Белые рабыни - Мэрфи Уоррен - Страница 17
- Предыдущая
- 17/35
- Следующая
Сначала Чиун сказал что-то на диалекте лони, потом перевел Римо, о чем у них там шла речь.
«Я – Мастер Синанджу, а это – Римо, который хоть и белый, но близок мне. (Я говорю им „близок“, Римо, потому что им не нравится твое неуважительное отношение к моим словам.) Я хотел бы поговорить с вашим королем о своем долге как Мастер Синанджу».
Я уверен, Римо, они знают о нем, об этом, наверное, много говорится в их деревнях и храмах, о том, что Мастер Синанджу все еще не вернул свой долг.
Тем временем двое солдат продолжали о чем-то горячо спорить между собой. Римо улыбнулся.
– Неужели ты, папочка, думаешь, что два солдата-африканца вспомнят столетней давности обязательство какого-то иностранного наемника?
– Сколько бы ты ни старался, Римо, тебе не понять сути Синанджу. Лони высоко ценят услуги Дома Синанджу, не то что китайские императоры и паршивые американцы.
Римо покачал головой. Если уж Чиун начал говорить о славе Синанджу, то с ним лучше не спорить. Во всем мире о Доме Синанджу слышали от силы пять человек, да и то, четверо из них – агенты разведки, а пятый – какой-нибудь замшелый историк. Но если послушать Чиуна, то Синанджу величественнее Римской Империи.
Чиун пробормотал что-то еще, и солдаты явно смешались. Они жестом предложили Чиуну и Римо следовать за ними.
– Сейчас ты увидишь, как достойные люди относятся к Мастеру Синанджу, – с гордостью прошептал Чиун. – Есть еще люди, которые достаточно культурны, чтобы отличить настоящего ассасина от, как ты его называешь, убийцы. Вот увидишь!
– Чиун, ты ведь даже не знаешь, лони ли они. Может, они собираются задать нам сейчас хорошую трепку.
– Ты путаешь их с американцами, – огрызнулся Чиун.
Солдаты отвели Чиуна и Римо к офицеру, которому Чиун снова что-то энергично объяснял, с необыкновенной быстротой размахивая руками. Римо пытался угадать реакцию по лицу офицера, но черная как ночь физиономия оставалась бесстрастной, словно космос.
Офицер показал на газетный киоск в аэропорту.
Чиун кивнул и повернулся к Римо.
– Вот увидишь. Увидишь, что такое настоящее уважение, – сказал он. – Пошли!
Римо пожал плечами. Аэропорт – чуть меньше, чем в Дейтоне, штат Огайо, – был раз в пять больше того, что требовалось для нужд Бусати. Римо и Чиун стояли у газетного киоска, в котором были главным образом периодические издания на английском языке.
– Мы получили твой багаж, Чиун, убедились, что с портретом Реда Рекса все в порядке, и сегодня же ночью я взгляну на белый дом с железными воротами.
– Нет, – возразил Чиун, – мы должны дождаться офицера. Уйти сейчас – значит показать неуважение к лони.
– И почему это ты их так уважаешь?
– Потому что, в отличие от некоторых других, они заслужили уважение.
– Чиун, не хочу обижать тебя, правда не хочу, но скажи: неужели все Мастера Синанджу в течение сотен лет учили язык лони только потому, что не выполнили какой-то договор? Да они, наверное, давно уже забыли про этот должок. А сколько, интересно, еще языков ты хорошо знаешь?
– По настоящему хорошо?
– Ага.
– Один. Мой родной. Остальными я только пользуюсь.
Скользнув взглядом по киоску, Римо заметил среди всего прочего экземпляр газеты «Нью-Йорк Таймс», продававшийся за два с половиной доллара. Как следовало из сообщения на первой странице газеты, на телевидении нашли возможность изменить время трансляции репортажей по Уотергейту. Возобновлены передачи «мыльных опер».
– В Штатах снова запустили «Пока Земля вертится», – шепнул Римо.
– Что? – выдохнул Чиун.
– Твои сериалы. Их снова показывают.
Чиун пошевелил губами, как будто намереваясь что-то сказать, но у него ничего не получилось. Когда к нему вернулся дар речи, он молвил:
– Я уехал из Америки, потому что оставлял за собой пустоту. Америка обманула меня. Как они могли вот так просто возобновить передачи, которые они же так просто отменили?
