Солнечные дети тёмной планеты - Лавров Владимир - Страница 26
- Предыдущая
- 26/91
- Следующая
Нам тоже стало ненадолго грустно, но вокруг были весёлые друзья, впереди было большое приключение, и вскоре мы забыли о печали.
— И это вы называете дорогой? И этих вы называете скакунами? — ворчал пёсик Петя, глядя на то, как воины втаскивают повозки на трехметровый скальный уступ, а скакуны с разбега, хлопая крыльями, вскакивают на него.
— А кто же это, если не скакуны? — удивилась Найва.
— Больше всего они похожи на куриц, только ощипанных, — продолжал ворчать Петя, — а такого, чтобы дорога шла-шла и упиралась в трехметровую скалу — такого я вообще нигде не видел.
Тут уже я удивился:
— А что же, прорубать скалу?
— А что сложного? Пятеро мужчин у вас железными молотами вырубают пещеру три на пять за три часа. Такой проход они проделают часов за пять. Ленится ваше начальство просто.
Мне пришлось признать правоту Пети:
— Наверное, ты прав. Но таких стен на пути ещё два десятка, а нашим людям и так есть, чем заняться, и железа мало. Кроме того, лёгкие повозки поднять — три секунды. Смотри: воины их подняли быстрее, чем мы на стену зашли пешком!
Петя посмотрел и крякнул, как утка. Дело в том, что переход через скальные преграды отработан нашими воинами в совершенстве: скакунов распрягают одним движением рычага, четверо воинов взлетают на скалу по специально укреплённым верёвочным перилам, остальные подают тросы повозок. Умные дрессированные скакуны вспрыгивают на преграду и сами встают под упряжь, которая крепится обратным движением рычага. В итоге повозки готовы к движению раньше, чем мы добираемся по боковым ступеням.
Поездка до промежуточной пещеры оказалась спокойной и весёлой. Один раз нас немного напугали хищные ящеры, но они промелькнули в отдалении и больше не показывались. Мы даже не стали карабкаться на деревья. Ближе к полудню нас облетела пара гарпий — разведчиков. Увидев шестерых мужчин, вооруженных тяжелыми самострелами, они потеряли к нам интерес и отправились искать более доступную добычу. На середине пути мы встретились с группой из Макланты, она состояла из четырнадцати детей и восьми охранников. Они приветствовали нас весёлым визгом. Свою половину пути они тоже одолели без происшествий.
Ночь в пещере Отдохновения Странствующих была очень весёлой: мы пекли на костре картошку, поджаривали хлеб и копчёное мясо, веселились и дурачились. Эта пещера была намного глубже, чем пещера Последнего Приюта, и имела двойные ворота. Легли спать намного позже, чем дома. Начальнику конвоя пришлось на нас немного прикрикнуть, чтобы загнать в спальные мешки. На следующий день вскоре после полудня мы въезжали в пещеру соседей.
Эта пещера была больше, и земли вокруг неё были намного изобильнее наших приморских. Мало того, здесь большинство использовавшихся земель находились на высоком естественном скальном плато, отвесные стены которого препятствовали проникновению крупных хищников. Зато моря здесь не было. Если у нас всегда можно было залезть в ванную и открыть кран, чтобы получить подогретую морскую воду в любых количествах (её грели и нагнетали действующие от волн насосы), то здесь разрешалось только немного побрызгать на себя водой. Воду племя брало из глубинных колодцев, и её было немного.
Тётя Агелая приняла нас ласково. Она говорила, что видела нас совсем маленькими, но мы этого не помнили. Нас познакомили с группой детей, с которыми мы будем работать на полях с завтрашнего дня. На обед дали гороховую кашу. Вечером был маленький праздник, на котором пели и танцевали, в основном местные. Найва тоже в ответ станцевала, но без Макуны и без соответствующей музыки она смотрелась не так великолепно, как дома. Кое-кто из наших спел. Меня немного удивило то, что на праздничном ужине не было общего угощения — каждый ел только то, что принёс с собою. На ужин тётя Агелая опять дала нам гороховую кашу, что было серьёзным нарушением правил безопасности. Зато мы получили в своё распоряжение огромную пещеру, в которой было целых шесть коек — ниш! Тётя Агелая сказала, что раньше здесь жили её родители и дедушка с бабушкой.
