А.и Б. Стругацкие. Собрание сочинений в 10 томах. Т.2 - Стругацкие Аркадий и Борис - Страница 13
- Предыдущая
- 13/134
- Следующая
Я увидел, как в холл вошел Римайер, и сразу забыл про доктора Опира. Костюм на Римайере висел мешком, Римайер сутулился, лицо Римайера совсем обвисло. И по-моему, он пошатывался на ходу. Он подошел к лифту, и тут я догнал его и взял за рукав.
Римайер сильно вздрогнул и обернулся.
— Какого черта? — сказал он. Он был явно не рад мне.— Зачем вы еще здесь?
— Я ждал вас.
— Я же вам сказал, приходите завтра в двенадцать.
— Какая разница? — сказал я,— Зачем терять время?
Он, тяжело дыша, смотрел мне в лицо.
— Меня ждут, понимаете? В номере сидит человек и ждет меня. И он не должен видеть вас у меня. Вы можете это понять?
— Не кричите так,— сказал я,— На нас глядят.
Римайер повел по сторонам заплывшими глазами.
— Пойдемте в лифт,— сказал он.
Мы вошли в кабину, и Римайер нажал кнопку пятнадцатого этажа.
— Говорите быстро, что вам надо.
Вопрос был на редкость глуп. Я даже растерялся.
— Вы что, не знаете, зачем я здесь?
Он потер лоб, затем проговорил:
— Черт, все так перепуталось... Слушайте, я забыл, как вас зовут.
— Жилин.
— Слушайте, Жилин, ничего нового у меня для вас нет. Мне некогда было этим заниматься. Это все бред, понимаете? Выдумки Марии. Они там сидят, пишут бумажки и выдумывают. Их всех надо гнать к чертовой матери.
Мы доехали до пятнадцатого этажа, и он нажал кнопку первого.
— Черт,— сказал он.— Еще пять минут, и он уйдет... В общем, я уверен в одном. Ничего этого нет. Во всяком случае, здесь, в городе.— Он вдруг украдкой глянул на меня и отвел глаза,— Вот что я вам скажу. Загляните к рыбарям. Просто для очистки совести.
— К рыбарям? К каким рыбарям?
— Сами узнаете,— нетерпеливо сказал он.— Да не капризничайте там, делайте все, что велят.— Потом он, словно оправдываясь, добавил: — Я не хочу предвзятости, понимаете?
Лифт остановился на первом этаже, и он нажал кнопку девятого.
— Все,— сказал он.— А потом мы увидимся и поговорим подробнее. Скажем, завтра в двенадцать.
— Ладно,— медленно сказал я. Он явно не хотел говорить со мной. Может быть, он не доверял мне. Что ж, это бывает.— Между прочим,— сказал я,— к вам заходил некий Оскар.
Мне показалось, что он вздрогнул.
— Он вас видел?
— Естественно. Он просил передать, что будет звонить сегодня вечером.
— Плохо, черт, плохо...— пробормотал Римайер.— Слушайте... Черт, как ваша фамилия?
— Жилин.
Лифт остановился.
— Слушайте, Жилин, это очень плохо, что он вас видел... Впрочем, плевать... Я пошел.— Он открыл дверцу кабины.— Завтра мы поговорим с вами как следует, ладно? Завтра... А вы загляните к рыбарям, договорились?
Он изо всех сил захлопнул за собой решетчатую дверь.
— Где мне их искать? — спросил я.
Я постоял немного, глядя ему вслед. Он почти бежал неверными шагами, удаляясь по коридору.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Я шел медленно, держась в тени деревьев. Изредка мимо прокатывали машины. Одна машина остановилась, водитель распахнул дверцу, перегнулся с сиденья, и его стошнило. Он вяло выругался, вытер рот ладонью, хлопнул дверцей и уехал. Он был немолодой, краснолицый, в пестрой рубашке на голое тело. Римайер, наверное, спился. Это случается довольно часто: человек старается, работает, считается ценным работником, к нему прислушиваются и ставят его в пример, но как раз в тот момент, когда он нужен для конкретного дела, вдруг оказывается, что он опух и обрюзг, что к нему бегают девки, что от него с утра пахнет водкой... Ваше дело его не интересует, и в то же время он страшно занят, он постоянно с кем-то встречается, разговаривает путано и неясно, и он вам не помощник. А потом вы охнуть не успеваете, как он оказывается в алкогольной лечебнице, или в сумасшедшем доме, или под следствием. Или вдруг женится — странно и нелепо, и от этой женитьбы отчетливо воняет шантажом... И остается только сказать: «Врачу, исцелися сам...»