– Не знаю, папуля. Но, думаю, следует поторопиться, чтобы поскорее вернуться в Штаты, не так ли? Свое уважение к лони ты можешь выразить как-нибудь потом. Если уж они прождали пару тысяч лет, им ничего не стоит подождать еще годик-другой.
Впервые в жизни Римо увидел, что Чиун колеблется.
В этот момент армейский капитан, с которым они разговаривали, подошел к ним и сказал на чистейшем английском языке:
– Я и мои солдаты, сэр, восхищены миленькой лонийской сказкой, которую вы нам рассказали. Чтобы выразить нашу благодарность, мы будем рады отвезти ваш багаж всего за сто американских долларов.
Римо зажал руками рот, чтобы не рассмеяться.
И тут Чиун дал волю своим чувствам. Тощий азиат, как ураган, набросился на газеты, разрывая их в мелкие клочья. Газетный стенд врезался в стенной стеллаж, стенной стеллаж – в продавца, а продавец вместе со стендом, стеллажом и тем, что осталось от газет, – в переплетение трубок неоновых ламп рекламного щита. По залу аэропорта Бусати порхали, медленно опускаясь, белые, как снежинки, клочки бумаги.
– Это вероломство не останется безнаказанным, – объявил Чиун.
Капитан, который хотел заставить их раскошелиться, начал было пятиться назад, но услышав то, что сказал ему Чиун, остановился.
В этот раз Чиун не переводил Римо содержание своего разговора с капитаном. Закончив переговоры, Чиун дал Римо знак следовать за ним. Когда они шли за капитаном, он тихо сказал:
– Эти люди – не лони.
– Хорошо. Поедем в город и закончим то, ради чего мы сюда явились.
– Но сначала я должен закончить то, ради чего я сюда явился, – безапелляционно ответил Чиун.
Они уже несколько часов тащились по равнине Бусати. Римо продолжал выковыривать из карманов клочки газетной бумаги и ворчать, что Чиун обманул его, заставив поверить, будто они возвращаются в город.
– Я же тебе сказал, – объяснял Чиун, – более старый контракт имеет преимущество.
– Это не решает мою проблему, папочка.
– С глупым разговаривать бесполезно.
– И мне, и тебе платит один и тот же хозяин. Мы обязаны выполнять его задание, но этого не делаем.
– Если тебе так надо, можешь отправляться в свой город, но только без меня.
– Это каким же образом? – возмутился Римо, оглядывая равнину. – Я даже не знаю, где мы сейчас находимся.
– А когда ты что знал? – съехидничал Чиун и бодро зашагал дальше, к виднеющимся вдали горам.
Они шли целый день. Римо сетовал на то, что провалит здание, что лони, можно не сомневаться, ограбят их в первой же деревне, жаловался на изнуряющий зной выжженной солнцем равнины, которую Чиун упорно называл «пышными предгорными садами», поскольку, объяснял он Римо, в свое время здесь были красивейшие в мире сады.
– Лони, должно быть, неплохо заплатили тогда твоим предкам, – сказал Римо.
– Они умели ценить настоящую работу.
– Вот увидишь, они накинутся на нас, как только сообразят, что их больше.
– Лони – честные, справедливые и порядочные люди.
– Да, заплатили вам явно недурственно, – ворчал Римо. Чувствовал он себя прескверно: пропыленный, грязный, покрытий липким потом… Еще бы – двое суток не менял белья. А Чиуну, с его семью сундуками одежды, хоть бы что.
К тому времени, когда они начали подниматься в горы, на древний континент, во всем ее величии, внушающем благоговейный трепет, пала ночь. Римо сразу заметил, что продвигались они не просто по горным тропинкам, а по уступам, вырубленным в камне, и за прошедшие века стертым ногами человека.
Они продолжали упорно двигаться вперед – все выше и выше, в ночные горы. Римо был изумлен выносливостью солдат, шагающих под грузом чиунова багажа.
За очередным поворотом они увидели огонь, горящий на высокой стене.
Чиун сложил рупором ладони и что-то прокричал на лонийском диалекте суахили.
– Я им сказал, что это я, – объяснил он Римо.
– Ну, сейчас мы получим, – сказал Римо, готовясь к худшему.
Из проемов в стене показались люди с факелами и копьями, всего несколько человек, которые сначала отступили назад, выжидая, пока их не набралось побольше, а тогда двинулись вперед. Свет их факелов ослепительно сиял в ночной темноте.
- Предыдущая
- 17/35
- Следующая
