Ужас в Белом Доме - Мэрфи Уоррен - Страница 5
- Предыдущая
- 5/38
- Следующая
А значит, к этому мигу следует быть готовым... И у самой мостовой замедлить падение.
Само падение от этого не станет медленнее — ведь и мячи, которые пасовали великому бейсболисту Теду Уильямсу, не летели медленнее, чем обычно. Но Уильямс, говорят, был способен различать швы на летящем к нему мяче — и тот словно сам ложился на его биту.
Так и Римо — много лет назад тоже носивший фамилию Уильямс, не будучи, правда, при этом родственником великого игрока — обладал способностью опережать скорость физических тел быстротой мозга — самого мощного, но наименее используемого из человеческих органов. Восемь процентов — выше этого показателя редко кто из представителей «гомо сапиенс» утруждал свой мозг, постепенно превращавшийся в некий рудиментарный придаток.
Если бы в один прекрасный момент люди поняли, какими свойствами обладает их мозг, весь мир стал бы для них подобием этого тротуара, на который мягко, на полусогнутых ногах спрыгнул Римо, вытянув перед собой руки. Беззвучно, не ощутив даже прикосновения — одно лишь скользящее движение, и... и все. В следующий миг Римо уже выпрямился, и, шагнув влево, бросил по сторонам быстрый взгляд. Саламандер-стрит, Лос-Анджелес. На улице пусто — раннее утро.
Подобрав два выпавших из кармана двадцатипятицентовика, Римо снова огляделся. Бесполезно — в такое время на улицах черных кварталов нет ни души; можешь сколько угодно планировать с балконов на мостовую — никто не выскочит на улицу и не примется орать: «Глядите, глядите все, что этот малый там делает!»
Для своих шести футов роста Римо, смуглый брюнет с высокими скулами и холодновато-внимательным взглядом темных глаз, был даже чересчур худощав — и только широкие запястья указывали на то, что тело его отнюдь не было комом вянущей плоти, что в среде его собратьев по полу стало, увы, обычным явлением.
Правда, некоторые из этих его собратьев тоже пробовали себя в прыжках с высоты — с помощью тросов, пенопластовых блоков и громадных надувных матрасов, благодаря которым их хрупкие тела не разбивались вдребезги при падении; не будучи способным спасли себя сам, человек поручил это материалу.
Пользоваться внутренними органами они тоже не умели — у большинства из них кишечник и печень работали независимо друг от друга, находясь словно в разных мирах. А уж что они ели для восстановления энергии и как дышали — слава Богу, что хотя бы навыки работы клеточной системы ими еще не были утрачены. Иначе вряд ли кто-либо из них дожил бы до двадцати.
Обернувшись и задрав голову, Римо снова оглядел здание.
Тренировка... Для него это было не тренировкой, а способом почувствовать свое тело, управляющее в свою очередь, его мыслями, поступками — всей его жизнью.
Неподалеку, примерно в двух кварталах, чуткое ухо Римо уловило шорох шин — и спустя пару минут на улицу лениво въехал автомобиль с желтой лампой на крыше, означавшей, что данный экипаж предоставляет услуги внаем.
Римо помахал шоферу — нужно было двигаться обратно в гостиницу. Можно, конечно, было и пробежаться — но зарядка была так или иначе закончена, и уж если ему посчастливилось в такой ранний час отловить такси, к чему пропускать удачу?
Римо подождал, пока такси подъедет поближе. В это утро ему предстояло много дел. Последняя беседа с руководством порядком отразилась на его нервах. Шифр, которым они пользовались для кодировки информации, всегда выводил Римо из себя, и обычно кончалось тем, что собеседник Римо, достопочтенный доктор Харольд В. Смит, получал с того конца провода гневные тирады:
— Если можете сказать прямо — скажите, а нет — так молчите, пожалуйста! Но без этой белиберды из цифр, имен и букв. Если вам нравится играть в игрушки — валяйте, но я вам скажу: вся эта затея с шифром — чистой воды бредятина!
Поэтому Смиту, коий был известен миру как директор санатория Фолкрофт на Лонг-Айленд-саунде, каждый раз приходилось являться самому, дабы лично передать конфиденциальную информацию Римо. Из телефонного разговора Римо смог понять, что на сей раз она касается нового президента и каких-то мер безопасности. Смит будет ждать его в отеле через десять минут — и ровно столько же продлится их разговор, после чего шеф снова исчезнет. Среди многочисленных теорий Смита самой действенной была та, что наиболее опасные задания следует выполнять молниеносно. Чтобы на провал просто не осталось времени.
