Ужас в Белом Доме - Мэрфи Уоррен - Страница 12
- Предыдущая
- 12/38
- Следующая
Римо прикинул — боевая эффективность у атакующих была довольно убогая. Самое необходимое при нападении — как ни странно, устойчивость, и хотя существует расхожее мнение, что наилучший способ — поразить жертву на бегу, профессионалы знают, что это не более чем иллюзия. Залог успеха — устойчивость исходной позиции, а в данном случае о ней не могло быть и речи: четверо нападавших, пыхтя, бежали то всех сил. В руках у приятелей борца за веру Римо заметил мачете.
— В любом случае, этого вашего императора уже предупредили, — заметил из-за спины Римо Чиун.
— А ты откуда знаешь, папочка?
— Если пользоваться головой не только для того, чтобы спорить с наставником, но и чтобы побольше слышать и видеть, нетрудно догадаться, что ему угрожали, но он не воспринял это с надлежащей серьезностью. В отличие от императора Смита, который теперь хочет, чтобы президент понял, в чем дело — поэтому он и обратился к нам. И мы, похоже, его убедили, Римо.
— Но откуда ты взял, что ему угрожали? И что это была за угроза, в таком случае?
— Скорее даже предупреждение — то происшествие в этой вашей Солнечной долине.
Глазки Чиуна поблескивали от гордости.
— Скажи пожалуйста, папочка! И как это ты догадался?
— Кто только вбил им в голову доверить это дело тебе? — вздохнул Чиун.
Атака четырех ревнителей веры была встречена простым и действенным маневром — Римо и Чиун просто отступили в сторону, словно пропуская в двери метро озверевшую в час пик толпу пассажиров. Из барахтающейся на мостовой кучи тел временами доносились выкрики о величии Всемогущего и о том, как по улицам потоками побежит кровь неверных.
С головы одного из атакующих слетело вафельное полотенце.
— Они бесчестить мой тюрбан! Бесчестить мой тюрбан! — завизжал страдалец.
Чиун и Римо осторожно переступили через ворох копошащихся тел.
— Не знаю кто — но они поставили именно меня, папочка, — напомнил Римо. — Так как ты догадался про Солнечную долину? И почему именно там?
— По законам логики, — ответствовал Мастер.
— Да ты же раньше никогда и не слышал о ней! — не унимался Римо.
— Смит мне все рассказал.
— А, там, в Лос-Анджелесе, в гостинице, что же он сказал тебе, если не секрет?
— Он сказал, что его крайне беспокоит то убийство. Он считает, что это предупреждение.
— И дальше что?
— А дальше он предал меня, поставив тебя во главе этого дела.
— А что заставляет тебя думать, что опасность исходит от какого-то одного лица... или, скажем, какой-то группы?
— Я только знаю, что опасность есть. И пока мы знаем только об одном ее проявлении. Самое же важное — чтобы имя Дома Синанджу никак не было связано с этим вашим императором, потому что если еще один из ваших владык умрет, это опозорит репутацию Дома — и совершенно незаслуженно, ибо в вашей стране полным-полно чокнутых, которые убивают бесплатно.
На некотором расстоянии от них Хамис аль-Борин производил перегруппировку сил для повторной атаки.
— Не двигать — или вы умирать! — пригрозил он. — Вы нет встречать простой бандит-ниггер. Мы иметь имя ислам. Самый один человек, кто нас остановить — есть иной ислам человек, он только. Это есть писать в святой книга... э, как ее называется?..
— А я, представь себе, не хочу, чтобы этот президент умер, папочка.
Чиун улыбнулся.
— Все мы, все умрем когда-нибудь, Римо. Ты хочешь сказать — тебе не понравится, если его смерть наступит слишком скоро или будет слишком мучительной.
— Именно так. К тому же ты еще не видел нашего вице-президента.
— Ты хочешь сказать, что если президент умрет, его супруга не наследует престола?
— Нет, папочка.
— А его дети?
— И дети тоже.
— А этот вице-президент — он ему близкий или дальний родственник?
— Ни близкий, ни дальний.
— Значит, он не его внебрачный сын?
— Нет.
— Тогда все в порядке — мы доподлинно знаем, кто стоит за всем этим заговором; возможно, кстати, он тоже использует бесплатных убийц — что многократно умножает его бесчестье. Это человек, которому смерть президента выгодна. Мы принесем президенту его голову на золотом блюде — и позор бесплатных убийств в вашей стране навсегда закончится.
