Выбери любимый жанр

Волшебный витраж - Джонс Диана Уинн - Страница 2


Изменить размер шрифта:

2

В общем, прошел почти год, прежде чем Эндрю смог окончательно переехать в Мелстон-Хаус. Потом ему пришлось проследить, чтобы были сделаны всевозможные выплаты другим наследникам по завещанию. И он проследил и за этим, хотя завещание, переданное ему, оказалось не того размера и формата, что бумага, которую пытался ему вручить дедовский призрак. Несколько удивившись этому обстоятельству, Эндрю только пожал плечами и отсчитал миссис Сток ее пятьсот фунтов.

– Да, я надеюсь, что вы будете работать у меня точно так же, как у моего деда, – сказал он.

В ответ она только буркнула:

– Куда вам без меня! Вы же профессор, вечно в облаках витаете!

Эндрю предпочел расценить это как согласие.

– Я не профессор, – мягко поправил он. – Просто университетский преподаватель.

Миссис Сток пропустила его слова мимо ушей. С ее точки зрения, совершенно ни к чему было наводить тень на плетень. Раз в университете, значит профессор, если, конечно, не студент, чего доброго. Вот она и растрезвонила всем в Мелфорде, что-де внук старика Джослина – профессор. Вскоре Эндрю привык, что все обращаются к нему «профессор» – в том числе и те, кто писал ему письма из дальних краев относительно разных тонкостей фольклора или с вопросами о волшебстве.

Потом Эндрю пошел и вручил мистеру Стоку, садовнику, его долю наследства – те же пятьсот фунтов.

– И я рассчитываю, что и вы тоже останетесь работать у меня, ведь у вас все чудесно получается, – сказал он.

Мистер Сток оперся о лопату. Он не состоял с миссис Сток ни в родстве, ни даже в браке. Просто фамилию Сток носила примерно половина населения Мелфорда. И у мистера, и у миссис Сток это была любимая мозоль. Друг друга они недолюбливали.

– Надо думать, старая командирша пообещала остаться? – воинственно спросил мистер Сток.

– Я ее так понял, – честно ответил Эндрю.

– Ну тогда и я соглашусь, и посмотрим, кто кого, – объявил мистер Сток и вернулся к окучиванию помидоров.

Вот так и вышло, что Эндрю нанял на работу двух мелких тиранов.

Сам-то он, конечно, так не считал. Для него оба Стока были неотъемлемой принадлежностью поместья – верные дедовские слуги, работавшие в Мелстон-Хаусе, еще когда Эндрю впервые приехал сюда в детстве. Так что он не представлял себе дом без них.

И потому до поры он был на седьмом небе – распаковывал книги, ходил гулять и просто жил-поживал в доме, где мальчиком провел столько счастливых дней. Здесь стоял особый аромат – воска, сырости, парафина и каких-то неуловимых пряностей, – который прямо кричал Эндрю: «Каникулы!»

Мама Эндрю так и не помирилась со стариком Джослином. «Старый суеверный ретроград, – говорила она Эндрю. – Я очень огорчусь, если ты поверишь в ту чушь, что он тебе плетет!»

Однако она почти на все каникулы отправляла Эндрю к деду, дабы подчеркнуть, что с отцом она не в ссоре. Ну, то есть в ссоре, конечно, но окончательно они не разругались.

И вот Эндрю приезжал к старику Джослину, и они гуляли по полям, по лесам, по холму Мелл, и Эндрю столько всего узнавал! Он не припоминал, чтобы Джослин учил его собственно магии, зато помнил, до чего уютно было сидеть с дедом по вечерам у камина в старой сырой гостиной, занавесив огромные стеклянные двери в сад тяжелыми шторами, и слушать деда, и узнавать множество других, не волшебных вещей. Склад ума у старика Джослина Брендона был сугубо практический. Он учил внука мастерить фальшивых мух для наживки, выпиливать шарниры, делать руны для гадания, складывать оригами и клеить воздушных змеев. Они вместе сочиняли загадки и изобретали игры. Одних воспоминаний об этом хватало, чтобы дом казался Эндрю раем – хотя он вынужден был признать, что теперь, когда он поселился здесь навсегда, ему очень не хватало старика.

Однако владение поместьем отчасти это возмещало. Эндрю мог менять что угодно по своему вкусу. По мнению миссис Сток, Эндрю был обязан купить телевизор в гостиную, но Эндрю телевизор не одобрял и покупать не стал. Зато он приобрел холодильник и микроволновку – не обратив внимания на негодование миссис Сток – и прошелся по всему дому с инспекцией, чтобы выяснить, где нужен ремонт.

