Доллары мистера Гордонса - Мэрфи Уоррен - Страница 17
- Предыдущая
- 17/38
- Следующая
— Не знаю. Должно быть, валяются пьяные где-нибудь в «Шарлотте Амалии», — предположил Римо, имея в виду торговый район на Святом Томасе, где беспошлинное спиртное, не облагавшееся налогом, стоило как газировка.
Практически в каждом втором магазине, а все они были освобождены от налогов с выручки, можно было, например, купить часы «Сейко». Эти часы были едва ли не главным, что привлекало на остров пассажиров морских круизов, которые охотно оставляли здесь свои деньги, а взамен получали бронзовый цвет кожи.
— Карибских индейцев, которые здесь обитали когда-то, уже нет, — сказал Чиун. — Они жили полнокровной и счастливой жизнью, пока сюда не заявились испанцы. Новые повелители были такими жестокими, что все карибские индейцы бросились однажды с высокой скалы и поразбивались насмерть. Вождь сказал перед смертью, что боги отомстят за них.
— Отомстили?
— Если верить истории, которую здесь любят рассказывать, то — да. Произошло землетрясение, город был полностью разрушен, погибло тридцать тысяч человек.
— Это все были испанцы?
— Нет. Потому что тот, кто ждет, чтобы за него отомстили другие, никогда не удовлетворит жажду мщения. Как тебе известно, Синанджу не имеет ничего общего с местью. Месть вообще глупость. В основе нашего искусства лежит жизнь. Наша цель — жить и выживать. Даже суть наших смертоносных услуг состоит в том, чтобы Синанджу могла выжить. Именно это и делает нас могущественными. Силен тот, кто живет. Ты посмотри на черные лица вокруг нас. Их привезли сюда в цепях. Их избивали кнутами. На голой и бесплодной земле они должны были выращивать для других сахарный тростник. И кто выжил?
Гордые карибские индейцы, надеявшиеся на то, что за них отомстят боги? Или негры, которые день за днем растили детей, строили дома и смиряли свой гнев?
Негры победили и живут. Мангусты победили и живут. А вот зеленых змей и карибских индейцев больше нет.
— У зеленых змей была гордость?!
— Эта история должна научить тебя не думать об отмщении Гордонсу. Ты должен учиться выживанию, что традиции Синанджу составляют главный смысл нашего искусства. И я говорил вовсе не о зеленых змеях.
— А мне показалось, что о них, — сказал Римо, зная наперед, что эти слова рассердят Чиуна. Он не обманулся в своих ожиданиях — из потока корейских слов, которым разразился Мастер Синанджу, он понял, что никак нельзя превратить бледный кусок свиного уха в шелк, как невозможно сделать из грязи бриллиант. Римо понял, что вечером его ожидает лекция на тему: «Бесплодность попыток передать белому человеку тысячелетний опыт Синанджу».
Но Римо не придавал особого значения словам: за Чиуна говорили — громче и яснее слов — его дела.
Старый кореец оставил в Штатах все свои пожитки — и кимоно, и, что гораздо важнее, специальную телевизионную систему, которой его снабдил Смит и с помощью которой он мог смотреть свои любимые дневные мыльные оперы, зная, что при этом не упустит и другие, которые передавались параллельно.
Эта штука записывала их на пленку, так что Чиун мог часами, не прерываясь, наслаждаться сериалами. В США осталось и фото главного героя сериала «Пока Земля вертится» Рэда Рекса с автографом. Чиун знал, что пока они с Римо прохлаждаются на тропическом острове, Рэд Рекс в Штатах мучается сомнениями: сказать или не сказать миссис Лоретте Ламонт о том, что когда ее дочери делали аборт, то обнаружили злокачественную опухоль, и это некоторым образом оправдывало Уайетта Уолтона, оставившего на Майорке жену с семью детьми, прежде чем появиться в качестве духовного наставника в доме миссис Ламонт. И Римо знал, что Чиун очень страдает от того, что не пришлось увидеть эту сцену.
И уж коли Чиун пожертвовал телевизионными мелодрамами, то и Римо в свою очередь должен не раздумывая покинуть КЮРЕ. Но Чиуна не слишком занимал этот вопрос. С тех пор, как они неделю назад прибыли на Святой Томас, Чиун ежедневно втолковывал своему ученику, что главное — выживание. И тем не менее вопрос о выходе из КЮРЕ продолжал тревожить Римо до глубины души.