Четверо снова возобновили атаку, на сей раз решив зайти по двое с каждой стороны. Их возня начала надоедать Римо, по каковой причине он отправил в глубокий нокаут сначала одного — толчком локтя под левое ребро, затем другого — ударом в солнечное сплетение и собирался уже заняться остальными двумя, по его остановил сердитый голос Чиуна:
— Я прошу не забирать у меня моих, Римо. Это крайне невежливо.
В воздухе, подобно молниеносному языку ящерицы, мелькнул длинный ноготь — и один из нападавших повалился с багровой язвой на лице, в том месте, где только что был глаз. Из раны вытекала серовато-алая масса мозга. Сухая желтая кисть едва коснулась бешено крутящегося в воздухе лезвия — этого оказалось достаточно, чтобы оно завертелось вдвое быстрее и, описав последний круг, вонзилось в живот его обладателя. Полотенце, украшенное стеклянным алмазом, свалилось с головы, глаза борца за веру стекленели.
— Господи Иисусе, — прошептал Хамис аль-Борин, несколько дней назад почерпнувший свое звучное имя с пачки мыла, которое он по ошибке приобрел в супермаркете вместо кукурузной патоки. Больше сказать он ничего не смог — по подбородку потекла кровь, и ноги его подогнулись.
— Ну, допустим, — кивнул Римо, — Солнечная долина. Кстати, ты знаешь, что это дорогой и модный курорт?
— Я смогу увидеть там звезд? — оживился Чиун, ревностно смотревший все дневные телесериалы.
В последнее время, однако, он стал изменять привычке, что объяснял «изменой благочестию» со стороны режиссеров телепрограмм. Чиун не одобрял насилие и эротические сцены.
Подобрав с мостовой оранжевый бриллиант, Чиун некоторое время изучал его в свете уличного фонаря.
— Стекло, — презрительно пробормотал он. — В мире не осталось ничего настоящего. И как грубо сделано. Разве бывают оранжевые бриллианты? Это нельзя назвать даже подделкой, Римо. — Чиун расстроено ткнул носком сандалии лежащий рядом труп. — Всюду насилие. Даже в моих дневных драмах, некогда столь чудесных. Эту страну ни к чему спасать — она не стоит этого. Отбросы вашего общества всплывают на самый верх и оттуда управляют вами.
— А ты смотри старые записи, папочка, — посоветовал Римо.
Они двигались по направлению к Белому дому, где легче было поймать в это время такси до аэропорта Даллес.
— Это не то! Старые я все смотрю. Наизусть. И знаю все про всех звезд, которые там играли. И знаю, что мне они нравились больше нынешних. Потому что теперь в дневных программах звезды занимаются сексом, дерутся и грязно ругаются. Куда девались честность, наивность и чистота? — горестно вопросил Чиун, Мастер Синанджу и преданнейший поклонник «Планеты любви», последнюю серию которой дали в дневной программе несколько месяцев назад после двадцати пяти лет непрерывного показа. — Где теперь чистота и невинность, я тебя спрашиваю?
— А где ты видел их в жизни, папочка?
Римо показалось, что его вопрос не лишен известной логики.
— Они перед тобой.
Чиун гордо поднял подбородок.
Первый рейс на Солнечную долину оказался лишь в пятом часу утра, и, сидя в полупустом зале ожидания, Римо предавался воспоминаниям о множестве других аэропортов, где случалось ему ждать рейса, и в которых окончательно умерла его надежда на то, что у него когда-нибудь будет свой дом, где можно преклонить голову на знакомую с детства подушку и увидеть, проснувшись поутру, те же лица, которые видел минувшим вечером.
Нет, его удел состоял в другом — вместе с одиноким существованием Римо обрел способность столь совершенного владения своим телом, каким что-либо из живущих вряд ли мог похвастаться.
Ибо он был посвященным в тайны Синанджу, солнечного источника всех боевых искусств, отраженным лучом древнейшей и могущественнейшей мудрости. Так-то оно так, но аэропортов в мире так много. Вот если бы у него была хотя бы какая-нибудь деревенька, в которую он мог бы время от времени посылать заработанное... Чиун не раз говорил ему, что его дом — Синанджу, но это было в лучшем случае нечто вроде дома духовного. Вообразить же себя корейцем Римо не мог, как ни старался, не мог. Римо был сиротой — собственно, поэтому Смит и выбрал его для роли карающей десницы КЮРЕ и позаботился о том, чтобы он исчез, стал человеком, которого не было, работавшим на организацию, которой тоже не существовало.
- Предыдущая
- 12/38
- Следующая
