Последнее испытание - Мэрфи Уоррен - Страница 3
- Предыдущая
- 3/62
- Следующая
Откуда-то из глубины комнаты, которая то появлялась в лунном свете меж облаков, то исчезала, явилась женщина.
Никогда не дремлющая часть сознания Римо отметила ее появление тотчас, как только та подошла и остановилась у изножья татами. Она попала сюда не через дверь и не через окно, Римо очень удивился и проснулся — внезапно и резко. Так обычно захлопывается мышеловка.
Он сел. Глаза постепенно привыкли к царившей в комнате темноте. И та, вечно недремлющая часть сознания, предупреждавшая о появлении в комнате постороннего, тут же отключилась. Зато ожили все остальные органы чувств.
Они твердили, что он в спальне один. Уши не различали ни малейших звуков — ни биения сердца, ни слабого, эластичного шелеста легких, ни шума крови, бегущей по жилам, венам и кровеносным сосудам. Обоняние раздражали только привычные запахи ночи — еле уловимый аромат моря, вонь выхлопных газов да запах подстриженного газона на лужайке под окнами.
Но он видел эту женщину! Она смотрела на него сверху вниз. Спокойное лицо — нежный белый овал в обрамлении длинных темных волос. Камея... Юная и как бы вне возраста, красивая и в то же время — не слишком.
А глаза — печальные, печальные...
Женщина стояла босиком у плетеной циновки, и, хотя лицо ее Римо видел вполне отчетливо, разглядеть фигуру никак не удавалось. Вроде бы и одежды на ней никакой не было... И в то же время нагой она не казалась. Нет, это не женщина. А наверняка некий ангел, которому не пристали такие понятия, как красота, одежда или тело...
Римо вытянул ногу, чтобы прикоснуться к женщине.
Нога провалилась в такую бездонную и абсолютную тьму, что он тут же испуганно ее отдернул.
А женщина вдруг заговорила:
— Я просто смотрела, как ты спишь... — И улыбнулась, еле-еле, краешками губ. Несмотря на некую робость и неуверенность, улыбка получилась теплой и нежной. — Ты вырос... и стал таким красавцем.
— Так ты моя мать? — спросил Римо, слегка запнувшись на последнем слове.
Печальные глаза просияли.
— Да. Я твоя мать.
— Я тебя узнал. По глазам...
— Ты меня помнишь?
— Нет. Но у меня есть дочь. И глаза у нее точь-в-точь твои.
— Дочь... На нее пала тень.
— Что?!
— Да ты не волнуйся! Придет день, сам все поймешь. Увидишь то, что пока тебе недоступно... — Она закрыла глаза. — Ведь почти всю свою жизнь ты прожил без меня. Но и это тоже скоро изменится. Ты умрешь, мой единственный сын, и тебя похоронят на Арлингтонском кладбище, как героя. Под твоим настоящим именем, которого ты пока не знаешь.
— Так Римо Уильямс — не настоящее мое имя?
Она тихо покачала головой.
— А как меня звать по-настоящему?
— Ты должен узнать сам.
— Нет, скажи мне, скажи!
— Он тебе скажет.
— Кто? Отец?
— Ты его еще не нашел.
— Пытался, но...
— Я ведь уже говорила тебе, кто похоронен у Смеющегося ручья.
— Но я не нашел никакого Смеющегося ручья! Его нет ни на одной карте, ни в атласе, ни в путеводителях...
— Смеющийся ручей — место священное. А потому на картах ему не место. И потом, я ведь уже сказала: отца своего ты знаешь.
— Нет не знаю. Я просто голову сломал, пытаясь...
— Нельзя прекращать поиски. Думай, думай лучше. Подскажут или голова, или сердце.
— Нет, скажи! Назови хотя бы имя! — взмолился Римо.
— Прости...
— Послушай, но для меня очень важно найти его! Очень важно! — с жаром воскликнул он. — Назови его имя!
— О, я была бы никуда не годной матерью, если б до сих пор водила тебя за ручку. Ты ведь уже умеешь ходить и думать.
— Ну намекни хотя бы, умоляю!
— Иногда он бродит по земле, на которую упала Великая Звезда. А порой... порой блуждает среди звезд.
— Что это значит?
— Ищи его к югу от кратера Великой Звезды или же среди других, земных звезд...
— Земные звезды?..
Женщина снова прикрыла темные глаза.
