Доблестная шпага, или Против всех, вопреки всему - Ашар Амеде - Страница 76

• Предыдущая
• 76/126
• Следующая

Арман-Луи, оставив Рено заботу о последних приготовлениях к отъезду отправился к королю. Его славное имя открывало передним все двери. Он нашел рядом с королем герцога Франсуа-Альберта, рассматривающего планы и карты, разложенные на столе.

Увидев саксонца, он вспомнил наставления Маргариты. На приветливую улыбку герцога он ответил холодным приветствием; при этом громко заявив:

— Я пришел сюда не по делам службы, меня привел к вам личный интерес. Могу я надеяться, что Ваше Величество уделит мне немного внимания?

Герцог нахмурил брови.

— Я не хочу никого смущать, — недовольно произнес он, — поэтому я ухожу!

Арман-Луи молча поклонился и Франсуа-Альберт вышел.

— Ах! Вы не любите бедного герцога! — воскликнул король.

— А вы, сир, вы слишком его любите! — отвечал Арман-Луи.

Король повысил голос:

— Если бы эти слова я слышал не из дружеских уст, я бы ответил вам, что я волен в своих привязанностях!

— Есть один человек, которого нельзя обвинить в предательстве; женщина, которая молиться за Густава-Адольфа с того дня, как его судно покинуло берега Швеции, она не любит больше Левенбурга; могу ли я назвать ее? Это Маргарита!

Король вздрогнул.

— О! Маргарита вам все рассказала! — воскликнул он. — Я знал об этом. Он ей внушал ужас. Никто вокруг его не любит, этого бедного герцога, но это мой друг детства; однажды я его жестоко обидел…

— Думаете, сир, что я забыл об этом?

— Достаточно, что я помню об этом и не могу себе этого простить! О! Мой долг состоит в том, чтобы как можно скорее стереть следы этого проступка!

Густав-Адольф прошелся по комнате, которую только что покинул Франсуа-Альберт.

— Что привело вас сюда, что-нибудь случилось? — продолжил он тут же.

Арман-Луи понял, что нужно перевести тему разговора. — Мадемуазель де Сувини в Магдебурге, — продолжил он, — дипломат в это время поддерживает идею войны; имперские отряды под командованием Торкато Конти не сидят в деревне, а движутся во всех направлениях; мое присутствие здесь бессмысленно, я направляюсь в Магдебург!

— В Магдебург! — воскликнул Густав-Адольф, — а могу я отправиться туда вместе с вами?

— А не имеете ли вы что-либо передать Тьерри Фалькенбергу, Ваше Величество?

— Передайте ему, пусть держится в любых обстоятельствах и сражаться до последней пули, пусть защищает каждый клочок земли, пусть умрет, если потребуется; слово Густава-Адольфа, что я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь ему.

— Это все?

— Все! Да, скажите ему, что если выборщик Бранденбурга не задержит меня здесь, вы придете на помощь вместе со мной! Решительным жестом король смял планы и карты, разложенные на столе.

— Если бы Жорж-Гийом не был бы отцом Элеоноры, — продолжал Густав-Адольф глухим голосом, — не прошло бы и шести недель, как от Шпандау не осталось бы камня на камне, и мои всадники уже бы организовали пикеты на улицах Бранденбурга. Арман-Луи уже направлялся к двери со словами: «Извините меня, сир, у меня совсем нет времени, я ухожу.

— Итак, счастливого пути, — отвечал король, пожимая ему руку. — Вы — самый счастливый из всех нас.

— Я попросил бы вас об одном одолжении, — добавил Арман-Луи. — Ваше Величество, вы один в курсе того, куда я отправляюсь. Постарайтесь никому об этом не говорить!

— Особенно герцогу Левенбургу, не так ли? — отвечал король с улыбкой.

— Ему особенно.

— Ваши дела — это ваши дела, я, в свою очередь буду молчать, — ответил Густав-Адольф с оттенком досады.

Выйдя из покоев короля, Арман-Луи не нашел уже в галерее Франсуа-Альберта, но зато там он встретил Арнольда де Браэ.

— О! — воскликнул он, направляясь к нему, — как приятно увидеть лицо друга там, где ожидаешь увидеть врага… Это двойная удача!

И увлекая Арнольда к окну, тихо спросил у него:

— Любите ли вы короля так же, как любите Швецию?