Хорошо бы все-таки отыскать Пека. Пек — жесткий, честный человек, и он всегда все знает. Вы еще не успеете закончить техконтроль и выйти из корабля, а он уже на «ты» с дежурным поваром Базы, уже с полным знанием дела участвует в разборе конфликта между командиром Следопытов и главньм инженером, не поделившими какой-то трозер, техники уже организуют в его честь вечеринку, а замдиректора советуется с ним, отведя его в угол... Бесценный Пек! А в этом городе он родился и прожил здесь треть жизни.
Я нашел телефонную будку, позвонил в Бюро Обслуживания и попросил найти адрес или телефон Пека Зеная. Мне предложили подождать. В будке, как всегда, пахло кошками. Пластиковый столик был исписан телефонами, разрисован рожами и неприличными изображениями. Кто-то, видимо, ножом глубоко вырезал печатными буквами незнакомое слово «СЛЕГ». Я приоткрыл дверь, чтобы не было так душно, и смотрел, как на противоположной, теневой стороне улицы у входа в свое заведение курит бармен в белой куртке с засученными рукавами. Потом мне сообщили, что Пек Зенай, по данным на начало года, обитает по адресу: улица Свободы, 31, телефон 11 - 331. Я поблагодарил и тут же набрал этот номер. Незнакомый голос сообщил мне, что я не туда попал. Номер телефона правильный и адрес тоже, но Пек Зенай здесь не живет, а если и жил раньше, то неизвестно, когда и куда выехал. Я дал отбой, вышел из будки и перешел на другую сторону улицы, в тень.
Поймав мой взгляд, бармен оживился и сказал еще издали:
— Давайте заходите!
— Не хочется что-то,— сказал я.
— Что, не соглашается, стерва? — сказал бармен сочувственно.— Заходите, чего там, побеседуем... Скучно.
Я остановился.
— Завтра утром,— сказал я,— в десять часов в университете состоится лекция по философии неооптимизма. Читает знаменитый доктор философии Опир из столицы.
Бармен слушал меня с жадным вниманием, он даже перестал затягиваться.
— Надо же! — сказал он, когда я кончил.— До чего докатились, а! Позавчера девчонок в ночном клубе разогнали, а теперь у них, значит, лекции. Ничего, мы им еще покажем лекции!
— Давно пора,— сказал я.
— Я их к себе не пускаю,— продолжал бармен, все более оживляясь.— У меня глаз острый. Он еще только к двери подходит, а я уже вижу: интель. Ребята, говорю, интель идет! А ребята у нас как на подбор, сам Дод каждый вечер после тренировок у меня сидит. Ну, он, значит, встает, встречает этого интеля в дверях, и не знаю уж, о чем они там беседуют, а только налаживает он его дальше. Правда, иной раз они компаниями бродят. Ну, тогда, чтобы, значит, скандала не было, дверь на стопор, пусть стучатся. Правильно я говорю?
— Пусть,— сказал я. Он мне уже надоел. Есть такие люди, которые надоедают необычайно быстро.
— Что — пусть?
— Пусть стучатся. Стучись, значит, в любую дверь.
Бармен настороженно посмотрел на меня.
— А ну-ка, проходите,— сказал вдруг он.
— А может, значит, по стопке? — предложил я.
— Проходите, проходите,— повторил он.— Вас здесь не обслужат.
Некоторое время мы смотрели друг на друга. Потом он что-то проворчал, попятился и задвинул за собой стеклянную дверь.
— Я не интель,— сказал я.— Я бедный турист. Богатый!
Он глядел на меня, расплющив нос на стекле. Я сделал движение, будто опрокидываю стаканчик. Он что-то сказал и ушел в глубину заведения. Было видно, как он бесцельно бродит между пустыми столиками. Заведение называлось «Улыбка». Я улыбнулся и пошел дальше.
За углом оказалась широкая магистраль. У обочины стоял огромный, облепленный заманчивыми рекламами грузовик-фургон. Задняя стенка его была опущена, и на ней, как на прилавке, горой лежали разнообразные вещи: консервы, бутылки, игрушки, стопы целлофановых пакетов с бельем и одеждой.
Двое молоденьких девчушек щебетали сущую ерунду, выбирая и примеряя блузки. «Фонит»,— пищала одна. Другая, прикладывая блузку так и этак, отвечала: «Чушики, чушики, и совсем не фонит»,— «Возле шеи фонит».— «Чушики!» — «И кресток не переливается...» Шофер фургона, тощий человек в комбинезоне и в черных очках с мощной оправой, сидел на поребрике, прислонившись спиной к рекламной тумбе. Глаз его видно не было, но, судя по вялому рту и потному носу, он спал. Я подошел к прилавку. Девушки замолчали и уставились на меня, приоткрыв рты. Им было лет по шестнадцати, глаза у них были как у котят — синенькие и пустенькие.
- Предыдущая
- 13/134
- Следующая
