Рождение Дестроера - Мэрфи Уоррен - Страница 22
- Предыдущая
- 22/38
- Следующая
Один из игроков команды противника что-то прокричал своему товарищу с мячом и показал на мальчишку с подбитым глазом. Его здоровенный напарник кивнул и рванулся вперед. Началась свалка, но атака каким-то чудом была остановлена как раз там, где стоял паренек. Когда куча-мала распалась, последним с земли поднялся паренек со здоровой ссадиной под глазом, но с широкой торжествующей улыбкой на окровавленном лице. С идиотской улыбкой. Дурачок, тупица, тоже мне герой! И не подумает отскочить в сторону, когда на него прет здоровенный бугай! Вот такие «патриоты», пропитанные командным духом, и нужны КЮРЕ, чтобы работать на пару с такими недоумками, как Макклири! Впе-ред! Впе-ред!
Римо не торопясь набрал спецномер в Фолкрофте, действующий, как он помнил, только с без пяти три до пяти минут четвертого. Трубку должен снять Смит. Пароль – «7-4-4».
Римо, продолжая наблюдать за мальчишками, поднес трубку к уху. Гудок. А негритята снова сшиблись. Разошлись. И опять парнишка не отступил, снова улыбался, но теперь уже окровавленным ртом: одного зуба не хватало!
Так можно и всех зубов лишиться. Римо захотелось крикнуть: «Ты, дурачок! Ничего ты не добьешься, кроме вставных зубов или пробитой башки!»
– 7-4-4, – раздался в трубке голос Смита.
– Алло, сэр, это Уильямс… О, простите, я хотел сказать…9-1.
Спокойный голос:
– Неплохая работа там, в госпитале. Все концы в воду. Чисто сработано.
– Вы на самом деле довольны?
– И да, и нет. Лучше, если это был бы я, я ведь хорошо знал этого человека и… Впрочем, неважно. У нас осталось только три минуты. Что-нибудь еще?
А у негритят схватка тем временем продолжалась. На этот раз на маленького парнишку мчался здоровенный подросток в новой форме и блестящем шлеме, на целую голову выше ростом. Но тот не двинулся с места! А когда верзила налетел на него, молниеносным движением пригнулся, ударил громилу плечом в бедро так, что тот закувыркался в воздухе и потерял мяч. Выстоял! Глупый малыш, в котором ничего-то и нет, кроме могучей воли и бесстрашия. Так никто мимо него и не прорвался!
Им не удалось сломить его. И пусть даже весь этот проклятый мир с его продажными судьями, проститутками, политиками, ворами и императорами ринется в смертельной схватке вперед – такой парень не подведет свою команду. Они разобьются о непоколебимую стену. Этот мальчишка запомнит, что он не сдался, не отступил ни на дюйм. И что бы с ним в жизни ни случилось, это навсегда останется с ним.
Так ведь и Макклири был таким же, не отступил, держался до конца, как и этот негритянский паренек. Может, на таких, как они, и держится этот гнилой, вонючий мир?
А Чиун был неправ. И во Вьетнаме он, Римо, был неправ. Если защищаешь свой дом от смертельного врага и умираешь, стоя на пороге, то не так уж и важно, что ты погиб. Главное – ты не сдался, не отступил, сделал все, что мог, и не имеет значения, наградили тебя за это или списали погибшим. Ты сделал все, что мог. Ты жил. Ты умер. И все.
– Что еще? Есть какая-нибудь зацепка? – раздался опять голос Смита. – Нас скоро прервут.
– Да. Есть одна идея. Получите голову Максвелла через пять дней, не позже.
– Что случилось? Мне кажется, вы чем-то озлоблены?
– Я все сказал. Получите его голову. Или мою.
– Ваша голова мне абсолютно не нужна. Будьте осторожны. Кстати, мне кажется, что вы взяли с собой чересчур много денег. Я не предполагал…
Их разъединили. Тишина в трубке.
Римо вышел из будки. Парнишка сидел у боковой линии и держался за голову.
– Болит? – спросил Римо.
– Не-а, фигня.
– Откуда же тогда кровь?
– Шибанули малость.
– Что же ты шлем не надеваешь?
– Он денег стоит.
– Ну и лопух же ты, – сказал Римо и протянул мальчишке двадцатку. – На, купи шлем.
Глава двадцать вторая
Фелтон прекрасно знал, что всему есть предел, в том числе и страху. Сидящий перед ним в кресле трясущийся итальяшка достиг его, напугать его сильнее было уже невозможно.