Встреча же с Римо для Смита даже сама по себе была нежелательной. Если бы Смита заметили в обществе «карающей десницы» КЮРЕ, ему было бы труднее скрыть само существование этой организации, действующей за рамками Конституции и основанной некогда в отчаянной надежде удержать на плаву правительство, неспособное долее выносить бремя собственных законов, но пытавшееся тем не менее обязать к их выполнению народ огромной страны.
Римо следил, как машина, замедлив ход, приблизилась к нему — и в ту же секунду резко сорвалась с места. Таксист видел его — в этом Римо не сомневался. Увидел его, подъехал — и тут же с силой нажал на газ.
Вздохнув, Римо сбросил со ступней мокасины — босые подошвы при скоростном беге всегда казались ему надежнее.
Его черная в обтяжку майка стала еще темнее от пота, а свободные серые брюки на бегу словно прилипли к худым мускулистым ногам. Римо, казалось, летел над влажно блестевшим асфальтом улицы, нагнав такси, он почувствовал удушливый запах бензина. Сильный удар в багажник — и Римо услышал, как щелкнули замки всех четырех дверей.
Американские такси в наши дни превратились в маленькие передвижные крепости — из-за того, что некоторые стали находить дуло пистолета, приставленное к затылку водителя, весьма удобным способом для добычи карманных денег. Поэтому улицы крупных городов и заполнили этакие бункеры на колесах — водитель отгорожен от салона пуленепробиваемым стеклом, двери запираются одновременно поворотом рукоятки у рулевой кнопки, внизу — кнопка звукового сигнала диспетчеру, возвещающего о непрошенном госте... Но водитель желтой колымаги не успел им воспользоваться.
Римо сразу оценил слабое место передвижной крепости — крышу. Вернее, почувствовал — как только оказался на ней. Проткнув пальцами тонкий стальной лист, он прижал снизу указательным виниловую обшивку салона, сверху надавил большим на выкрашенный желтой краской металл — и часть крыши осталась у него в руке, словно ломтик сыра. Еще рывок, еще, еще — и наконец Римо опустился на переднее сиденье рядом с водителем, который, уже потеряв голову, судорожно жал на газ, на тормоза, снова на газ, услаждая слух диспетчера потоками невообразимой словесной мешанины.
— Ничего, если я поеду впереди? — спросил Римо.
— Нет проблем. Сиди, где захочется. Сигарету?
Водитель железного коня наконец опомнился. Даже смог рассмеяться. Ну надо же, напустил в штаны! Теплая струйка стекала по его бедру, и под педалью газа образовалась лужица. Одним глазом доблестный ездок то и дело посматривал на рваную дыру в крыше, постепенно укрепляясь в мысли о том, что на него напал динозавр, питающийся стальными покрытиями. Сидевший справа тощий малый с жилистыми запястьями наконец назвал ему адрес. Оказалось — в гостиницу.
— У тебя, приятель, талант подзывать такси.
— Ты же сам не захотел останавливаться, — напомнил Римо.
— В следующий раз учту. Вообще-то за мной такого не водится, но остановиться в квартале цветных — все равно что пустить себе в башку пулю.
— Каких именно цветных? — поинтересовался Римо.
— Что значит «Каких цветных»? Черных, разумеется. А ты думал, каких? Ярко-оранжевых, что ли?
— Ну, есть еще желтые, красные, коричневые, белые. Есть альбиносы, есть почти розовые. Иногда, — подытожил Римо, — попадаются даже типы цвета жженного янтаря — правда, не очень часто.
— Да брось ты, — водитель мотнул головой.
Но перед мысленным взором Римо уже вставали люди всех возможных оттенков и цветов радуги. И ведь главное в том, что никаких цветов нет, что все это черное, белое, красное или желтое — всего лишь знак принадлежности к расе. Но и между расами по сути нет разницы. А разница в том, как используют люди свои возможности, насколько далеко отстоят от того совершенного образа, по которому создала их природа. Есть, конечно, между отдельными группами людей кое-какие различия — но они ничтожны по сравнению с главным: тем, каковы сейчас люди — и какими могли бы быть, если бы...
- Предыдущая
- 5/38
- Следующая
