Мастера - Дворкин Илья Львович - Страница 24

• Предыдущая
• 24/34
• Следующая

После этого такое началось!

Прибежали плотники; по чертежу, который дал им молодой профессор, построили специальное стойло. Нина Игнатьевна вместе с ветеринарным врачом Зыбиной дезинфекцию в скотном дворе сделала. А Гитару вымыли с мылом от рогов до хвоста и вытерли насухо.

Учёные профессора инструмент прокипятили, резиновые перчатки надели, марлевыми масками лица закрыли.

Всё сделали так, как полагается делать при настоящих операциях в настоящих операционных.

Вывели чистую-пречистую Гитару, поставили в специальное стойло. Привязали специальными широкими ремнями.

Стоит Гитара: красивая, чистая и печальная. Гладит её по морде Нина Игнатьевна и чуть не плачет. Видит — у Гитары слёзы из глаз катятся. Плачет Гитара. Понимает Гитара: что-то серьёзное готовится. Но не беспокоится, головой не машет, не вырывается. Только плачет. Чувствует привычную ласку — и верит: всё обойдется.

Больше часа делали Гитаре операцию. Магнитным зондом вытащили из неё гвоздь. Посмотрели на гвоздь, а он уже весь ржавый. Пошарили-пошарили ещё магнитным зондом — и вытащили какие-то проволочки, которые Гитара съела, приняв их за крепкие стебельки. Ещё пошарили зондом — ничего не нашли. Значит, всё вытащили.

Зашили надрез на животе. Наложили повязку.

Сняли профессора марлевые маски с лица, резиновые перчатки с рук. Устали оба — и старый и молодой. У того и у другого пот по лицу катится.

Никого из посторонних не пустили на ферму, кроме бригадира Петрова. Да какой же он посторонний? Он свой человек! А Таня у ворот стояла, в щелочку смотрела. Её и не заметили.

Уехали учёные профессора, а Гитару ещё долго пришлось держать в специальном стойле. Ей каждый день уколы делали и всякое разное лекарство вводили большим шприцем. Это для того, чтобы Гитара скорее поправилась. И витамины ей давали. И глюкозу.

Появилась у Гитары жвачка. Стала она хорошо есть и совсем здоровой сделалась.

Спасли Гитару!

Наступила зима.

Все поля и овраги занесло снегом. Блестит снег на солнце до того, что глазам больно. Чистый снег, сверкающий.

Все ложбинки, все овражки занесло. Замёрзла речка Ижорка, которая отделяет центральную усадьбу от фермы.

Поднялась ночью метель, замела все тропинки. И ту тропинку замела, по которой доярки на скотный двор ходят.

Но вот идёт от центральной усадьбы к ферме человек. Он торит первую тропинку. Сначала это даже не тропинка, а просто глубокие следы. Глубокие следы в глубоком утреннем снегу. По этим следам идут другие люди — второй человек, третий, четвёртый…

Из отдельных следов образуется тропинка между сугробами. Три раза проходят здесь доярки на ферму и обратно.

К вечеру тропинка твёрдая, крепкая, утоптанная. Блестящей голубой ленточкой тянется она между сугробами.

Зимой трудно вставать рано-рано. А надо. Коровы ждут своих хозяек, есть хотят. Зимой доярка не только доит коров, но и кормит их. Дают коровам сено, сенаж, силос, всякие овощи, комбинированные корма.

А в полдень коров выводят погулять. Дышат коровы морозным воздухом, щурятся от солнца. Лизнут снежок языком, попробуют: что это такое, какого вкуса?

Погуляют — у них аппетит становится лучше. А раз аппетит лучше, — значит, больше молока дадут.

Казалось бы, простое дело — кормление коров, а вот ведь и его надо проводить по-научному. Если относиться к этому спустя рукава, никакого толку не получится.

Придут коровы с прогулки, станут на свои места и сразу головы к кормушкам опускают. А в кормушках уже вкусный обед приготовлен.

Топорщится хрустящее сено.

Вот в нём мелькнула пушистая головка розовой кашки, жёлтый глазок с белыми ресничками — это ромашка, а вот колокольчик, а вот цветочки земляники. Попал кустик земляники под косилку, и его скосили и высушили.

Ароматное сено, само в рот просится.

Насыплет Нина Игнатьевна сена да ещё польёт его патокой. Получается сладкий ароматный салат.

Когда льётся патока, высовывают коровы свои шершавые языки и ловят языками струйку. Такие сластёны!

