Философия - Цуканов Андрей Олегович - Страница 39

Что же до отношения «реальных вещей», то Юм в общем-то не отвергал их, он только говорил о том, что здесь мы входим в несколько иную область знания. Например, мы вроде бы можем с полной уверенностью утверждать, что «завтра взойдет солнце». Эта уверенность зиждется на том, что уже многомного дней мы наблюдаем одно и то же — утром всходит солнце. Но, спрашивал Юм, кто может доказать, что ложным является обратное утверждение — «солнце завтра не взойдет». Ведь это утверждение столь же понятно и столь же непротиворечиво, как и первое. И кто может дать гарантии, что в некий «энный» раз солнце обязательно взойдет? Таким образом, знать что-то наверняка о происходящем в «реальном мире» мы можем только после того, как это «что-то» уже имеет место быть.

Скептическому анализу Юм подверг и такую идею-фикс философии Нового времени, как понятие причинности: «Все наши заключения относительно причин и действий основаны исключительно на привычке». «После» еще не означает «потому» — так сформулировал свое отношение к идее причинности Юм. Например, небо закрыли тучи и пошел дождь. По привычке можно сказать, что дождь пошел из-за того, что небо закрыли тучи. Но, как писал Юм, «разум не сможет даже при помощи самого тщательного поиска и исследования» найти для этого следствия истинную причину.

Скепсис Юма был направлен против развившегося в ту эпоху представления о неограниченных возможностях человеческого разума. В том числе, Юм отвергал и все попытки доказательства существования Бога, основанные на разуме. Он подверг сомнению мысль Декарта о существовании самооснов-ного, то есть основанного на себе самом, человеческого Я. Юм считал, что человека не существует без его ощущений, и, таким образом, человек неотделим от мира, который он воспринимает.

Скепсис Юма стал своего рода первым «ушатом холодной воды», вылитым на горячие головы ученых Нового времени, решивших, что теперь дело лишь за поступательным и методическим познанием тайн природы. Последние, правда, почти не обратили на это внимания — за исключением Иммануила Канта, заинтересовавшегося проблемой априорного, то есть доопытного, знания.

ЗОЛОТОЕ ВРЕМЯ ДОБРЫХ ДИКАРЕЙ

О значении этого мыслителя эпохи Просвещения очень хорошо написал другой крупный философ, но уже XX века, Бертран Рассел: «Значение Руссо проистекает главным образом из его призыва к сердцу и к тому, что в его время было названо "чувствительностью". Он является отцом движения романтизма».

Жизнь Жана Жака Руссо (1712—1778 гг.) была трудна и запутанна. Он родился в Женеве (Швейцария). Его отец одновременно был и часовых дел мастером, и учителем танцев.

В 12 лет Руссо по воле родителей был вынужден оставить школу и пойти в подмастерья учиться ремеслу, которое вскоре всей душой возненавидел. В 16 лет без гроша в кармане он сбежал в маленькое европейское королевство Савойю, где перешел в католичество.

После обращения он поступил в лакеи к одной знатной даме, потом жил как бродяга, странствующий и существующий на случайные заработки. Лишь через несколько лет ему повезло — он попал в секретари к французскому посланнику в Венеции маркизу Монтэгю. Работу свою Руссо выполнял исправно, но вот денег за нее от маркиза не получил. И здесь проявился «боевой» характер будущего философа. Он отправился в Париж и там, несмотря на многочисленные трудности, все же добился выплаты причитавшегося ему жалованья.

Там же в Париже и зажглась философская звезда Руссо. В 1750 году Дижонская академия объявила конкурс на премию за лучшее сочинение по весьма знаменательной для того времени теме: «Принесли ли науки и искусства пользу человечеству?» Руссо написал сочинение «О влиянии наук на нравы» , в котором буквально камня на камне не оставил ни от науки, ни от искусства, ни, естественно, от европейской цивилизации, которую эти науки и искусства создали. И победил, тут же попав в разряд известных мыслителей Франции.

Главным объектом критики Руссо избрал проблему искусственных потребностей. Руссо как бы бросил взгляд на далекое прошлое человечества. Когда человек был «дикарем», он жил естественно, у него не было понятий «богатства» и «бедности», «государства» и прочих условностей, к которым его привело развитие цивилизации. Его потребности были естественны, он был свободен от ненужных для естественной жизни потребностей. Теперь же, когда созданы «искусственные потребности», человек, вместо того чтобы просто «быть» таким как он есть, стремится «казаться» иным, неестественным.

Причину разрушения «естественого» первобытного общества Руссо видел в появлении частной собственности, которая стала причиной едва ли не всех войн и преступлений в истории человечества. Впрочем, имущественное расслоение Руссо считал лишь первой ступенью неравенства. Вторая ступень — образование государства — определила неравенство между властвующими и подвластными. Третья ступень появляется с перерождением законной власти в деспотию: «Если раньше народ был обманут государством и законами, то деспот обманывает и народ, и законы». В последнем случае, по мнению Руссо, все люди становятся равны в своем бесправии и получают право на восстание против тирана: таково было руссоистское обоснование законности революции, разразившейся во Франции в 1789 году. Эти мысли философ изложил в трактате «О происхождении и причинах неравенства между людьми».

В другой значительной, работе — «Об общественном договоре» — Руссо выдвинул идею «народного государства», которым правит «объединенный народ» и которое не предусматривает никаких законов и гарантий, ведь невозможно, считал Руссо, чтобы «тело желало вредить всем своим членам». В таком государстве правят сложные взаимоотношения между «общей волей» (воля народа как целого) и «волей всех» (совокупность индивидуальных воль).

В конце жизни Руссо тяжело заболел, у него была мания преследования. Он умер в 1778 г. в Лондоне.

НЕМЕЦКАЯ КЛАССИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ

Немецкая классическая философия — особое явление в истории европейской мысли. По масштабности и глубине затронутых в ней проблем ее можно сравнить только с греческой классической философией. Пять философов: Кант, Гердер, Фихте, Шеллинг и Гегель сделали попытку создать всеобъемлющие философские системы, охватывающие проблемы Бога и человека, познания, соотношения материального и идеального, добра и зла, а также эстетические теории и гипотезы об историческом развитии всего человечества. Они как бы подводили итог тем теориям и предположениям, которые выработало Новое время.

Первым выступил Иммануил Кант, затронувший в своей знаменитой «Критике чистого разума» проблему границ человеческого познания. Кант считал, что достоверному, научному человеческому познанию подвластна лишь ограниченная область реальности, в которую не входят, например, Бог, душа и мир в его целокупности. И все же, полагал философ, в человеке всегда живет важнейшее стремление к ощущению высших сущностей бытия — Бога, свободной воли, бессмертной души. Это стремление Кант назвал категорическим императивом, который проявляет себя в конкретной практической жизни индивидуума.

Своего рода переходными — от Канта к Гегелю — можно назвать философские системы Иоганна Готлиба Фихте (1762—1814) и Фридриха Вильгельма Йозефа Шеллинга (1775—1854).

Когда Фихте в 1791 г. опубликовал анонимно свой трактат «Опыт практики всякого откровения», то читатели сочли, что автором такой блестящей работы не может быть никто другой, как сам великий Кант. В результате Канту пришлось вмешаться и восстановить справедливость — Фихте в одночасье стал знаменитостью.

Основной вопрос, который задавал себе Фихте — может ли все-таки человеческий разум проникнуть в тайну бытия или нет? Для того чтобы разобраться в этом, Фихте условно разделил человеческое сознание на три «Я».