Роканнон (сборник) - Ле Гуин Урсула Кребер - Страница 31
- Предыдущая
- 31/149
- Следующая
— Что же вы можете им предложить?
— Ну, вы же знаете, Чифойлиск, — тихо, застенчиво сказал Шевек. — Вы же знаете, чего они от меня хотят.
— Да, знаю, но я не знал, что и вы это знаете, — так же тихо ответил тувиец. Его хрипловатый голос перешел в еще более хриплый шепот — сплошные выдохи и свистящие согласные. — Значит, она у вас есть — Общая Теория Времени?
Шевек взглянул на него, пожалуй, не без иронии.
Чифойлиск настаивал:
— Вы ее записали?
Шевек с минуту продолжал смотреть на него, потом ответил прямо:
— Нет.
— Хорошо!
— Почему?
— Потому что, если бы она была записана, она уже была бы у них.
— Что вы хотите этим сказать?
— Только то, что сказал. Послушайте, ведь это Одо говорит, что где собственность, там и воровство?
— «Чтобы создать вора — создай владельца; чтобы создать преступность — создай законы». «Социальный организм».
— Правильно. Где есть бумаги, хранящиеся в запертых комнатах, там есть и люди с ключами к этим комнатам!
Шевека передернуло.
— Да, — сказал он, помолчав, — это очень неприятно.
— Для вас. Не для меня. У меня, знаете ли, нет этих ваших индивидуалистических моральных ограничений. Я знал, что вы не записали свою Теорию. Если бы я думал, что она записана, я приложил бы все усилия, чтобы получить ее от вас — уговорами, воровством, силой, если бы я считал, что мы сумеем похитить вас, не вызвав этим войну с А-Ио. Все, что угодно, лишь бы суметь вырвать ее из рук этих жирных иотийских капиталистов и отдать в руки Центрального Президиума моей страны.
Потому что дело, которому я служу, это мощь и безопасность моей родины, и выше этого нет и не может быть ничего.
— Вы врете, — миролюбиво ответил Шевек. — Я думаю, вы патриот, да. Но выше патриотизма вы ставите свое уважение к истине, к научной истине; и, быть может, еще и свою верность отдельным личностям. Вы бы не предали меня.
— Предал бы, если бы смог, — с яростью сказал Чифойлиск. Он начал было говорить что-то еще, замолчал и наконец зло и безнадежно сказал:
— Думайте, что хотите. Я не могу открыть вам глаза, если вы сам этого не делаете. Но помните — вы нам нужны. Если вы в конце концов разглядите, что здесь происходит, приезжайте в Ту. Не тех людей вы выбрали, чтобы сделать из них братьев! И если… я не имею права это говорить, но не важно. Если не хотите ехать к нам, в Ту, по крайней мере, не отдавайте свою Теорию иотийцам. Вообще ничего не давайте этим ростовщикам! Уезжайте. Возвращайтесь домой. Отдайте своему народу то, что можете отдать!
— Он в этом не нуждается, — лишенным выражения голосом ответил Шевек. — Вы думаете, я не пытался?
Четыре-пять дней спустя Шевек спросил о Чифойлиске, и ему сообщили, что он вернулся в Ту.
— Совсем? Он не сказал мне, что уезжает.
— Ни один тувиец не знает, когда его отзовет его Президиум, — сказал Паэ, потому что, разумеется, именно Паэ рассказал Шевеку об отъезде Чифойлиска. — Он просто знает, что, когда такой приказ придет, его надо быстренько выполнить. И не тратить время на всякие там прощания. Бедняга Чиф! Интересно, чем он провинился?
Раз или два в неделю Шевек навещал Атро в симпатичном домике на самом краю университетского городка, где тот жил с парой слуг, таких же старых, как он сам. Ему было почти восемьдесят лет, и он был, по его собственному выражению, памятником первоклассному физику. Хотя ему не пришлось, как Гвараб, столкнуться с тем, что труд всей его жизни остался непризнанным, с возрастом он частично обрел свойственное ей бескорыстие. Во всяком случае, его интерес к Шевеку был, по-видимому, чисто личным; это было отношение товарищества. Он был первым физиком-секвенциалистом, который принял подход Шевека к пониманию Времени. Он сражался — оружием Шевека — за теории Шевека, против прочно устоявшейся научной респектабельности, и эта битва продолжалась несколько лет, пока не были опубликованы еще не отшлифованные «Принципы Одновременности», что быстро привело к победе одновременистов. В жизни Атро это сражение было звездным часом. Не за истину он не стал бы сражаться, но сам процесс сражения был ему милее истины.