— Это мой хозяин с рождения, и мой хозяин по выбору: моя жизнь и моя кровь принадлежат ему.

— Итак, вы должны оберегать Густава-Адольфа!

— Что случилось, скажите!

— Есть человек, который любит короля и одновременно ненавидит его лютой ненавистью!

— Вы имеете в виду герцога Сакс-Левенбургского?

— Тише, прошу вас! Когда этот человек будет в покоях короля, спрячьтесь за дверью и держите свою шпагу на изготовке. Если король отправится с ним на охоту, будьте рядом с ним. Если же какая-нибудь экспедиция забросит Густава-Адольфа далеко от лагеря, не теряйте его из вида. Пусть он знает, что преданное сердце рядом, что верные глаза следят за его безопасностью. Герцог по природе трус, поэтому он может и ничего не сделать. Слово дворянина, что если я говорю с вами об этом, то только потому, что имею на это право.

— Не волнуйтесь, — отвечал отважный воин, — я стану его тенью и буду дышать вместе с ним.

Обменявшись рукопожатием с Арнольдом, Арман-Луи покинул королевский дворец.

С наступлением ночи трое всадников были далеко от лагеря. Они ехали по дороге, ведущей из Шпандау в Магдебург.

— О! — говорил в это время герцог Левенбург, который желал никогда не видеть г-на де ла Герш, — если бы капитан Якобус был бы здесь, я отправил бы его по следам этого проклятого француза!

Между тем, надо сказать, что троих всадников, проехавших огромное расстояние между шведским лагерем и городом, осажденным графом Тилли без особых приключений, ожидали большие опасности при подъезде к имперскому лагерю. Вокруг города были расставлены многочисленные патрули, которые осуществляли круглосуточное наблюдение. Кроме этого, они никого не впускали и никого не выпускали из города. Любой, желавший пройти сквозь заслоны и задержанный ими, получал пулю в лоб прежде, чем пытался что-либо сделать. Кордон часовых, количество которых все увеличивалось, делал невозможным сообщение города с близлежащими деревнями. Следовательно, проникнуть в город было очень сложно, и Арман-Луи, также как и Рено не строили насчет этого никаких иллюзий.

Скоро далекий гул канонады дал понять, что их отделяет от города только лес и поле. Этот шум придал им задора и они пришпорили своих лошадей.

Выезжая из густого леса, всадники заметили впереди многочисленные колонны артиллерии, продвигавшиеся по направлению к городу, окутанному клубами дыма и языками пламени. Везде им встречались посты имперцев; трупы, лежавшие повсюду на равнине, говорили о том, что ядра и пули сделали здесь свое дело.

Окраины города были охвачены пламенем. На вершине башен крепости развивались вражеские флаги.

— Они готовятся к приступу, — подумал Арман-Луи.

— Да, этим вечером будет много жертв, — философски заметил Каркефу, проверяя, хорошо ли заряжены их пистолеты.

Все хорошо понимали, что им предстоит и двигались очень осторожно, стараясь не попасть на глаза часовых. Взгляд г-на де ла Герш внимательно следил за тем, что происходило вокруг.

В свою очередь кавалерийские патрули и часовые внимательно следили за тем, что происходило на подступах к городу.

За несколько минут Арман-Луи, Рено и Каркефу достигли передовых позиций имперской армии. Проезжая мимо убитых имперских солдат, г-н де ла Герш спешился и снял с офицера зеленый пояс.

— О! Это мне кажется выходом из положения! — произнес г-н де Шофонтен, в то время, как г-н де ла Герш одевал пояс на себя.

Остальные скоро нашли то, что искали и сделали тоже самое.

— Итак, удачи! — произнес Арман-Луи.

— И по коням! — продолжил Рено.

— Я с вами! — подхватил Каркефу.

Лошади помчались во весь опор. Два или три часовых повернули головы, но увидев зеленые пояса, приняли всадников за своих.

Кавалерийский патруль, мимо которого проследовали смельчаки, не сомневался, что мимо него проследовали солдаты передовых частей имперской армии.

По пути им встретились пехотинцы, расположившиеся прямо на дороге, ведущей к предместью Магдебурга.

— Приказ от генерала графа Тилли! — прокричал г-н де ла Герш, который ехал первым.

• Предыдущая
• 76/126
• Следующая