Любят коровы и вкусные брикеты — сенаж.

Влажная свежая трава посыпана крупной солью и утрамбована, спрессована специальным трактором.

А ещё коровам часто дают овощной салат из брюквы, свёклы, репки, моркови.

Вот какое коровье меню!

— Мама, почему Барышня на своё место не идёт? — спрашивает Таня и смотрит на Барышню.

Барышня — белая с небольшими чёрными пятнами, крупная, видная корова, — услышав голос девочки, чуть пошевелила ушами.

Скосила глаз в сторону Тани. Будто усмехнулась: не твоё дело, девочка! И дальше пошла.

Кормушка у Барышни оказалась пустой. Вот и пошла Барышня чужие кормушки проверять. Может быть, только ей, Барышне, не дали вкусного молотого зерна, а другим дали?

Прошла по всему ряду, все кормушки проверила. Пусто. Повернула назад и на обратном пути проверила кормушки: тоже пусто.

Не поняла Барышня, что сегодня не привезли любимое молотое зерно. Подумала, что Нина Игнатьевна просто поленилась засыпать его.

Пошла проверять в огромных ящиках, где запасы хранятся, нет ли там. Сбросила рогами фанерную покрышку, опустила голову до самого дна — пусто.

Постояла, подумала, тяжело вздохнула. Медленно пошла на своё место.

— Ну, Барышня, убедилась, что сегодня не привезли зерно? — спросила Нина Игнатьевна. — Вот уж, Барышня, настоящий ты контролёр! Ничего от тебя не спрячешь, всё тебе знать надо!

— Мама, а ты не разрешай ей ходить по двору, — советует Таня. — Скажи, что нельзя этого делать.

— Хорошо, Танечка, обязательно, — обещает Нина Игнатьевна. Но знает: сколько ни говори — Барышня всё равно по-своему сделает. Настойчивая корова.

А ночной сторож — скотник — очень любит Барышню. Он говорит:

— Пока Барышня на ферме, я и вздремнуть могу: ночь-то длинная, бывает, что и в сон поклонит… При малейшем шуме Барышня голос подаёт, беспокоится. Тут я сразу и бегу, проверяю, порядок навожу.

Идёт Таня по ряду — всех коров рассматривает. Рассматривает Таня коров, а сама из кармашка конфеты достаёт. Развернёт конфету, в рот сунет, а фантик в карман спрячет. На скотном дворе нельзя фантики или бумажки на пол бросать.

Подошла Таня к Каме. Кама почти вся чёрная, у неё белых пятен мало.

Потянулась Кама к девочке, как будто попросила, чтобы приласкали её. Не успела Таня погладить Каму, а та — р-раз! — и слизнула языком конфету с ладошки. Хруп-хруп — и съела.

— Вот глупая Кама! Это же шоколадная конфета! — засмеялась девочка.

— Му! — ответила Кама и облизнулась.

Развернула Таня вторую конфету и Каме протянула:

— Видишь, это же конфета…

А Кама прижала уши, вытянула шею и опять слизнула конфету. Съела. Понравилось, снова тянется. Ещё просит.

— Мама, — кричит девочка, — ты только посмотри, что Кама делает!

— Ах ты, Кама-Камушка, да разве можно тебя шоколадными конфетами кормить? Шоколадные конфеты маленьким детям покупают, а ты вон какая большая, — качает Нина Игнатьевна головой и стыдит Каму.

Но с тех пор сама нет-нет и принесёт молодой Каме конфетку, печенье или сладкую булочку.

Довольна Кама. Рада угощенью.

И Таня каждый раз стала приносить для Камы гостинцы.

— Ах ты, Кама-сладкоежка!

А Кама жуёт конфетку или мармеладку и от удовольствия жмурится. Ну да, сладкоежка — что поделаешь!

— Мама, — спрашивает Таня, — если коровы пасутся на пастбище, они тоже узнают тебя?

— Конечно.

— Но ведь там они не ждут от тебя еды, как на ферме?

— Еды от меня не ждут, а голос мой знают.

…Однажды приехал к Нине Игнатьевне человек, который должен был отобрать коров для соревнования по машинной дойке. А коровы в это время были на пастбище.

Сели в машину, поехали. На пастбище, может, сто, может, двести коров пасётся. Сразу не сосчитаешь. Один пастух знает сколько. Издалека с первого взгляда все коровы одинаковые, в чёрных и белых пятнах, с рожками, с хвостами. Ходят, траву щиплют.

• Предыдущая
• 24/34
• Следующая