Мастера - Дворкин Илья Львович - Страница 14

• Предыдущая
• 14/34
• Следующая

Когда Маша ещё в деревне жила и была маленькой, ей нравилось всё весёлое, яркое. А больше всего алые маки под окошком.

Однажды летом приехала к ним отдыхать из города девочка Нюша. Было у неё ещё одно имя, незнакомое и очень красивое — пионерка. На шее Нюша носила яркий, ярче маков, красный галстук. Она рассказывала, что в городе многие ребята носят красные галстуки, и научила деревенских ребят петь песню «Взвейтесь кострами, синие ночи…»

Ах, как Маше хотелось носить такой же красный галстук!

Однажды, когда мамы не было дома, Маша взяла ножницы и отрезала угол ситцевой занавески. Занавеска была не совсем красной, а с белыми цветочками. Но Маша повязала его на шею вместо галстука и зашагала по улице, распевая во весь голос:

Мама хотела было наказать Машу за испорченную занавеску, но не наказала, только рукой махнула.

Когда переехали в город, Маша пошла учиться в школу. Часто мальчишки дёргали её за косы, но она не плакала, сдерживала слёзы и отходила в сторону.

А в один прекрасный день Маша была дежурной. На рукаве у неё алела красная повязка.

Мальчишка пробежал и толкнул Машу. Маша, неожиданно для себя, схватила его за шиворот и сказала тихо, почти шёпотом:

— Я дежурная. У меня повязка красная.

И наверно, было у Маши при этом такое лицо, что мальчишка испугался. Он весь как-то сник и сказал:

— Больше не буду.

И ещё один день помнит Мария. Один день августа 1944 года.

Она стояла перед товарищами.

Жёлтое солнце замерло в голубом небе.

Стих ветер.

Умолкла листва.

Ромашки повернули к Маше свои лица.

Стало торжественно и тихо.

Только Мариино сердце билось часто и гулко.

Полковник со строгим лицом подошёл к Марии и сказал:

— Поздравляю вас, товарищ Щаденко. Коммунисты оказали вам высокое доверие, приняв вас в свои ряды.

И полковник вручил ей маленькую красную книжечку — партийный билет. От неё словно исходило тепло, от этой маленькой красной книжечки. Оно доходило до сердца, и сердце теплело.

Уже забылась история с лиловой земляникой. Мария работала цветным травильщиком и училась. Сначала цветоведению, науке о цвете, потом два года изучала живопись в школе-студии. Она подчиняла себе краски, подружилась с ними.

Мария стала своим человеком в музеях. Сотрудники привыкли к худенькой темноглазой женщине, которая подолгу стояла перед какой-нибудь картиной, чуть щуря глаза, словно ощупывала взглядом каждый мазок художника, стараясь понять, почему он предпочёл именно этот цвет, а не другой.

Вечерами дома Мария читала книги о выдающихся живописцах, знакомилась с их письмами, с их взглядами на искусство, рассматривала их рисунки.

Медленно, шаг за шагом, простая работница проникала в тайну цвета, в тайну сочетания цветов, в тайну творчества.

И трудилась, трудилась, трудилась, не отказываясь ни от какой работы, ни от самой простой, ни от самой сложной.

Однажды её вызвал к себе директор типографии.

— Такое дело, Мария. Заказали нам альбом. Для международной выставки. Работа тонкая. Картины из Третьяковской галереи, из Русского музея. Лучшее отобрано. Подумали мы тут посоветовались и решили тебе эту работу поручить. Чтобы одна рука травильщика была. Ведь у каждого из вас своя манера, свой, что ли, почерк. Возьмёшься?

— Возьмусь, — сказала Мария и покраснела. Ей показалось, что директор может принять её ответ за хвастовство.

Не день, не месяц работала Мария над альбомом.

Не сразу всё получилось. А так хотелось, чтобы картинки в альбоме ничем не отличались от самих картин.

И в Русский музей ходила она не раз. И в Москву, в Третьяковскую галерею ездила.

И вот настал день, когда Мария принесла ещё пахнущие краской оттиски в кабинет директора. Там собрались мастера-травильщики, художники, начальники цехов. А нет более строгих судей, чем товарищи по работе.

Мария очень волновалась.

А оттиски медленно переходили из рук в руки и ложились один за другим на директорский стол.

— Что скажете, товарищи? — спросил директор.

— Да что ж скажешь, — откликнулся Николай Фёдорович. — Такую работу не стыдно на какую хочешь выставку посылать. Словно в музее побывал. Не зря я её учил.

— Спасибо, Мария, — сказал директор.

— Уж не Мария, а Мария Васильевна, — сказал Николай Фёдорович. — Теперь и мне не грех у неё поучиться!

— Что вы, Николай Фёдорович! — покраснела Мария.

— А вот так, Мария Васильевна!

И, как бы признавая Мариино мастерство, с того самого дня стали её звать в типографии по имени-отчеству — Мария Васильевна.

Всего четыре краски у Марии Васильевны: жёлтая, красная, синяя, чёрная.

А как раскрылись они!

Сколько принесли ей счастья!

Ведь нет для рабочего человека большего счастья, чем принести радость людям, стране своей.

И не просто сделать работу, а сделать с блеском, с мастерством. Вложить в свою работу не только труд и опыт, но и талант свой, и душу, и жар своего сердца.

На тракторе не пишут, кто его сделал.

На домах не высекают имён строителей.

Мы не знаем поимённо всех, кто вырастил и испёк хлеб, кто соткал материю и шил нам одежду.

Но всё, что нас окружает, всё-всё сработано рабочими руками. Сильными, умелыми и точными, душевными рабочими руками.

Мы не знаем рабочих поимённо, но есть у всех одно огромное гордое имя — рабочий класс.

Он творец всему и хозяин. Ему наша благодарность, наше уважение, наша любовь.

Недавно собрались вместе и наборщики, и печатники, и травильщики.

Было торжественно и празднично. Все радостно улыбались и долго дружно хлопали в ладоши, когда Марии Васильевне Щаденко вручили награду.

Родина наградила её орденом Октябрьской Революции.

Мария Васильевна стояла перед товарищами взволнованная.

Орден лежал на ладони: в золотых лучах красная звезда, а в ней — серебряный крейсер «Аврора» на Неве. Над «Авророй» — алое знамя, а на знамени золотые буквы — «Октябрьская Революция».

Слёзы счастья туманили глаза. И сквозь слезы Мария Васильевна видела, как сплелись на её ладони четыре цвета: чёрный, жёлтый, синий и красный.

Я дедушка. Бывает, вспомнится — и расскажу что-нибудь из своей жизни.

Слушатели мои — внук Алёша и его приятель Саша. Один первоклассник, другой второклассник уже.

Алёша темноволосый, Саша светленький.

За играми — то вместе, то врозь по углам. То дружат, то подерутся.

Но стоит мне начать про войну — сразу между ними мир и согласие. Сядут в обнимку, дыхание затаят, слушают.

Вот и сегодня у нас вечер рассказов. Готовиться мне недолго: сам участвовал в боях — и с белогвардейцами в гражданскую войну, и с немецкими фашистами — в нынешнюю.

• Предыдущая
• 14/34
• Следующая