Реверс - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 69
- Предыдущая
- 69/82
- Следующая
Она первая показала пример, двинувшись к замеченным постройкам. Сергей уныло подумал, что топать до них придется никак не менее двух часов. Лил пот. Солнце палило. Понемногу наваливалась духота, какая бывает перед грозой. Свинцовая туча наползала, выедая небо.
Хотелось бросить снаряжение и лишнюю одежду. Но уже ясно было, что грозу придется переждать в чистом поле. Хоть курткой накрыться…
А еще неплохо было бы не попасться на глаза кому не надо. Кто знает, где у местных пограничников проходят привычные маршруты, где их посты и секреты?
Издержки новой локализации Центрума: никогда ничего не известно. Бреди как в потемках, оглядывайся на каждый шорох, пугайся. Первопроходец, елки зеленые! Ливингстон, Пржевальский и Нуньес де Бальбоа в одном флаконе!
И главное, как уйти обратно Проходом? Окажешься над рельсами, это раз, и, пожалуй, будешь иметь прежнюю скорость относительно земной поверхности, это два. Километров семьдесят в час.
На песок с такой скоростью еще можно исхитриться упасть без серьезного членовредительства. Но на бетонные шпалы…
Сколько костей при этом сломаешь, это даже не интересно. Проще будет подсчитать, сколько деталей скелета останется целыми.
Или все же не будет той скорости?..
— Понятия не имею, — сказала Ева, когда Сергей потребовал разъяснений. — Так, как мы, еще никто из наших не уходил в Центрум.
— А ты не слишком… беспечна?
— Предлагаешь пугаться того, чего все равно не избежать? Какой смысл? Да не боись ты, сперва высунемся в Проход, поглядим… Будет день, и будет пища. А вообще никто не знает, как и когда нам придется возвращаться.
Пронесся могучий порыв ветра, сбив с ног Алену, запорошив пылью глаза всем троим. В ветвистом от молний небе летали птицы и кусты. С треском переломилось дерево на краю ближайшей рощи. Дождь не полил — рухнул. Навалился, как невиданный зверь, прижал к земле и пошел колотить тысячами лап. В кипящих лужах скакали градины калибром с мушкетную пулю. Бешеной кошкой зашипела Ева — наверное, получила ледяным гостинцем по голове.
Сдвинулись, прикрылись чем можно, стали ждать на корточках. Падал огонь на землю, оглушительно била небесная артиллерия: хоть кричи в ухо — не услышишь. И не поймешь, чего хотелось больше: то ли спрятать голову в колени и заскулить по-детски, то ли тихо звереть от такой подлости со стороны природы. На Земле был дождь — тут просто потоп. С ума они, что ли, посходили там, наверху?
Промокли — нитки сухой не осталось, и еще долго стучали зубами, когда все кончилось. Но вот в разрывах туч показалось солнце и пошло жарить. В уходящей на восток черноте висела яркая, как нарисованная, радуга. Никто на нее не смотрел. Стремительно впитывались в землю лужи, лишь в оврагах шумели мутные потоки. Опять стало очень душно.
До строений топали часа полтора. Оказалось — опытная сельскохозяйственная станция с действующей от ветряка водокачкой, бетонированными арыками и небольшими клиньями распаханной земли, где высохший, как старый богомол, агроном с женой и несколькими работниками тщился вырастить хоть что-нибудь на суглинке да солончаках. Под навесом рядом с кучей угля скучал паровой трактор.
Гостей встретили с уместной настороженностью. Ближайшая железная дорога? Полдня пешего пути, зато по наезженной дороге. Транспорт? Нет транспорта. Ева показывала золотые монеты, видимо, имеющие хождение в Клондале, — агроном только качал длинной головой, как метроном: нет и нет. Трактор? Неисправен, к сожалению, а был бы исправен, все равно бы ничего не вышло: имущество-то казенное…
— А вот мы посмотрим, как ничего не выйдет, — свирепо пообещала Ева. — Не хотел за деньги помочь — сам себя наказал. Даром возьмем. Алена, разводи пары. Сергей, держи этого на мушке.
— Котел прогорел, протекает, — деревянным голосом сообщил сушеный богомол.
Пять минут спустя Алена подтвердила диагноз: протекает. Ева рычала. Пожелав агроному, чтобы у него в организме что-нибудь протекло, побрели дальше. Идти предстояло до ночи. Три странника, каждый на своих двоих… И глупо, и медленно, и очень заметно для тех, кто по роду службы живо интересуется такими вот путниками.