— А почему горох на ночь запрещён? — удивился вечером Петя.
— Капуста, фасоль и горох на ночь запрещены. От них много пукаешь.
— Ну и что?
— Бывали случаи, когда вентиляция не срабатывала и люди задыхались в своих газах насмерть. Поэтому на ночь либо яблоки, либо каши.
— Как у вас всё сложно, — проворчал Петя.
Гороховую кашу мы получили и на утро. Мама наказывала нам не капризничать, поэтому мы не протестовали, но горох начинал надоедать.
Дети в нашей группе подобрались неплохие, весёлые, изо всей группы противными были только двое. Путь до поля мы проделали, непрерывно шутя и смеясь. Уборка картошки — не та операция, от которой хочется смеяться, уже через пару часов у нас ныли спины и болели ноги. Но это была привычная, знакомая работа, такая же, как и дома, и это немного успокаивало. Дети и здесь любили играть в игру «Угадай кто кинул в тебя сгнившей картофелиной». Но мы тоже играли в эти игры, мы были не слабы, и счёт в итоге оказался равным. На местных произвело впечатление то, что мы не кинулись хныкать или жаловаться взрослым. К концу дня мы стали почти своими.
Удивило то, что на полях почти не было взрослых. И это в период уборки, когда многие растения перезревают! У нас в это время на поля выходят все, кто стоит на ногах. Здесь же за весь день я увидел всего несколько человек, по большей части — охранников, которые страховали нас от гарпий и драконов. Огромные поля с осыпающимися злаками и перезревшими овощами стояли неубранными. Поскольку сидеть на одной гороховой каше нам не хотелось, мы припрятали пару картофелин.
Вечером я спросил об этом тётю. Тётя Агелая довольно сердито сказала:
— Дело в том, что у нас самое лучшее в мире государство. Мы получаем за работу деньги, но всё произведенное сдаём на склад, откуда покупаем на заработанные деньги. Тонкость в том, что если я буду работать весь день носительнецей опахала над тем, кто носит опахало над тем, кто носит опахало над Великим Государственником, то получу две деньги, если буду работать охранником на складе или надсмотрщиком на поле — то три деньги, а если буду работать в поле — то только одну деньгу. Поэтому все работают носителями опахал, поварами, постельничими, одевателями тапочек и так далее Великого Государственника, а в поле работают только дети.
— А что же вы будете есть? — удивилась Найва.
— То, что само в руки упадёт и что проще всего собрать. Гороховую кашу, бананы и картошку.
Увидев наши картофелины, тётя Агелая чуть не умерла от страха:
— Что вы, больше ничего не берите! Наказание за любое воровство — смерть. У нас самое справедливое государство и самая совершенная система наказаний. Четверть народа работает судьями и наказывателями.
— А орехи за оградой можно собирать, охотиться? — спросил я.
— Можно. Только на входе в пещеру охранники возьмут налог за истощение природных ресурсов — половину для государства, а потом себе, сколько посчитают нужным. Некоторые семьи, у которых мужчины сильные и ловкие, только так и выживают.
— А инструменты делать, продавать можно?
— Можно. Только налог такой же. Половина.
— То есть получается, что работает только половина людей, а остальные налоги собирают? — сообразила Найва. У неё всегда было хорошо с математикой.
— Больше. Не работают больше. Тем, кто работают на полях, платят настолько мало, что не работающих на полях гораздо больше. У нас самая лучшая и самая справедливая в мире государственная система с самым точным контролем произведенного. Никто ничего не украдёт. В ней привольно живут те, кто этого достоин. Те, кто служат Великому Государственнику, который всё это придумал.
— Выкинуть надо вашу систему, — сказала Найва.
— А за такие слова у нас убивают. — сказала тётя Агелая, — И ещё. Если не хотите есть только гороховую кашу, сходите за ограду. Мне со склада выдали на ваш прокорм только горох, а своих запасов у меня нет.
- Предыдущая
- 26/91
- Следующая
