Жизнь термитов - Метерлинк Морис - Страница 2

• Предыдущая
• 2/19
• Следующая

Эта литература, хотя она и не идет в сравнение с той, что посвящена перепончатокрылым, тем не менее позволяет определить важнейшие черты политической, экономической и социальной организации или, иными словами, той судьбы, которая, возможно, предвосхищает, судя по тому, куда мы движемся, и, если мы не начнем действовать, пока не будет слишком поздно, судьбу, ожидающую нас. Может быть, мы найдем в ней какие-то интересные указания и полезные уроки. Я повторяю, что в настоящее время на Земле нет живого существа, включая пчел и муравьев, которое было бы одновременно настолько далеко и близко к нам, так нищенски, так восхитительно и так по-братски человечно.

Наши утописты ищут на границах, где угасает воображение, образцы обществ будущего, в то время как у нас под носом есть общества, возможно, такие же фантастические, такие же неправдоподобные и, — кто знает! — такие же пророческие, как те, что мы могли бы найти на Марсе, Венере или Юпитере.

В отличие от пчелы и муравья, термит — не перепончатокрылое. Его научная классификация вызывает затруднения и, похоже, еще не установлена ne varietur[1]; обычно его относят к роду прямокрылых или прямокрылообразных, сетчатокрылых или псевдосетчатокрылых, трибе Corrodants. На самом же деле они образуют отдельный отряд — Isoptera. Некоторые энтомологи, по причине их общественных инстинктов, охотно относят их к перепончатокрылым.

Большие термиты обитают исключительно в жарких, тропических или субтропических, странах. Мы уже говорили, что, вопреки названию, термит редко бывает белым. Скорее он принимает приблизительный цвет той земли, которую населяет. Его размер у различных видов колеблется от 3 до 10 или 12 миллиметров, следовательно, иногда он достигает размера наших маленьких домашних пчел. Насекомое (по меньшей мере в основной части популяции, поскольку, как мы увидим далее, оно отличается невероятным полиморфизмом) более или менее похоже на довольно плохо сложенного муравья с вытянутым, мягким, как у личинки, брюшком, пересеченным поперечными бороздками.

Мы увидим также, что не многих существ природа так плохо вооружила для борьбы за существование. У него нет ни пчелиного жала, ни замечательной хитиновой брони муравья — его самого непримиримого врага. Как правило, у него нет крыльев; но если даже он ими обладает, то они, словно бы в насмешку, даются ему лишь для того, чтобы долететь до гекатомбы. Он тяжел, неповоротлив и не может избежать опасности бегством. Столь же уязвимый, как червь, он беззащитен перед всеми, кто в мире птиц, рептилий и насекомых жаден до его сочной плоти. Он способен выжить только лишь в экваториальных районах и, — фатальное противоречие! — погибает, как только попадает под солнечные лучи. Он сильно нуждается во влаге и почти всегда вынужден жить в странах, где семь-восемь месяцев с неба не падает ни капли. Одним словом, почти так же, как к человеку, природа проявила по отношению к нему несправедливость, недоброжелательство, иронию, своенравие, непоследовательность или коварство. Однако он может так же хорошо, как человек, а иногда и лучше него извлекать пользу из единственного преимущества, которое забывчивой, любопытной или попросту равнодушной мачехе вздумалось ему оставить: той маленькой невидимой силы, которую у него мы называем инстинктом, а у самих себя, неизвестно, почему, — разумом. С помощью этой маленькой силы, у которой нет даже четко определенного названия, он научился видоизменяться и создавать оружие, которым овладел ничуть не более спонтанно, чем мы — своим, научился укрепляться, становиться непобедимым, поддерживать в городах необходимые ему температуру и влажность, обеспечивать будущее, размножаться до бесконечности и постепенно становиться самым стойким, самым обосновавшимся и самым грозным оккупантом и завоевателем земного шара.

