Битва в пустыне - Мэрфи Уоррен - Страница 26

• Предыдущая
• 26/36
• Следующая

«Чего это он так потеет?» – подумал Римо. Этого человека Смит считал ответственным за убийство американских ученых. Римо, правда, знал то, чего не знал Смит: убийства эти организовал Нуич. Но, может быть, он использовал Клогга (или Бараку?) как орудие?

– Я жду от вас предложений в связи с моим открытием, – сказал Римо.

– Почему вы думаете, что оно меня интересует? – Клогг оторвался от газеты «Таймс» недельной давности и брезгливо наморщил курносый нос, будто вдохнул неприятный запах.

– Кажется, вы не поняли, Клогг. Через полгода наши заводы начнут производить мой заменитель, который покроет потребность в нефти на 10 процентов. Через год это будет уже 50 процентов. Если вы дадите мне полтора года, вы получите технологию, по которой все наши города смогут наладить производство на собственных заводах, решая попутно вечную проблему отходов. Муниципальные власти перестанут покупать бензин у нефтяных компаний – у них появится свое горючее для городского транспорта. А «Оксоноко» будет иметь бледный вид, если не окажется на грани разорения. Вот вам и мусор!

Клогг смотрел на Римо испытующе, ноздри у него раздувались.

– Вы это серьезно, мистер… как вас? Мистер Гольдберг?

– Вполне серьезно. Я отдал этой идее лучшие годы жизни.

– Не помню, чтобы мне приходилось слышать про вас в связи с исследовательской работой в нашей области.

– Я работал в смежных областях, – сказал Римо. – Мое открытие – счастливая случайность. В течение последних десяти лет я фактически занимаюсь проблемой очистки улиц.

– Где вы работали?

Римо ожидал этого вопроса.

– В «Юниверсал Вейстинг», – не сморгнув глазом ответил он, назвав компанию, связанную с КЮРЕ.

На Клогга это подействовало.

– Если дело обстоит таким образом, мистер Гольдберг, мы, возможно, захотим купить ваше изобретение.

– За наличные или за проценты с продажи?

– Не думаю, чтобы вам было выгодно уступить его за проценты. – В тоне Клогга слышалась угодливость.

– Почему так?

– Очевидно, мы не сможем выбросить его на рынок до того, как проведем тщательные испытания. Могут пройти годы, прежде чем продукция станет соответствовать нашим строгим стандартам.

– Иными слонами, мое изобретение будет похоронено и забыто, как тот карбюратор, который мог втрое сократить расход бензина.

– Тот карбюратор не что иное, как миф. На самом деле его не существует.

– А сколько вы дадите мне наличными?

– Идея столь нова, что речь может идти о шестизначной цифре. Думаю, это не так уж и много – ведь вам придется делить эту сумму со своими коллегами.

– Нет, – сказал Римо. – Никаких коллег. Я сделал это один, и все расчеты у меня вот здесь. – Он показал себе на лоб. – Я никому не хотел открывать свои секреты.

– И правильно сделали. В наше время столько непорядочных людей.

– Совершенно верно.

– Так вы говорите «Юниверсал Вейстинг»?

– Точно.

Клогг снова умолк. Римо наскучило смотреть на его раздувающиеся ноздри, и он ушел к себе в номер, чтобы позвонить Смиту. Римо попросил его о прикрытии для некоего Гольдберга и признался, что это он сам.

– Вы могли бы сказать мне об этом вчера, – фыркнул тот.

– А что такое?

– Я потратил уйму времени и денег, чтобы выследить ученого-нефтяника по имени Гольдберг.

– Насчет времени – теперь уж ничего не поделаешь, – сказал Римо. – А что касается денег, советую вычесть эту сумму из очередного платежа деревне Синанджу.

– Непременно передам Чиуну, что идея принадлежит вам. – В словах шефа Римо впервые уловил нечто похожее на юмор.

– И еще одно. Я не разбираюсь в международной политике, но, по-моему, король Адрас может собирать чемоданы, скоро ему придется вернуться сюда и занять свой трон.

– Почему? – встревожился Смит. – Что-нибудь случилось с Баракой? Разве…

– Нет, – прервал его Римо. – Но он может найти в своей почте нечто такое, что ему не понравится.

