Танго под палящим солнцем. Ее звали Лиза (сборник) - Арсеньева Елена - Страница 9
- Предыдущая
- 9/125
- Следующая
— Нічого собі, — сказал он, выслушав торопливый шепоток своего подчиненного и переведя взгляд рыжеватых глаз (даже они были в масть!) на Алёну. — Мене цікавить, громадянка, як вам на ім’я та нащо ви сюди прийшли. Та що ви робили минулой нічью.
Минулой нічью?!
— Do you speak Russian? — спросила Алёна. — Or, may be, English? Or French?
— Ви чужоземка? — растерянно спросил рыжий майор.
— Да, — ответила Алёна. — Чужоземка. Я русская. Украинский понимаю с трудом, а говорить на нем вообще не умею. Поэтому или вы говорите по-русски, или перейдите на английский или французский, или вызовите переводчика, пожалуйста.
— Переводчика позвать? — ухмыльнулся рыжий, обнажая в улыбке зубы, которые были мелкими и острыми, как у хорька. — Вы, я вижу, любите шутить шутки и играть с огнем?
— И в мыслях не было, — пожала плечами Алёна.
Да, если этот рыжий хорек в майорском звании в нее всерьез вцепится…
— Меня зовут Алёна Дмитриева, — сказала она смиренно, — я пришла в музей и никак не могла добиться ответа на вопрос, почему он закрыт, и когда я говорила об этом с дежурным, меня вдруг схватили и притащили сюда вот эти двое э-э… — Она по укоренившейся привычке хотела сказать «господ», но жизненный опыт показывал, что иные люди воспринимают это слово как оскорбление. Назвать одесских ментов товарищами как-то язык не поворачивался. — Эти двое сотрудников милиции. При этом они не потрудились поставить меня в известность о причине задержания. Могу ли я осведомиться, чем вызвала такую бурную реакцию правоохранительных органов?
Вообще наша героиня в совершенстве владела всеми пластами великого и могучего, в том числе — и занудными канцелярскими оборотами.
— Алёна Дмитриева… — задумчиво повторил майор, игнорируя ее вопрос. — Вы из откуда к нам в Одессу прибыли?
— Из… Нижнего Горького, — ответила Алёна после некоторой заминки, во время которой она проглотила попавшую в рот смешинку.
— Понятно… А в Одессе где проживаете?
— В гостинице «Дерибас».
— Понятно. Хорошая гостиница! — кивнул майор. — Станете утверждать, будто ночь там провели?
— Стану, тем более, что это правда.
— И в каком номере?
— В пятнадцатом.
— А если я позвоню в гостиницу и уточню? — спросил майор с откровенной ухмылкой.
— Да ради бога, — позволила себе ухмыльнуться и Алёна.
Майор сказал что-то по-украински. Дословно переводить Алёна не взялась бы, но поняла, что майор посылал своего подчиненного сходить к директору музея и поискать у нее телефонный справочник.
Она усмехнулась и достала гостиничную визитку:
— Прошу вас.
— Дякую, — рассеянно отозвался майор, но тотчас спохватился: — Спасибо.
И достал из кармана мобильник.
Последовал короткий, быстрый разговор, после которого майор с ледяной улыбкой посмотрел на Алёну и с расстановкой сказал:
— Так вот что, гражданочка. Никакая Алёна Дмитриева в этом отеле не проживает. Так что уточните все же, где вы проводили ночь, а главное, откуда вам известно про совершенное преступление?
Воронцовы были не слишком-то заметной семьей в истории России до ночи 25 ноября 1741 года, когда цесаревна Елизавета Петровна, дочь Петра Великого, вдруг спохватилась, что и лучшие годы ее уходят попусту, и жизнь в любую минуту может оборваться произволом немцев, захвативших престол. В ту ночь сама Елизавета, друг ее граф Михаил Воронцов да лекарь Арман Лесток отправились в казармы Преображенского полка, откуда вышли окруженные гвардейцами и отправились брать Зимний. С тех пор, как потомки Романовых вновь укрепились на российском престоле, Воронцовы бывали, как правило, обласканы властью и занимали самые высокие государственные должности. Один из них, тоже Михаил Семенович, при Николае Первом стал наместником Кавказа, а женат он был… о, женат он был на женщине совершенно легендарной — на Елизавете Ксаверьевне Браницкой, внучатой племяннице Георгия Потемкина-Таврического, ставшей в замужестве, естественно, Воронцовой и прославленной своей красотой, умом, но главное — пылкой любовью, которую некогда питал к ней сам Пушкин.