Если продолжать в том же духе, то страх начнет пропадать и в конце концов исчезнет совсем. Фелтону приходилось видеть людей, страшно боявшихся побоев, но только до первого удара, после которого им становилось все равно. Некоторых страх смерти отпускал при виде пальца, нажимающего на курок.
– Мы тебя пока подержим здесь, – сказал Фелтон.
– Почему меня? Причем здесь я? – проскулил Бонелли.
– При том, что ты шурин Виазелли, а семейные узы у вас очень сильны.
Бонелли сполз с кресла и встал на колени:
– Ради могилы моей матери умоляю, отпустите меня, я не знаю, что от вас живым никто не выходит!
Джимми, дворецкий, стоящий за спинкой кресла, в котором до этого сидел Бонелли, заулыбался и громко хмыкнул. Фелтон недовольно глянул на Джимми. Улыбка исчезла, но дворецкий непроизвольно начал потирать руки как гурман, предвкушающий роскошный ужин.
Фелтон откинулся на спинку кресла, положил ногу на ногу так, что его колено оказалось на уровне носа Бонелли.
– С тобой здесь ничего не случится, ты в безопасности. По крайней мере до тех пор, пока ничего не случится со мной…
– Но я же сам пришел, по своей воле. Почему вы так поступаете со мной ни с того ни с сего, после двадцати лет работы вместе? Почему?
Фелтон резко наклонился вперед. На массивной шее вздулись вены. Глядя на склоненный перед ним сальный пробор Бонелли, он заорал:
Потому что ты не отвечаешь на мои вопросы, скотина!
– Что вы хотите узнать?! Если я знаю, я все скажу! Клянусь. Клянусь могилой матери! – Бонелли вытащил из-под рубашки серебряный медальон и прижал к губам. – Клянусь!
– Ну ладно, тогда начнем. Кто за мной охотится и почему? Откуда это постоянное наблюдение? Кому это может быть нужно, если только не твоему шурину?!
– Может, это какой-то другой синдикат?
– Какой же? Все давным-давно поделено. Отвечай, Тони, что еще осталось неразрешенным после всех встреч и соглашений на этих итальянских кухнях, черт бы их побрал? Ну, говори. Говори!
Тони поднял плечи в мольбе, как не имеющий никакой надежды проситель в храме разгневанного божества.
– Давай, скажи мне, что это полиция. Тони! Расскажи мне об одноруких полицейских, которые пытаются меня убить. Расскажи мне о людях из налоговой службы, которые вынюхивают что-то на моей свалке в Нью-Джерси, расскажи, что они там ищут? К барменам в округе начинают обращаться люди, которые якобы хотят поселиться в башне «Ламоника». Объясни мне все это, Тони.
Скажи, что это был за тип с крюком вместо руки, который явился сюда якобы для того, чтобы снять квартиру, а потом вцепился мне в глотку? Отвечай мне, Тони.
На лбу Фелтона выступили капли пота. Он поднялся с кресла.
– Отвечай!
– Клянусь вам, Виазелли их не посылал!
Резко повернувшись, Фелтон наклонился к стоящему на коленях Бонелли.
– Не посылал?!
– Нет.
– Это я и без тебя знаю.
От удивления у Тони отвисла челюсть.
– И без тебя знаю, что не вы их посылали, – повторил Фелтон, – это меня и беспокоит больше всего! Но кто? Кто?!
– Я не знаю, Фелти, понятия не имею!
Фелтон прекратил беседу жестом руки.
– Джимми, отведи его в мастерскую. Вреда не причинять. Пока.
– Нет, умоляю, только не в мастерскую, только не в гараж!
Прося о пощаде. Тони сорвал с шеи амулет. Здоровенные ручищи Джимми, как тисками сжав подложенные плечи полосатого костюма Бонелли, подняли его с пола и поставили из ноги.
– Уведи его отсюда, наконец, – брезгливо произнес Фелтон тоном человека, обращающегося к официанту с просьбой убрать тарелку с остатками лобстера. – Убери его!
– С удовольствием, босс, – усмехнулся Джимми. – Пошли, Тони, пошли, малыш. Прогуляемся немного.
Едва за ними защелкнулась сдвигающаяся в сторону дверь, Фелтон подошел к бару и плеснул себе в стакан солидную дозу шотландского виски. Да, замок его осажден, в стенах появились бреши. Первый раз Норману Фелтону приходится защищаться.
- Предыдущая
- 22/38
- Следующая
