Белые рабыни - Мэрфи Уоррен - Страница 28

• Предыдущая
• 28/35
• Следующая

Несколько мгновений Чиун смотрел на костер, потом сказал:

– Хорошо. Но не забывайте подкармливать огонь. Следите, чтобы пламя не ослабевало.

После этого он повернулся к Римо и вопросительно посмотрел на него.

– Чиун, нам надо поговорить.

– Я что – пишу мемуары? Или смотрю свои чудесные истории? Говори.

– Эта легенда, – сказал Римо. – Может, в ней все-таки говорится, что я должен прикончить эту сволочь?

– В легенде говорится, что человек с Запада, который однажды умер, сотрет в пыль человека, который поработит лони. Разве по-английски это звучит неточно?

– Хорошо, – сказал Римо. – Я просто хотел внести ясность – прикончить Ободе должен я.

– А почему тебя это так волнует? – спросил Чиун. – В конце концов, это долг Дома Синанджу, а не твой.

– Для меня очень важно, Чиун, чтобы Ободе достался мне. Ты не видел, что он сделал с теми девушками. Я убью его.

– А почему ты думаешь, что твой генерал Ободе имеет отношение к легенде? – сказал Чиун и медленно пошел от костра. Римо знал: догонять его и спрашивать, что он имея в виду, бесполезно – Чиун разговаривал только тогда, когда у него появлялась настоятельная потребность что-нибудь сказать.

Римо оглянулся на пылающую яму. Пик горения уже прошел, и огненная шапка костра стала ниже. Лони суетились вокруг костра, подбрасывая в него дрова, и сквозь шум, который они производили, Римо слышал, как от страшного жара трескались и рассыпались камни в яме. Случайное дуновение ветерка в сторону – и раскаленный воздух обжег его легкие.

Его наблюдения прервал крик с вершины холма, разнесшийся по всей деревне. Римо повернулся и посмотрел вниз.

– Тембо! Тембо! Тембо! Тембо! – кричал часовой. Его вытянутая рука указывала на покрытую редкими деревьями равнину, простирающуюся в направлении к столице Бусати.

Римо подошел к краю плато, взобрался на камень повыше и взглянул туда, куда указывал часовой.

По равнине, примерно милях в десяти от деревни, медленно перемещался в сторону гор пыльный хвост внушительных размеров. Заставив глаза работать усерднее, Римо смог различить отдельные предметы. Это были джипы, набитые солдатами, а вдоль дороги, не отставая от медленно катящихся машин, важно шествовали три слона с солдатами на спинах.

Римо почувствовал, как кто-то подошел к нему. Взглянув вниз, он увидел принцессу Саффу. Протянув руку, он помог ей забраться на камень. Часовой все продолжал кричать:

– Тембо! Тембо!

– Чего он так всех переполошил? – спросил Римо.

– «Тембо» означает «слон». В религии лони слоны считаются творением дьявола.

– Эка невидаль! – сказал Римо. – Пара орешков – и они твои; пара мышат – и их как ветром сдуло.

– Много-много лет назад лони задумались, что такое добро, и что такое зло, – начала свой рассказ Саффа. – Это было очень давно, тогда еще не было науки, они считали: каждое животное олицетворяет добро или зло. А так как зла было очень много, они решили, что только тембо, слон, может вместить в себя все зло на земле. Поэтому лони очень боятся слонов. Не верю, что Ободе сам догадался захватить слонов.

– Ты думаешь, там сам Ободе? – вдруг заинтересовался Римо.

– Это не может быть никто другой. Его время подходит. Старейший уже разжег очистительный огонь.

– Ну, не слишком-то рассчитывай на Старейшего. Ободе принадлежит мне.

– Будет так, как скажет Старейший, – ответила Саффа.

Она соскочила с камня и ушла, а Римо, глядя ей вслед, продолжал ворчать:

– «Как скажет Старейший», «Да, Старейший. Нет Старейший». Ободе – мой.

«После этого, – подумал он, – его задание будет выполнено. Останется только доставить девушку в Америку, доложить Смиту, что случилось, сообщить, что пропавший Липпинкотт мертв, и забыть об этой забытой Богом стране.»

Ободе и его солдаты расположились лагерем у подножия гор, на которых обосновались лони, и весь день среди обитателей деревушки чувствовалось нервное напряжение.