Забота о Чиуне, как выяснилось потом, была лишней. Встретиться с Баракой оказалось, по словам Чиуна, совсем не трудно. Он просто подошел к парадному входу дворца, назвал себя, и его тотчас проводили к Бараке. Президент был с ним очень любезен и оказал ему всевозможные почести.

– Он обещал уйти в отставку?

– Он просил разрешения подумать. Разумеется, я дал ему отсрочку до конца недели.

– И ты безо всяких затруднений проник во дворец?

– Какие могли быть затруднения? Никаких. Твое бесполезное письмо я тоже ему вручил.

На этом их разговор закончился. Позднее по радио, которое в Лобинии считалось развлечением, передали сообщение о том, что якобы произошло во дворце. Диктор взволнованно живописал кошмарные сцены беспорядков и насилия. Большая группа вооруженных людей, по всей вероятности, азиатов, числом не менее сотни, напала на дворец президента средь бела дня и вывела из строя двадцать семь солдат. Планируемое ими убийство президента было предотвращено благодаря беспримерному мужеству, с которым он встретил нападение.

– Ты слышишь? – спросил Римо.

– Да. Хотел бы я на это взглянуть. Звучит очень любопытно.

– И больше ты ничего не можешь сказать?

– А что еще?

Римо пришлось склонить голову перед его неумолимой логикой и оставить данную тему.

Но полковник Барака все еще помнил об этом. Он не мог думать ни о чем другом после того, как престарелый азиат уложил его охрану и вскрыл запертую на железный засов дверь его кабинета, будто она была сделана из картона. У полковника дрожали руки при воспоминании о том, как перед ним появился тщедушный старец с пергаментом, где были изложены его требования. Барака считал, что ему еще повезло, раз он остался в живых. Убедившись, что старик ушел, он отнес оба письма в комнату Нуича.

– Они заполонили мой дворец, – сказал Барака. – Что мне делать?

– Прежде всего, не болтать вздор, как малое дитя, – ответил Нуич. – Забудь о письмах. Время пришло. Я займусь этими людьми…

Третий всемирный Конгресс молодежи – яркоглазый, лохматоголовый и шумный – открылся на следующий день в 9.00 утра. Триста пятьдесят делегатов со всего света собрались во дворце «Победа Революции», чтобы заклеймить Соединенные Штаты и Израиль за убийства и акты жестокости, в которых они не были повинны, и восславить арабов за убийства и акты жестокости, которые теперь именовались проявлениями храбрости и героизма.

В 9.30 возникли неурядицы. Молодежь из восточных стран, главным образом из Японии, собиралась выступать только против Израиля, думая набрать таким образом очки у арабов – поставщиков нефти. С этим не соглашались американские делегаты. По их мнению, не только израильтяне, но и все без исключения белые должны подвергнуться осуждению за главную и непростительную вину – они были белыми, а не кем-то другим.

Это вызвало ярость у делегатов черной Африки. Не поняв сути принятой резолюции, они сочли ее за восхваление белых и потребовали, чтобы их тоже включили в список ораторов. В этом требовании содержалась скрытая угроза слопать белых делегатов одного за другим, если их поправка не будет принята.

Тогда Джесси Дженкинс, избранная председателем первого заседания – при почти полной пассивности зала, – объявила перерыв на ленч. Это вызвало неудовольствие гостей, сидящих на галерке, большинство которых составляли американские газетчики. Тридцати минут, решили они, явно недостаточно, чтобы успеть обнаружить скрытый общественный смысл и общемировое значение того факта, что, получи участники Конгресса доступ к гаечным ключам и железным ободьям от колес, развернувшуюся дискуссию точнее было бы назвать разборкой враждующих банд.

Однако двое из зрителей, сидящих на галерке, отнюдь не были расстроены столь ранним перерывом. Обозревая со своего места на балконе большой зал дворца «Победа Революции», соседствующего с резиденцией президента, Чиун спросил Римо:

– Ты понимаешь хоть что-нибудь из того, что здесь происходит?

• Предыдущая
• 26/36
• Следующая