– Холодильник и микроволновка! – сетовала миссис Сток своей сестрице Трикси. – Можно подумать, я буду замораживать хорошие продукты только ради удовольствия растапливать их обратно какими-то там лучами?!

Трикси обратила внимание миссис Сток на то, что дома у самой миссис Сток имеются обе эти технические новинки.

– Я трудящаяся женщина, мне простительно! – возразила миссис Сток. – Дело не в этом. Я же тебе говорю, этот человек в облаках витает!

Каково же было ее возмущение, когда она наутро явилась в дом и обнаружила, что Эндрю переставил всю мебель в гостиной – и теперь ему хватало света для игры на пианино, а самое удобное кресло переместилось к камину. У миссис Сток ушло все утро, чтобы со стонами и кряхтением переставить все на прежние места.

Эндрю осматривал крышу и пристройку, и когда он вернулся, миссис Сток уже ушла; он немного повздыхал и передвинул все снова туда, где ему нравилось.

На следующее утро миссис Сток вытаращила глаза, ахнула и бросилась передвигать пианино назад, в раз и навсегда отведенный ему самый темный угол.

– Витает в облаках! – пробормотала она, налегая на пианино и запинаясь о ковер.

– Эти мне профессора! – пропыхтела она, растаскивая кресло, кушетку, стол и торшеры обратно на освященные традицией места.

– Да пропади все пропадом! – добавила она, заметив, что теперь ковер лежит наискосок – из угла в угол.

– Да еще и пыль! – воскликнула она, рывком вернув ковер на место.

На борьбу с пылью ушло все утро.

– Теперь вам придется и на обед, и на ужин есть одну и ту же запеканку из цветной капусты! – сообщила она Эндрю с нажимом, чтобы он сразу понял: это намек.

Эндрю с улыбкой кивнул. Мысли его были заняты тем, что пристройка вот-вот рухнет – едва оттуда выветрятся остатки дедовских чар. И крыша тоже. Сквозь скаты потолка на чердаке было видно затянутые паутиной клочки неба. Эндрю думал, сможет ли он позволить себе все необходимые ремонтные работы и при этом установить центральное отопление, о котором он давно мечтал. Пожалуй, напрасно он потратил так много из оставшихся от деда денег на новый компьютер.

Вечером, когда миссис Сток ушла, он достал из новенького холодильника пиццу, выбросил запеканку из цветной капусты и, пока пицца грелась в микроволновке, передвинул мебель в гостиной на свой вкус.

Назавтра миссис Сток с кислым видом поставила все обратно – туда, куда предписывала традиция.

Эндрю пожал плечами и переставил все снова. Поскольку он при этом применял тот же метод, что и с застрявшей машиной, а миссис Сток была вынуждена пользоваться грубой силой, то Эндрю уповал на то, что вскоре она попросту устанет. А пока ее упрямство предоставляет ему прекрасную возможность отточить свои умения по части практического волшебства. Тем вечером, к примеру, пианино послушно выкатилось на свет, стоило ему поманить его пальцем.

А был еще и мистер Сток.

Тирания мистера Стока выражалась в том, что едва Эндрю садился завтракать, как садовник являлся к задней двери, которая открывалась прямо в кухню.

– Ну, поскольку особых распоряжений на сегодня у вас нет, значит все как обычно, – провозглашал он.

И удалялся, оставив дверь распахнутой на сквозняке.

Приходилось Эндрю вскакивать и закрывать дверь, пока ее не захлопнуло ветром. Если дверь хлопнет – дед объяснил это ясно и недвусмысленно, – может разбиться хрупкий витраж в ее верхней половине. Этот витраж Эндрю очень любил. Мальчиком он часами увлеченно рассматривал сад сквозь разноцветные стеклянные вставки. В зависимости от того, куда глядеть, получался то ярко-розовый предзакатный сад, притихший и безветренный, то бурно-оранжевый сад, где внезапно настала осень, то тропически-зеленый сад, где, казалось, вот-вот запрыгают обезьяны и запорхают попугаи. И так далее. Теперь, повзрослев, Эндрю стал ценить витраж еще больше. Не говоря уже о заключенном в нем волшебстве, витраж был древний-древний. В стекле было полно всяких внутренних складочек и впаянных пузырьков, а давно покойный мастер-стеклодув умудрился сделать цвета одновременно и яркими, и затуманенными, так что, скажем, фиолетовая вставка при некотором освещении делалась одновременно густо-лиловой и приглушенно-серо-сиреневой. Если бы хоть одно стеклышко разбилось или даже треснуло, сердце Эндрю разбилось бы вместе с ним.

2
Перейти на страницу:
Мир литературы