Атро знал свою родословную за тысячу сто лет, в ней были генералы, принцы, крупнейшие землевладельцы. У семьи Атро и сейчас было имение в семь тысяч акров и четырнадцать деревень в Провинции Сиэ, самом сельском регионе А-Ио. В его речи проскальзывали провинциальные обороты, архаизмы, которыми он гордился и от которых не желал отказываться. Богатство не производило на него ни малейшего впечатления, а правительство своей родной страны, все целиком, он называл «сборищем демагогов и ползучих политиканов». Купить его уважение было невозможно. Но он, не скупясь, дарил его любому дураку с «приличным именем», как он выражался. В некоторых отношениях он был совершенно непонятен Шевеку: загадка; аристократ. И все же его неподдельное презрение и к деньгам, и к власти вызывало у Шевека чувство большей близости к нему, чем к кому бы то ни было из тех, с кем он сталкивался на Уррасе.
Однажды, когда они вместе сидели на застекленной веранде, где Атро разводил всевозможные редкостные и не подходящие к сезону цветы, Атро случайно употребил выражение «мы, тау-китяне». Шевек поймал его на слове:
— «Тау-китяне» — ведь это птичий термин?
«Птичьими» в разговорной речи называли популярную прессу, газеты, радиопередачи и литературу, выпускаемые для городских трудящихся.
— Птичий! — повторил Атро. — Мой дорогой, где вы, черт возьми, набираетесь этих вульгарных выражений? Под «тау-китянами» я подразумеваю именно то, что под этим словом понимают журналисты и их читающие по складам читатели. Уррас и Анаррес!
— Меня удивило, что вы употребили инопланетное слово, по существу, — не тау-китянское слово.
— Определение посредством исключения, — с веселым азартом парировал старик. — Сто лет назад мы не нуждались в этом слове. Нам было вполне достаточно слова «человечество». Но шестьдесят с чем-то лет назад все изменилось. Мне было семнадцать лет, это случилось ранним летом, день был отличный, солнечный, я прекрасно его помню. Я как раз вывел своего коня, а моя старшая сестра крикнула из окна: «По радио разговаривают с кем-то из Дальнего Космоса!». Моя бедная матушка решила, что все кончено: инопланетные дьяволы, знаете ли… Но оказалось, что это всего лишь хейниты, болтают о мире и братстве… Ну, в наше время понятие «человечество» стало немного слишком всеобъемлющим. Чем определить понятие «братство» или «не-братство»? Определение посредством исключения, милый мой! Вы и я — родичи. Несколько веков назад ваши предки, вероятно, пасли коз в горах, а мои угнетали крепостных в Сиэ; но мы — члены одной и той же семьи. Чтобы осознать это, достаточно увидеть чужака или услышать о нем. Существо из другой солнечной системы. Существо, которое называется человеком, но не имеет с нами ничего общего, кроме того, что у него тоже есть две руки, две ноги и голова, а в ней какой-то мозг!
— Но разве хейниты не доказали, что мы…
— Все происходим из иного мира, что мы все — потомки хейнских межзвездных колонистов, полмиллиона лет назад, или миллион, или два, или три миллиона, да, знаю. Доказали! Клянусь Первичным Числом, Шевек, вы рассуждаете, как первокурсник на семинаре! Как вы можете всерьез говорить об исторических доказательствах при таком огромном промежутке времени? Эти хейниты перебрасываются тысячелетиями, как мячиками, но это все — фокусы! Религия моих отцов не менее авторитетно сообщает мне, что я происхожу от некоего Пинра-Ода, которого Бог изгнал из Сада за то, что он имел наглость сосчитать у себя пальцы на руках и на ногах и тем самым выпустил во вселенную Время. Уж если выбирать, я предпочитаю эту историю утверждениям чужаков!
Шевек засмеялся; капризы Атро доставляли ему удовольствие. Но старик был серьезен. Он постучал пальцем по руке Шевека пониже локтя и, двигая бровями и жуя губами, как всегда, когда волновался, сказал:
— Надеюсь, мой дорогой, что вы относитесь к этому так же, как я, очень на это надеюсь. Я уверен, что ваше общество во многом достойно восхищения, но оно не учит вас видеть различия — а это, в конце концов, лучшее из всего, чему может научить цивилизация. Я не хочу, чтобы эти чертовы чужаки зацапали вас при помощи этих ваших представлений о братстве и общности и тому подобного. Они вас утопят в разговорах об «общечеловеческом» и «лигах всех миров» и так далее, а мне было бы очень горько, если бы вы попались на эту удочку. Закон существования — борьба… конкуренция… устранение слабых… безжалостная война за выживание. И я хочу увидеть, что выживут лучшие. Тот вид людей, которых я знаю. Тау-китяне. Вы и я: Уррас и Анаррес. Сейчас мы впереди них, всех этих хейнитов и террийцев, и как они там еще себя называют, и мы должны оставаться впереди. Они дали нам межзвездный двигатель, но теперь мы делаем звездолеты лучше, чем они. И я всей душой надеюсь, что когда вы, наконец, решите опубликовать вашу теорию, вы подумаете о своем долге перед своим народом, перед своим родом. О том, что такое верность и кому она должна принадлежать.
- Предыдущая
- 31/149
- Следующая
