Завидная биография - Некрасов Андрей Сергеевич - Страница 19
- Предыдущая
- 19/40
- Следующая
Потом все разошлись, а Валя прибралась в классе, вспрыгнула на подоконник, открыла форточку и пошла отдавать плитку. Отдала, пошла одеваться, а тут встретила Ольгу Петровну и, конечно, заговорилась с ней. У них с Ольгой Петровной теперь всегда было о чем поговорить. Поговорили, попрощались. Валя оделась и пошла домой.
А дома Валю встретила мама. Она в тот день пришла пораньше с завода, и Валя очень обрадовалась. И мама тоже очень обрадовалась.
— Набегалась, стрекоза, — сказала мама, — иди, мой руки и садись обедать.
Они вместе с мамой пообедали, а потом сели учить уроки. Валя свои, а мама свои. Только Вале на этот раз совсем немного задали, а маме очень много. Валя уже сделала все, а мама долго еще сидела над книгой, что-то записывала в тетрадку. А потом они с мамой сели пить чай и разговорились.
— Мамочка, ты ведь давно уже большая, — сказала Валя, — а почему ты все учишься?
— А как же, Валя, иначе? У нас все учатся. Учусь, чтобы лучше работать.
— А ты и так хорошо работаешь. Я же знаю, я про тебя все в газете прочитала, когда тебе орден дали.
— Потому и работаю хорошо, что учусь, — сказала мама, — затем и учусь, чтобы хорошо работать.
Валя налила себе еще чаю, положила сахару и маме хотела налить.
— Спасибо, дочка, не хочется больше, — сказала мама и о чем-то задумалась. И Валя тоже задумалась, вспомнила класс…
— Ой! — вдруг крикнула она, побледнела и вскочила из-за стола. — Ой, мамочка, что же я наделала!
— Что такое, что случилось? — испугалась мама.
— Лимон, мамочка, понимаешь, лимон!
— Ничего не понимаю, какой лимон? Расскажи толком…
— Потом, мамочка, потом расскажу! — крикнула Валя и бросилась в переднюю одеваться.
— Никуда ты не пойдешь, — сказала мама строго. — Что это за прогулки на ночь глядя?
— Ну как же, мамочка, мне весь класс доверяет, и Ольга Петровна доверяет… Все доверяют, а я забыла…
И Валя рассказала маме, как это все получилось, и про лимон, и про форточку…
— Да, это дело серьезное, — сказала мама. — Ну вот что. Пойди постучи к тете Жене, объясни ей все толком и попроси разрешения позвонить по телефону. Номер ты знаешь?
— Номер в табеле есть, — сказала Валя, — только я боюсь по телефону. А вдруг завуч подойдет?
— Ну и что же, что завуч? А ты объясни, кто звонит и зачем. Только спокойно, не торопись, не волнуйся…
— Ой, нет, все-таки страшно…
— Не знаю, Валя, если бы я была старостой, я бы не побоялась, — сказала мама. — Как можно бояться? Тебе весь класс доверяет, а ты боишься. Когда выбирали, не боялась, а теперь страшно. Стыдись…
Валя вспомнила, как дружно поднялись за нее руки, и хоть страх не прошел, она пошла все-таки к тете Жене, объяснила ей все и набрала номер.
Она боялась, что завуч подойдет, а подошел сам директор. Валя сразу узнала его по голосу. У нее совсем упало сердце от страха, но она вздохнула поглубже и, стараясь не сбиться и не спешить, сказала:
— Здравствуйте, Сергей Петрович. Это говорит Валя Кленова, староста третьего класса «Б». Я забыла закрыть форточку у нас в классе, а там на окне живой лимон, и я боюсь, как бы он не замерз… Я хотела сама прийти, а мама меня не пускает.
— Вот оно что, — сказал директор. — Какого класса?
— Третьего «Б», — повторила Валя.
— Ну, очень хорошо, — сказал директор. — Я сейчас попрошу, чтобы закрыли. Спокойной ночи, староста!
Валя поблагодарила тетю Женю и пошла домой. И ей вдруг стало хорошо, так хорошо, как никогда еще не бывало. Она с налету распахнула дверь и замерла: мама стояла взволнованная, чуть покрасневшая, опустив глаза, и слушала радио.
Валя тоже прислушалась. Диктор назвал мамин завод, а потом торжественным голосом сообщил, что маму выдвигают кандидатом в депутаты Верховного Совета…
И хотя каждое слово отчетливо прозвучало у Вали в ушах, она не сразу поняла то, что услышала. А когда поняла, кинулась к маме на шею и крепко-крепко прижалась к ней.