Сквозь длинное, во всю длину цеха, окно под самым потолком сочилось солнце. За фанерной загородкой жужжало и лязгало, а здесь, в отгороженной части, на цементном полу были разложены детали трансмиссии. Двое рабочих только что разобрали коробку передач — так и есть, опять полетели шестерни, вон сколько обломанных зубьев.
Макс пока присматривался. Техник и инженер вели рядом с ним беседу по-сургански. Понимая через два слова на третье, Макс в общем постигал смысл: до тридцати процентов изделий не выдерживают заводских испытаний. То одно ломается, то другое, и двигатель ненадежен, и гусеницы, бывает, рвутся на ровном месте, а чаще всего выходит из строя коробка передач. Странно… Не должна бы. Спросил про усилие на входном валу, про характеристики стали, перевел местную цифирь в привычную, посчитал на бумажке, задумался. Да, странно. Толковая в общем конструкция, «сыровата», правда, можно кое-что улучшить, но должна работать и так… Работать, а не ломаться.
Бракованные шестерни?
Макс давно уже понял, какие «сельскохозяйственные машины» выпускает завод. Каждые полчаса, стуча по бетону крупными траками, воняя и лязгая, из ворот сборочного цеха во двор выезжала очередная «сельскохозяйственная машина» с пушкой в наклонном лобовом листе и пулеметом во вращающейся башенке на крыше. Иная беспомощно останавливалась тут же и на буксире возвращалась в цех, но большинство своим ходом доползало до испытательной площадки. Там постоянно дежурили два громоздких гусеничных буксира под парами — и не зря. Наконец, часть машин возвращалась на завод после неудачной обкатки на полигоне.
Дело обычное: не так-то просто создать работоспособный образец принципиально новой конструкции, но еще сложнее наладить ее поточное производство. Хорошо (для изделия), когда трудовое законодательство либо вовсе отсутствует, либо позволяет не цацкаться с ротозеями и разгильдяями, когда работники честны и старательны, но и в этом желанном случае хлопот полон рот.
Обломанные зубья шестерен Макс вертел в руках, разглядывал скол под всякими углами, таскал под микроскоп — и ничего не понял. В общем-то и не надеялся: обычная оптика не ловит дефектов в металле, тут нужен электронный микроскоп… Но здесь его нет, и в Гомеостате не было, так откуда же прыгнул в голову «электронный микроскоп»? Снова осколок памяти из прежней жизни, из прежнего мира?
Да наверняка.
Зажав обломок пассатижами, Макс совал его под вертящееся точило, смотрел, как летят искры. Второй обломок, третий, десятый… Вроде уловил что-то, но неуверенно. Смолчал покуда. Лез в коробку, размышлял, откуда начали сыпаться зубья. Ну ясно: первой не выдержала эта вот шестерня, а там обломок стал крутиться в зубьях, и пошло… Сунул нос в другую, в третью коробку — то же самое. На шестернях — ни фабричной маркировки, ни знака какого. Мешая сурганские слова с оннельскими, спросил: один ли поставщик или разные?
Добился, чтобы поняли. Инженер задумался, просветлел лицом, убежал куда-то. Разобрали еще одну коробку передач — там та же история. Да что ж они тут — до сих пор не догадались клейма на шестерни ставить?! Воображают, что раз в Сургане порядок, то отовсюду на сборку поступает стандарт? Вот вам — стандарт! Двух одинаковых гаек и то не бывает… На каком-нибудь заводишке гонят брак и сами, может, не знают о том. А здесь — слепо верят тому, что должно быть по документации, а не тому, что есть на самом деле!
Ну и люди! Они бы еще полгода возились, прежде чем поняли…
Первый день на новом месте складывался удачно. Щербатые шестерни заменили на новые, коробку собрали вновь, а Макс тем временем обдумывал схему испытательного стенда для разных элементов трансмиссии, чтобы она сыпалась на стенде, а не в уже готовом изделии. Затем все, по очереди макнув черные руки в бачок с раствором каустика, домыли их мылом и отправились на обед. Кормили чечевичной похлебкой с копченой свининой — сытно и вкусно. Правда, на обед отводилось всего полчаса.
- Предыдущая
- 69/82
- Следующая