Вот почему мне не кажется праздным интерес к этому часто неприятному, но порой восхитительному насекомому — единственному из всех известных нам живых существ, что сумело от убожества, равного нашему, подняться до цивилизации, в некотором отношении не уступающей той, что достигнута нами сегодня.

Всего насчитывается от тысячи двухсот до полутора тысяч видов термитов. Самые известные среди них — Termes Bellicosus, строящий огромные холмики, Nemorosus Lucifugus, появившийся в Европе, Incertus Vulgaris, Coptotermes, Bornensis и Mangensis, эти солдаты со спринцовками, Rhinotermes, Termes Planus, Tenuis, Malayanus, Viator, один из редких видов, живущий иногда под открытым небом и длинными шеренгами пересекающий джунгли, при этом солдаты прикрывают с флангов рабочих-носильщиков, Termes Longipes, Foraminifer, Sulphureus, Gestroi, сознательно нападающий на живые деревья и воины которого свирепы, Termes Carbonarius, чьи солдаты издают весьма своеобразный, ритмичный, таинственный стук, к которому мы еще вернемся, Termes Latericus, Lacessitus, Dives, Gilvus, Azarelii, Translucens, Speciosus, Comis, Laticornis, Brevicornis, Fuscipennis, Atripennis, Ovipennis, Regularis, Inanis, Latifrons, Filicornis и Sordidus, обитающие на острове Борнео, Laborator с Малакки, Capritermes, жвалы которого похожи на козлиные рога, раздвигаются, словно пружины, и отбрасывают насекомое на двадцать-тридцать сантиметров, Termopsis и Calotermes, самые отсталые; и сотни других, перечисление которых было бы слишком утомительным.

Добавим, что наблюдения за повадками этого экзотического и неуловимого насекомого новы и неполны, что многие вопросы в них остаются неясными и что термитник полон тайн.

В самом деле, помимо того, что он обитает в странах, где натуралистов гораздо меньше, чем в Европе, термит не является или по крайней мере не являлся, пока им не заинтересовались американцы, лабораторным насекомым, и его почти невозможно изучать в ульях или стеклянных ящиках, изготавливаемых для пчел и муравьев. У великих мирмекологов — Форелей, Шарлей Жане, Лаббоков, Васманнов, Корне и многих других — не было возможности им заняться. Если он и проникает в кабинет энтомолога, то обычно лишь затем, чтобы его разрушить. С другой стороны, разрушение термитника — дело не из простых и не из приятных. Венчающие его башенки сделаны из такого прочного цемента, что о него выщербляется сталь топора, и приходится взрывать их с помощью пороха. Часто туземцы, из страха или суеверия, отказываются помогать исследователю, который, как рассказывает Дувиль о своем путешествии в Конго, вынужден облачаться в кожу и надевать маску, чтобы избежать укусов тысяч воинов, мгновенно облепливающих его и уже не отпускающих. Когда же термитник наконец раскрыт, то он представляет лишь зрелище великого и грозного столпотворения, а отнюдь не секреты повседневной жизни. Кроме того, несмотря на все наши старания, нам никогда не добраться до последних подземных логовищ, уходящих на несколько метров в глубину.

Существует, правда, порода европейских термитов, очень маленьких и, вероятно, выродившихся, которых французский энтомолог Шарль Леспэ добросовестно изучил семьдесят лет назад. Их довольно легко спутать с муравьями, хотя они белого цвета с легким янтарным, почти прозрачным оттенком. Они обитают на Сицилии, в частности в районе Катании, и, главным образом, в ландах в окрестностях Бордо, где живут в старых сосновых пнях. В отличие от своих сородичей из жарких стран, они крайне редко проникают в дома и не наносят большого ущерба. По размеру они не больше маленького муравья, хрупки, невзрачны, немногочисленны, безвредны и почти беззащитны. Это «бедные родственники» вида, возможно, заблудшие и ослабленные потомки Lucifugus, о которых пойдет речь дальше. Во всяком случае, они могут дать нам лишь приблизительное представление о нравах и организации огромных тропических республик.

• Предыдущая
• 2/19
• Следующая