А в это время на другом конце острова, в аэропорту имени Гарри Трумэна, совершил посадку реактивный лайнер компании «Америкэн эйрлайнз», в котором находился пассажир, встревоженный не меньше, чем Римо. Но по Роберту Джеллико это было, в отличие от Римо, очень заметно. Все пассажиры двинулись в переднюю часть самолета на выход, а Роберт Джеллико направился назад, в тесный туалет, где его снова стошнило. Он не запирал за собой дверь туалета.
Он не пытался спрятаться в нем. Он машинально спустил воду, вышел и побрел, спотыкаясь между рядами кресел, спустился по трапу и направился в здание аэропорта, где его ждали мистер Гордонс, Мо Алштайн и сержант Питульский.
Алштайн заметил, что из-за жары и влажного воздуха у него появилось ощущение, будто надетый на нем костюм прирос к коже. Сержант Питульский считал, что единственный способ избавиться от этого чувства — добрая порция виски «Сигрэмс севен» с бутылочкой пива, но Гордонс пить запретил.
Они остановились в гостинице «Уинуорд» в номере с видом на порт. Мистер Гордонс попросил всех троих подождать немного: ему надо было кое-что купить.
Сержант Питульский заверил, что он может за них не беспокоиться, и, как только Гордонс вышел, сразу же заказал в номер бутылку виски и ящик баденского пива. Он пил большими глотками, пока не пришел к мысли, что нынешние морские пехотинцы не имеют права называться настоящими морскими пехотинцами. Этой мыслью он поделился с остальными. Настоящие морские пехотинцы не воевали во Вьетнаме, иначе Америке не пришлось бы уйти оттуда, не доведя дело до конца. Настоящие морские пехотинцы — это те, которые служили в Сан-Диего, Японии, Черри-пойнте, Северной Каролине и на острове Паррис.
— Ага, значит, вы служили в этих местах? — догадался Мо Алштайн.
Сержант Питульский подтвердил эту догадку.
— Я так и думал, — сказал Алштайн.
Джеллико сидел тихо и молчал. Алштайн предложил ему выпить, но тот отказался.
— В чем дело, приятель? — спросил Алштайн.
— Ни в чем.
— Мне, знаете, тоже не улыбается работать с вами. Вы — сукин сын и антисемит, — сказал Алштайн, — вы дилетант. А из-за дилетантов и я могу пострадать.
— Кто дилетант, я?! — вскинулся сержант Питульский. — Я — морской пехотинец!
— Вы — болван! — сказал Алштайн.
— Вы не знаете, на что способны морские пехотинцы!
— Единственное, на что они способны, — отрезал Алштайн, — это напиваться и затевать драки. Боже, как мне не хватает моего револьвера! Если бы он был со мной!
— Еще будет, — сказал Джеллико.
— Какое там! — вздохнул Алштайн. — Он отобрал его еще в Чикаго. Странный тип этот Гордонс! Бьюсь об заклад, он притащит какое-нибудь дешевенькое дерьмо, пистолетик, который придется засовывать жертве прямо в ноздрю, чтобы был хоть какой-то толк. Вот увидите. Все смеются над калибром моей пушки и над тем, что она хромирована. А, между прочим, хром — моя идея. Со своим «магнумом» я — король!
— Да получите вы назад свою пушку, — сказал Джеллико.
— Чепуха. Не мог же он пронести револьвер через таможню! Они особенно усердствуют, когда имеют дело с рейсами, пролегающими мимо Кубы.
— А морские пехотинцы запросто могут закинуть оружие па Кубу, — сказал Питульский. — Собственно говоря, оно там уже есть, на Гуантанамо. Храни Господь американскую морскую пехоту!
Тут сержант зарыдал и стал жаловаться, что оставил единственную семью, которая у него когда-либо была, — морскую пехоту. И ради чего? Ради денег. Ради грязных, вонючих денег! Да к тому же пришлось стащить огнемет, о котором они будут очень жалеть. Это не то что ВВС, где ты можешь потерять весь воздушный флот, а правительство пришлет тебе еще пять эскадрилий.
Морские пехотинцы всегда дорожили своим оружием...
— Заткнись! — сказал Алштайн. — Ты разнылся о своей сопливой работенке за какие-то шесть сотен в месяц, а у меня от этого зависит все, вся карьера.
— Вы оба получите обратно ваше оружие, — сказал Джеллико.
- Предыдущая
- 17/38
- Следующая
