Дети Эдгара По - Страуб Питер - Страница 9

• Предыдущая
• 9/140
• Следующая

— Но я не боюсь, — сказала Джейн.

— Почему? — спросила женщина, у которой выпали брови.

Потому что молния дважды в одно место не бьет, хмуро подумала Джейн, но ничего не сказала. Больше она в группу не приходила.

В тот вечер её отцу позвонили. Он взял телефон, сел за обеденный стол и стал слушать; минуту спустя встал, пошёл в кабинет и с порога, закрывая за собой дверь, бросил на Джейн быстрый взгляд. Дыхание словно застыло у неё в груди, но тут она услышала, что отец смеётся: значит, он разговаривает не с полицией. Через полчаса он вернулся и снова поглядел на Джейн, на этот раз более вдумчиво.

— Это был Эндрю. — Так звали его друга-врача, англичанина. — Они с Фредом едут на три месяца в Прованс. Спрашивали, не согласишься ли ты пока посторожить их квартиру.

— В Лондоне? — Мать Джейн затрясла головой. — По-моему…

— Я ответил, что мы подумаем.

— Я подумаю, — поправила его Джейн. Она смотрела на родителей, рассеяно почёсывая пальцем бровь. — Дайте мне подумать.

И она пошла спать.

В Лондон она поехала. Паспорт у неё уже был, остался со школьных времён, когда они всей семьей ездили к Эндрю в гости. Споры с отцом и матерью, звонки к Эндрю и от Эндрю продолжались до самого отъезда. Он заверял, что квартира полностью безопасна, что наверху живёт очень милая и надёжная женщина постарше, и что для Джейн было бы совсем неплохо снова пожить самостоятельно.

— Ты, значит, пуганой вороной не стала, — сказал он ей как-то вечером по телефону. Он всё-таки был врач: гомеопат, а не аллопат[12], и Джейн находила это утешительным.

— Самое главное для тебя сейчас — продолжать жить своей жизнью. Ты иностранка, настоящей работы здесь не получишь, но я посмотрю, что можно сделать.

Самолёт уже подлетал к Хитроу, когда она сделала открытие. Ополоснув водой лицо, она стала причёсываться, как вдруг моргнула и уставилась в зеркало.

Над бровями опять росли те самые волоски. Они повторяли контур бровей, устремляясь назад, к вискам; переплетённые, как прежде, и столь же трудноразличимые, если не приблизиться вплотную к зеркалу и не смотреть на него под определённым углом. Она потрогала одну прядь, похожую на косичку. Та оказалась твёрдой, но странно податливой; Джейн провела пальцем по всей длине, и вдруг её передёрнуло. Не как от разряда тока: больше похоже на короткую боль, когда сверло дантиста заденет нерв или треснешься локтем о камень. Она задохнулась; но боль тут же прошла. Осталось какое-то гудение в голове, и в горле сразу потеплело, будто она глотнула сладкого сиропа. Она попыталась выдохнуть, но выдох превратился в зевок, а зевок завершился пронзительным чувством физического наслаждения, столь острым, что она ухватилась руками за край раковины и резко наклонилась вперед, стукнувшись о зеркало. Она билась в оргазме и смутно слышала, что кто-то стучит в дверь.

— Э-эй? — окликнул её кто-то. — Э-эй, здесь занято?

— Счас, — выдохнула Джейн. Всё ещё дрожа, она перевела дыхание; погладила ладонью лицо, слегка помешкав, прежде чем коснуться бровей. Возникло лёгкое покалывание, обострение чувств, которое растаяло, когда она, схватив косметичку и пошатываясь, вышла за дверь.

Эндрю и Фред жили к северу от Кэмден-тауна, в старом георгианском доме с террасой и видом на Риджентс-канал. Квартира занимала полуподвал и первый этаж; сзади располагался шестиугольный солярий со стеклянными стенами и каменным полом с подогревом, а за ним спускалась к каналу ступенчатая терраса. В спальне стояла старинная деревянная кровать о четырех столбах, высокая от пуховых подушек и одеял; стеклянные двери тоже открывались на террасу. Эндрю показал, как управлять сложной конструкцией защитных дверей, которые выдвигались из стен, и дал ключи от оконных решеток.