— Я покажу тебе одну картинку...
Пространство перед ней тут же сгустилось, заклубились какие-то темные тени. В отблесках лунного света появились причудливые тени.
Постепенно картина прояснилась. Нет, цветной она не стала — везде черно-синие тона. Ночное видение...
— Ну что видишь, сын мой?
— Пещера...
— Загляни поглубже. Что там?
Римо впился взглядом в черный провал. Казалось, пещера наполнена густой непроницаемой тьмой, но вот глаза его различили слабое мерцание.
Сперва он увидел какой-то странный предмет, завернутый в одеяло. Некогда одеяло было цветным, но давно полиняло, поблекло и обтрепалось по краям. Из одеяла торчали сухие палочки и клочки высохшей коричневой кожи, а вот и человеческая голова. Иссохшая, сморщенная, с узкими щелочками закрытых глаз, провалившимся носом и плотно сомкнутым, словно зашитым ртом.
К натянутой, как барабан, коже черепа прилипли грязные волосы.
— Мумия... — прошептал Римо.
— Разве у мумии нет лица?
— Где там! Почти не разобрать, — ответил Римо.
— Разве так трудно догадаться, каким оно было прежде?
Римо напряженно всмотрелся в эту чудовищную маску. Вдруг вздрогнул и нервно сглотнул.
А потом, крепко зажмурившись, отвернулся.
— Чье это лицо? — настаивала женщина.
— Сама знаешь, чье... — осипшим голосом ответил сын.
— Скоро ты попадешь в эту пещеру. Нужно только сделать первый шаг.
— Никуда я больше не пойду.
— Но ведь ты хочешь найти отца, хочешь узнать правду!
— Не такой же ценой...
— До сих пор ты искал его лишь умом и глазами. Теперь попробуй поискать сердцем. Отец смотрит на тебя, пусть даже и не видит.
— Не понимаю.
— Мы — люди Солнца. И твой родной народ — это народ Солнца. Ищи людей Солнца, только с ними ты обретешь понимание и покой.
— Я... я не могу.
— Сможешь! Внемли своей матери, которую прежде не знал. Войди в пещеру, и тебе все откроется. Не бойся, смерти нет. Жизни в тебе не более, чем во мне. Ума не больше, чем у самого древнего твоего предка. А я... не более мертва, чем мои гены, которые ты унаследовал.
Бросив на него исполненный печали взгляд, видение тут же растворилось.
Весь остаток ночи Римо так и не сомкнул глаз. Лежал на спине, глядя в потолок и пытаясь убедить себя, что все это — не более чем скверный сон.
Но мастера Синанджу являются абсолютными властителями собственного тела и разума, и кошмары их не преследуют. А потому Римо понял, что впереди его ждут страшные испытания.
На завтрак мастер Синанджу готовил себе специальный чай долголетия.
В серо-зеленом чайнике весело кипела вода, рядом в плошках были разложены кусочки корня женьшеня, толченые плоды жожоба, сырые семена сосны. Нежные солнечные лучи врывались в кухонное окно.
Мастер Синанджу предпочел бы просыпаться на родном Востоке, но он жил в трудные времена. Нет, в целом все обстояло не столь уж безнадежно, размышлял он, расхаживая по кухне, оборудованной электроплитой, кранами с горячей и холодной водой и прочими атрибутами западной цивилизации.
Перед завтраком он напевал песенки, некогда услышанные в родной деревне Синанджу, в далекой Корее. Эти звуки словно бы приближали его к дому. Тем не менее он не чувствовал себя счастливым.
Да, ему пришлось поселиться в стране варваров. Да, у него был сын, не родной, приемный. Белый, с огромными ступнями и носом и дурацкими круглыми глазами. Не лицо, а маска какая-то! Белая и страшная.
Впрочем, мастер Синанджу знавал и худшие времена. Он испытал все тяготы и лишения, связанные с жизнью в нищей голодной деревне, без семьи, сына, наследника, ученика. Тогда ему помогли выжить и продержаться всепоглощающее чувство ответственности за свой народ и трезвое понимание того, что традиция, зародившаяся пять тысяч лет тому назад, последним представителем которой он являлся, подходит к бесславному концу.
В те дни ему досталось сполна за то, что он обманул ожидания своих великих предков и стал единственным свидетелем этих последних дней.
- Предыдущая
- 3/62
- Следующая
