Ведьмины пляски (СИ) - Романовская Ольга - Страница 5
- Предыдущая
- 5/93
- Следующая
Ноги гудели: камни острые, просветы между ними - большие, а многих булыжников и вовсе нет. Тут бы кроссовки или местные сапоги на плоской подошве! Каблуков иномирные дамы не носили, во всяком случае, не спотыкались. У всех - юбки до щиколоток, корсеты на шнуровке, шали на плечах и какой-нибудь головной убор на голове. Чаще - чепец, но встречались и береты с платками.
Волос женщины старались не показывать, разве что выбьется на шею прядка-другая. Девушкам дозволялось чуть больше, но с непокрытой головой я никого не видела.
Мужчины одевались по-разному. Видела я и индивидов в лосинах. Представьте себе: штаны в обтяжку, ничего не скроешь, а поверх - шорты с буфами. Особенно комично смотрелось на пожилых. Но большинство оставались консервативны: тесные, но в меру, штаны, рубашка с планкой, камзол, поверх - куртка или меховая распашная безрукавка.
Бедный люд, конечно, от нашего ничем не отличался. Что земные крестьяне и ремесленники, что эти - одинаковы.
Но мужчины с косичками - это выше моего понимания! Видимо, лосины - признак отсутствия ума.
На прохожих перестала коситься сразу же, как заметила солдат с алебардами. От греха юркнула в какой-то проулок, где едва не распрощалась с завтраком: жители устроили там помойку.
И мы ещё ругаем нашу систему ЖКХ! Поглядели бы на местные стандарты чистоты, поняли бы, что живём в раю. Под ногами нет сточных канав, не благоухает нечистотами, не блестят из щелей глаза крыс.
Усталая и голодная, проплутав по городу часов пять, выбралась на какую-то площадь. Решив, что терять всё равно нечего, привалилась к стене под вывеской с кабаном. Не сделаю больше ни шага, пока меня не возьмут сюда на работу.
Заведение, кажется, приличное, раз находится напротив ратуши с гигантскими часами. Эти самые часы я и рассматривала, следя за движением заводных фигур под стрелками, пока дверь не распахнулась, и какой-то мужчина не попытался прогнать бродяжку, то есть меня. Как выяснилось позже, хозяин трактира.
Глава 3. Чужая среди чужих.
Подула на лезшие в глаза волосы и пожалела, что не заплела косу. Волосы у меня средней длины, до лопаток, да ещё стриженные лесенкой, поэтому эталона русской красоты не вышло бы, но жиденькая косичка - вполне. А теперь стою, мучаюсь. И мою посуду. Без 'Фейри' и губки приходилось тяжело. Тру и тру засохший жир ветошью и мылом. Оно тут напоминает хозяйственное, только не ровные брусочки, а плоские, кривые, грязно-серые. Пенится плохо, оттирает также.
Ненавижу котлы и чугунные сковородки! Больше, чем официанток, или как их тут положено называть? А, подавальщицы. Они с таким презрением кидают мне тарелки с объедками, будто я существо второго сорта.
Весь день на ногах. Спина затекает, болит. К вечеру валюсь с ног и без всяких сновидений дрыхну до утра, пока повар не растолкает. Рано, на рассвете, потому как мне плиту растапливать.
Никогда в жизни не таскала столько тяжестей. И кресалом никогда не пользовалась. У нас даже в деревнях огонь спичками разжигают. А здесь - шестнадцатый век, что с него возьмёшь? И газетки нет, чтобы пламени помочь разгореться, приходится лучину стругать. Как результат - все пальцы в занозах.
Сплю я на кухне, за занавеской, на деревянной лавке. Она жёсткая, поэтому стелю на неё рваный тулуп. Его мне милостиво подарила жена хозяина, увидев как-то мою посиневшую от холода мордашку во дворе.
Водопровода нет, приходится за водой на улицу бегать, вот и мёрзнешь... То есть мёрзну.
Меня пробовали привлечь колоть дрова, но быстро поняли, что топор я даже не подниму. Оно и к лучшему - отрубила бы себе ногу.
Словом, уже недели три тружусь посудомойкой и поломойкой в таверне 'Какой-то там кабан'. Какой, я ещё не знаю, а вот слово 'кабан' выучила. Когда тыкают на вывеску с этим животным, а потом в название, нетрудно запомнить. Это повар так развлекался. Я для него - предмет вечных забот и развлечений. Почему забот? А потому, что языка не знаю, но активно учу.
