что вы! Я просто удивился: откуда вы здесь появились? По-моему, раньше вас на яхте не было…
— Ты все еще ничего не понял?! — капризно изумился Кукунда. — Из этой вот штуки, конечно! — Он протянул длинный палец к пуговице в ладони Гвоздика.
— Ты тер, тер ее, и в конце концов я не выдержал, — раздраженно сказал Кукунда. — Да и что поделаешь, если должность такая… — Он, помогая себе руками (которые доставали до палубы), подковылял к бухте троса, сел у нее и растопырил ноги в лаковых башмачках.
— А! — обрадовался Гвоздик. — Я понял! Пуговица арабская, вы жили в ней, как в лампе Аладдина! Значит, вы джинн!
Кукунда поморщился.
— Ну, джинн… Можно и так сказать. Это название появилось в Аравии в эпоху зарождения мусульманства. Но вообще-то мы древнее самых древних цивилизаций. В каменном веке нас называли «угу». Потому что более сложные слова люди тогда еще не придумали… Признаться, я предпочитаю именно это название, хотя оно и простовато на первый взгляд…
— Но… вы все-таки, значит, как те самые… из «Тысячи и одной ночи»?
Кукунда опять поморщился.
— Ты, как все люди, слишком упрощенно мыслишь… Ну, ладно, пусть оттуда, если тебе хочется… Именно в ту пору мы стали популярны, но тогда же появился и этот дурацкий обычай: загонять нас то в лампу, то в кувшин, то в пуговицу. Конечно, с одной стороны это разумно — металлическая оболочка позволяет сохранять энергию практически без потерь. Но попробуй посидеть несколько столетий в такой тесноте!
— А… как же вы оказались в этой пуговице? — осторожно поинтересовался Гвоздик.
— Ну, это длинная история, — неохотно сказал Кукунда. — Честно говоря, сам напросился, надоело болтаться без работы. Не думал, что застряну в этой штуке надолго… Пуговица в свое время принадлежала знаменитому алжирскому пирату Барбароссе, потом кочевала с халата на халат, с мундира на мундир. Последним из ее хозяев был неудачливый турецкий адмирал Ахмет Капудан-паша… И никто из этих бестолковых мореплавателей не догадался потереть пуговицу и вызвать меня на помощь. Не знали, какое счастье с ними рядом, невежды!
- Предыдущая
- 27/134
- Следующая