Воронцовы пришли в ужас, когда единственный их сын Семен, надежда и отрада родителей, вдруг сообщил о намерении жениться… на ком?! На бывшей фаворитке Великого князя Александра, на вдове с ребенком, прижитым невесть от кого, на женщине, отвергнутой подчиненным князя Воронцова, Барятинским! На даме, за которой, подобно испачканному шлейфу платья, влачились слухи и сплетни, сплетни и слухи…
Воронцовы сказали решительное «нет».
Мария Васильевна узнала об их отказе перед тем, как ее карета остановилась около умирающей гречанки.
Госпожа Столыпина находилась в самом безнадежном настроении. Она знала, насколько предан Семен Михайлович отцу и как обожает мать. При том, что этот двадцатишестилетний молодой человек служил на Кавказе, принимал участие в операциях против горцев и в 1846 году за отличие в Даргинском походе был произведен в титулярные советники с пожалованием звания камер-юнкера, он был удивительно послушным сыном. И Мария знала: несмотря на всю возвышенную любовь к ней князя Семена, воля Елизаветы Ксаверьевны все перевесит. Но ведь умирающая пообещала, что происки старухи будут бессильны…
Но что еще говорила гречанка? О каком-то перстне?
Мария Васильевна раздвинула тряпье, прикрывавшее детское тельце, и увидела, что на шею спящей девочки надет шнурок, к которому привязан массивный перстень.
Хм… а ведь это золото! Продав его, гречанка, быть может, спасла бы себе жизнь. Топорная работа, такой на бал не наденешь. Да он и великоват будет для тонких, изящных пальцев Марии Васильевны. А какой странный камень вставлен в оправу! Нет, он не драгоценный. Какой-то тусклый, серый, непрозрачный, с желтыми пятнами… Да еще исчерчен черными полосами, которые образуют что-то вроде креста.
Воистину странный камень! Невзрачный, конечно, но есть в нем какое-то очарование. Чем дольше на него смотришь, тем сильнее он привлекает.
Мария Васильевна осторожно сняла с шеи девочки шнурок и распутала узел. Потом надела перстень на средний палец правой руки. Ну, здесь он кое-как держится. А все же это очень красивая и необычная вещь! В нем есть что-то загадочное… он подобен тайной страсти, когда все самое яркое скрыто от посторонних глаз и известно только двоим…
Тайная страсть!
Мария Васильевна вздрогнула и в изумлении посмотрела на камень. Сейчас ей казалось это настолько очевидным, что можно было только диву даваться, как она сама не додумалась… она, опытная женщина, которая, кажется, знала о страсти все…
Вот что она может противопоставить деспотизму материнской любви княгини Воронцовой! Страсть, которую молодой князь Семен будет испытывать к своей обожаемой Мари!
О господи, да у нее разум помутился, что ли? Что это она вдруг взялась строить из себя недотрогу?! Да молодого Воронцова дрожь бьет, даже если он просто касается руки Мари, а уж когда обнимает ее в танце, — похож на безумного… что же будет с ним, если…
— Что прикажете с девчоночкой делать, ваше сиятельство? — вторгся в мысли голос лакея.
— Снеси в людскую. Скажи, что я велела найти ей кормилицу. Потом отдам в какую-нибудь семью. Может быть, к грекам… ты говоришь, знаешь кого-то из них?
— Господи Иисусе! — возбужденно воскликнул малый. — Не далее как третьего дня слышал, мол, очень горюет один из них — грек откуда-то из Малороссии, а может, из Новороссии, — что не дал Бог ему детей. Уж не предложить ли ему девчонку? Небось счастлив будет!
— А как этот грек в Петербурге оказался?
— У него брат тут жил, болел, да помер. Этот грек и приехал последний долг отдать… Дать знать ему о девчоночке, а, ваша милость?!
Мария Васильевна посмотрела на мертвое лицо гречанки. Умиротворение и довольство отражалось в чертах. Все волнения жизни покинули несчастную. Теперь она воистину упокоилась… А может быть, она слышала этот разговор?
— Вот и придумали, — сказала ей Мария Васильевна. — Я не отступлюсь от своего слова. — Она повернулась к лакею: — Найди этого грека и приведи ко мне. Но сначала нужно отыскать кормилицу для малышки.
- Предыдущая
- 9/125
- Следующая