Имя моё переделали в Иранэ. Я не возражала - глупо. Повара, к слову, звали Йоханес. С ним мы хоть как-то общались. Жестами и на двух разных языках. Зато мой словарный запас вырос. Через год, наверное, смогу нормально изъясняться.
Ворот платья натирал: грубые нитки не нравились чувствительной коже. Но не до жиру, быть бы живу, поношу и эту хламиду. Единственный плюс - отстежные рукава. Когда моешь посуду, очень удобно. Только намучаешься потом шнурки завязывать. Тут всё на шнурках, а завязки - на груди или сбоку. У знати, возможно, уже пуговицы появились, не знаю пока, не заходят к нам гранды, а мы, бедный люд, ходим по старинке. Я ведь тут на уровне крестьянки. Ещё и чепец на голове... Матрона матроной! Только дюжины детей не хватает.
Нижнего белья в этом мире ещё не изобрели, его заменяла нижняя рубашка или юбка из плотной ткани, похожей на хлопок. И всё. Никаких трусиков, корсетов и бюстье. Я так ходить не могла, поэтому занашивала земное бельё. Так и теплее, и безопаснее. Но в остальном старалась не отличаться от местных. Грязно-зелёное платье в пол, скромный вырез, прикрытый платочком, башмаки на деревянной подошве и тот самый застиранный чепец. Ни дать, ни взять фламандка с полотен Рубенса! Только фигурой скромнее: ни бюста шестого размера, ни целлюлита. Но для местных - нормально. Пару раз меня уже щипали за мягкие места. И не только сзади. Поэтому-то и выпросила у подавальщицы старый платочек, чтобы не смущать морально неустойчивых мужчин, падких на женские прелести. Хорошо, что хозяина и Йоханеса такое не интересовало. У нас сугубо рабочие отношения.
Руки мёрзли, но я упорно боролась с последней партией грязных тарелок. За окном давно стемнело, но посетители в зале ещё сидели, попивали вино и пиво. Когда уйдёт последний, возьму ведро и пойду драить пол. Не люблю начинать день с тряпки, предпочитаю его ею заканчивать.
Никогда не думала, что девушкам в тавернах приходится так тяжело. В романах они ещё гулять по городу умудряются, знакомства заводят. Я же за эти две недели не видела ничего, кроме таверны и заднего двора. Тут даже выходных не предполагалось, оставалось надеяться, что хотя бы заплатят. Или хозяин сэкономил, а я работала за кров и еду? Трудового договора ведь мы не заключали, а спросить не у кого.
Отогнав грустные мысли, вновь погрузила руки в холодную воду. Сначала тяжело было мыть десятки тарелок в одном тазике, но потом наловчилась.
Глиняные кружки, глиняные тарелки, деревянные ложки, металлические вилки, ножи... Несколько горшочков из-под рагу - и всё, можно поесть. Сегодня настоящее пиршество - среди объедков есть мясо.
- Иранэ, месиру!- заглянув на кухню, крикнула подавальщица.
Это Грета. На её груди помещаются восемь пивных кружек.
Так, значит, кто-то что-то пролил в зале, и мне нужно подтереть. 'Меси' - это комната. 'Месиру' - большая комната, то есть обеденный зал.
Отложив в сторону мыло и ветошь, наполнила ведро водой и поспешила наводить чистоту. Надеюсь, в этот раз меня ни за что не ущипнут, хотя поза располагает: головой вниз, тем самым местом кверху.
Посетителей было много. Кто-кто смеялся, чокаясь кружками, кто-то похрапывал, уткнувшись в тарелку, кто-то ел молча, кто-то спорил - словом, всё, как обычно.
Указывать, что и где вытирать, не потребовалось: винное пятно на полу заметила сразу. Битую посуду уже убрали, а Грета меняла скатерть.
Тихонько, стараясь не беспокоить посетителей, прошмыгнула к столу и принялась за работу.
Хочешь, не хочешь, а поневоле слушаешь и смотришь по сторонам. Так, скользя взглядом по лицам, заметила примечательную парочку: двух мужчин. Один из них сидел, второй стоял. И на шее у него был ошейник. Самый настоящий, железный, поверх воротника куртки. Рабства в этой стране, вроде, не существовало, поэтому я поневоле не сводила глаз с этой парочки, не забывая драить пол. К счастью, они не замечали столь пристального внимания, а то с этим строго: женщина - сама скромность. А прислуга - скромность вдвойне.
- Предыдущая
- 5/93
- Следующая