Римо сидел с Чиуном в его хижине и всячески старался завязать разговор.

– Эти люди бесхребетны, как черви, – сказал он.

Чиун хмыкнул и продолжал взирать на огненную яму, источавшую жар и дым на другом конце деревенской площади.

– У мужиков полные штаны только от того, что Ободе привел с собой парочку слонов. Они готовы разбежаться.

Чиун продолжал смотреть на огонь, что-то бормоча про себя, и отмалчивался.

– Не понимаю, как это Дом Синанджу вляпался в такую кашу – защищать этих лони. Они того не стоят.

Чиун продолжал молчать, и Римо уже с раздражением сказал:

– И вот еще что: мне не нравится эта затея с ритуальным костром. И я не намерен позволить тебе так глупо рисковать.

Чиун медленно повернулся и посмотрел Римо прямо в лицо.

– У лони, – сказал он, – есть пословица: «Джогу ликивика лисивике кутакуча».

– Что означает…

– Что означает: «Прокричит петух или не прокричит, а утро все равно настанет».

– Другими словами, нравится это мне или не нравится, ты все равно поступишь по-своему?

– Какой ты сообразительный, – улыбнулся Чиун и снова уставился на огонь.

Римо вышел из дома и пошел побродить по деревне. Везде, куда бы он ни пошел, слышалось одно и то же: «Тембо, тембо, тембо». Всего-то пара слонов – и такая паника. Хотя, казалось бы, уж если что и должно было их беспокоить, так это солдаты Ободе и их винтовки. Тьфу! Нет, лони не стоят того, чтобы их спасали.

Римо был раздражен и только сейчас понял, что переносит на лони свой гнев на генерала Ободе. Чем больше он думал, тем больше утверждался в этой мысли. И поздно ночью, раздевшись донага, он проскользнул мимо часовых и растворился в темноте. Он вернулся далеко за полночь. Безмолвным невидимкой проскользнул он между постов лони, выставленных на скалах вокруг деревни, вошел в свою хижину и сразу же почувствовал, что там кто-то есть. Его глаза обежали пустое помещение и остановились на травяной циновке, служившей ему постелью. На ней кто-то лежал. Он подошел ближе, и этот кто-то повернулся к нему. В слабых отблесках ритуального огня он разглядел принцессу Саффу.

– Ты куда-то уходил, – сказала она.

– Мне надоело слышать, как все без конца вопят «тембо, тембо…» Я решил кое-что предпринять.

– Очень хорошо, – сказала она. – Ты смелый человек.

Она протянула к нему руки, и он ощутил тепло ее улыбки.

– Иди ко мне, Римо, – позвала она.

Римо лег рядом на циновку, она обвила его руками.

– Завтра, когда поднимется солнце, – сказала она, – ты бросишь вызов судьбе. Поэтому я хочу, чтобы сейчас ты был моим.

– Но почему сейчас, а не потом?

– Потому что, Римо, мы можем не дождаться этого «потом».

– Думаешь, проиграю? – спросил Римо. Своим разгоряченным телом он почувствовал прохладу ее гладкой эбонитовой кожи.

– Любой может проиграть, – ответила Саффа. – Поэтому надо пользоваться теми победами, которые выпадают на нашу долю сегодня. Сейчас это будет наша победа, а затем, что бы ни случилось, мы всегда будем помнить о ней.

– За победу! – сказал Римо.

– За нас! – откликнулась Саффа и неожиданно сильными руками притянула Римо к себе. – Я была зачата как лони и рождена как принцесса. А теперь сделай меня женщиной.

Она положила его руку себе на грудь.

– Женщиной тебя уже сделал Бог, – сказал Римо.

– Нет. Бог сделал меня человеком женского пола. Только мужчина может сделать меня женщиной. Только ты, Римо. Только так.

И Римо вошел в нее, и познал ее, и только теперь можно было сказать, что она стала настоящей женщиной. Когда оба они устали, и первые лучи восходящего солнца позолотили край неба, они заснули рядом, мужчина и женщина, Божья пара, созданная по замыслу Божьему.

А пока они спали, генерал Ободе проснулся. Было еще совсем рано, когда он откинул полог своей палатки, вышел, почесывая живот, в утренний туман, и то, что он увидел ему совсем не понравилось.

• Предыдущая
• 28/35
• Следующая