А вечером, лежа в кровати, Валя укрылась с головой и начала дремать. Ей представилось, как мама сидит в Верховном Совете, в Кремле, и сколько новых дел и новых забот будет теперь у мамы.
Валя приоткрыла одеяло, прислушалась…
— Мамочка, — шопотом спросила она, — ты не спишь, мамочка?
— Не сплю, детка, не могу заснуть!!!
— Мамочка, а это трудно быть депутатом?
— Трудно, дочка.
— А ты справишься, мамочка?
— Постараюсь, дочка, должна справиться. Справлюсь. Старостой тоже трудно, а ведь ты справляешься.
ВЕРНОЕ РЕШЕНИЕ
В воскресенье приехала тетя Вера и привезла ореховый торт в высокой коробке. Можно было дождаться, пока сядут пить чай, но Димка, проглотив слюну, решительно перекинул через плечо ремешок полевой сумки, постоял, подумал о чем-то и направился в сад, где сидели взрослые.
— Я пошел, мама, — сказал он таким голосом, будто ему совсем и не хотелось уезжать с дачи, — наверное, пора.
— Пора, — согласилась мама, взглянув на часики, — ты ничего не забыл, Димка: ключ, деньги, билет, чистый платок? — И, поправив воротничок на Димкиной ковбойке, она с ног до головы оглядела сына. — А может, останешься все-таки? День-то, смотри, какой!
— Ну, что ты, мама, ты же знаешь, — возразил Димка, протягивая руку. — До свиданья, тетя Вера, до свиданья, папа… — Он повернулся налево кругом, по-военному, хлопнул калиткой и быстро зашагал на станцию самой короткой дорогой, прямо через лес.
На душе у Димки было неспокойно. До последней секунды все казалось, что какое-нибудь неожиданное препятствие разрушит его планы. И только когда голубая дача скрылась позади, за деревьями, Димка вздохнул свободно, подобрал корявую палку и пошел не спеша, сбивая на ходу мухоморы и головки поздних цветов. Вдруг на краю тропинки в пожелтевшей примятой траве что-то блеснуло. Димка нагнулся. Оказалось, что это зеркальце, совсем новенькое, круглое, в белой костяной оправе. Димка поднял его, вытер о штаны и оглянулся по сторонам. Кругом никого не было. Димка раскрыл сумку, сунул туда находку, но сейчас же достал снова и поднес к лицу. В зеркальце, как в круглой рамке, он увидел коричневые быстрые глаза, облупившийся от загара нос и два ряда ровных зубов, приоткрытых в улыбке.
— Здрасьте, Дим Димыч, — сказал Димка вслух, скорчил смешную рожицу, расхохотался и тронулся дальше.
«Конечно, — думал он на ходу, — эта штуковина больше для девчонок, но если парень с головой, ему и зеркальце пригодится… Мало ли для чего!..»
А в том, что он человек с головой, Димка не сомневался. Это и мама говорила и папа подтверждал… Папа, правда, добавлял, что у Димки «голова не в ту сторону повернута», что он «совершенно не думает об ученье», но с этим Димка никак не мог согласиться. Голова у него была, как у всех людей, и об ученье он думал достаточно. Вот и сейчас, по дороге на станцию, он только и думал о школе. А подумать и вспомнить было о чем…
В четвертом классе Димка учился так себе, «ни шатко ни валко», как говорила мама. Пятерки не часто появлялись в его табеле, троек хватало, а двоек зато совсем не было, ни одной за весь год. И хоть Людмила Васильевна не раз говорила, что учится он ниже своих способностей, и обещала даже оставить на второй год, Димка все-таки перешел благополучно и в награду за это получил папину фронтовую сумку, побывавшую в боях и в походах.
На войне папа служил в гвардейской части и, вручая Димке сумку, сказал:
— На? вот, владей и помни: сумка эта гвардейская. Придется, значит, и тебе поднажать, по-гвардейски учиться, на пятерки.
Димка, конечно, обещал «поднажать»: Он даже решил позаниматься летом. Но лето так пролетело, что Димка и оглянуться не успел.
Сначала он жил в лагере. Там не хотелось браться за учебники, тем более, что все лето еще оставалось впереди. Потом он приехал на дачу и вовсе забыл о занятиях. Рядом был аэродром. Димка вместе с другими ребятами каждый день бегал на летное поле. Потом ходил купаться, потом играл в футбол, а к осени сделал ходули и так здорово научился ходить на них, что папа и тот сказал:
- Предыдущая
- 19/40
- Следующая