— Здесь ты в полной безопасности, — с улыбкой сказал он. — Завтра мы познакомим тебя с Кендрой со второго этажа и покажем, что тут есть поблизости. Кэмден-маркет вон там, а тут… — Он вышел на террасу и указал туда, где канал, изгибаясь, нырял под арку каменного моста, — тут зоопарк Риджентс-парка. Я взял тебе членский билет…

— О! Спасибо! — Джейн восхищённо оглядывалась. — Это чудесно.

— Верно. — Эндрю приобнял её одной рукой и слегка прижал к себе. — Ты чудесно проведёшь здесь время, Джейн. Думаю, тебе понравится зоопарк — у них там новый павильон, «Мир внутри» или что-то в этом роде, — это о насекомых. И ещё я подумал — может, ты захочешь там поработать на добровольных началах: у них действует программа для доцентов, а ты ведь столько об этом знаешь.

— Конечно. Это здорово — по-настоящему здорово.

Она усмехнулась и откинула с лица волосы; ветер доносил гнилостный запах стоячей воды с канала и сладко-ядовитый аромат боярышника. Она стояла, глядя вниз на герани в горшках, розмариновые деревца Фреда и дальше, и волоски над её бровями трепетали, и она засмеялась громко, легкомысленно, в предвкушении.

Эндрю и Фред уехали через два дня. У Джейн было время отоспаться после перелёта и понемногу привыкнуть к городу и его запахам. В Лондоне пахло кисло: сырым пеплом и мягкой, всё пронизывающей гнилью, которую источали старинные дома из кирпича и камня; густой зеленью канала с острой вонью мочи и пролитого пива. Многотысячные толпы народа обрушивались на Кэмден-таун с началом уик-энда, так что даже станцию метро закрывали для входа, а на дорожке вдоль канала буквально шагнуть было негде. Даже поздним вечером пятницы с другой стороны канала доносились голоса, грубые лондонские голоса, которые эхом гудели под мостами или перекрикивали поезда северной ветки, грохочущие над головами.

В те первые дни Джейн не отваживалась уходить далеко от квартиры. Она разложила свою одежду — довольно быстро, — а затем распаковала ящик с коллекционными принадлежностями — довольно медленно. Крепкая деревянная конструкция не пострадала при перелёте через океан и прохождении через таможню — по крайней мере, с виду, — но Джейн поймала себя на тем, что расстёгивает металлические скобы, затаив дыхание, в страхе перед тем, что ждёт её внутри.

— Ах! — воскликнула она. От облегчения, не от досады: всё было цело. Крошечные стеклянные пузырьки с этиловым спиртом и шеллаком не разбились, не раскрылись и коробочки для пилюль, в которых она хранила булавки номер два, годные для накалывания насекомых. Борясь с нетерпением, она осторожно извлекла сначала пачки жёсткой бескислотной бумаги, кусок пенопласта, весь в дырочках от булавок; две бутылочки прозрачного лака для ногтей «Мейбеллин» и маленький тюбик эпоксидного клея; еще коробочки для пилюль, только пустые, и опять-таки пустые желатиновые капсулы для самых мелких экземпляров; и, наконец, коробочку со стеклянной крышкой, в оправе из красного дерева, где лежал её самый драгоценный экспонат: гибрид Celerio harmuthi Kordesch, особь мужского пола, полученная от скрещения молочайного и слоновьего бражников. Длиной он был с первую фалангу её большого пальца, обладал характерными для бражника прямыми обтекаемыми крыльями, но также — изысканным нежным окрасом, в котором розовые полосы плавно переходили в коричневый бархат, и толстенькая грудь казалась опушённой. Таких гибридов в мире существовало не более полудюжины, их вывел пражский энтомолог Ян Покорны в 1961 году; несколько лет спустя оба вида бражников, и слоновий, и молочайный, оказались на грани исчезновения.

Этого Джейн нашла на интернет-распродаже в прошлом году. Бывший музейный экземпляр стоил целое состояние; она не спала несколько ночей, раздумывая, была ли её покупка законной. Теперь, держа витринку в сложенных лодочкой ладонях, Джейн восхищённо смотрела на неё. Где-то за глазами покалывало, словно от недосыпа или непролитых слёз; потом тёплая дрожь медленно потекла от её бровей к вискам и вниз, по шее, к груди, расползаясь, будто пятно. Она сглотнула, откинулась на диван, а витринку положила назад, в ящик; сунула сначала одну руку, потом обе, под свитер и принялась массировать соски. Оргазм пришёл с такой пронзительной силой и с таким громом где-то над глазами, что ей показалось, будто она стукнулась лбом об пол.

• Предыдущая
• 9/140
• Следующая