Сердце солдата - Туричин Илья Афроимович - Страница 2

• Предыдущая
• 2/61
• Следующая

Ноги вязнут по колено в тепловатой жиже. Сапоги набухли и стали тяжелыми. Ветви низкорослых берез хлещут по лицу…

Светлеет горизонт, а батальона все нет. Алексей кричит, но даже эхо не отвечает ему. Он один, один…

Луч солнца пробивается сквозь тьму.

— Товарищ…

Кто-то зовет… Свои… Батальон…

— Ребята, я здесь, ребята!

— Тише, соколик.

Откуда в батальоне женщина?..

Здесь холодно и сыро. Зубы стучат от мозглой сырости болота…

— Проснись, соколик. Там тебя человек ждет.

Алексей проснулся и сразу вспомнил путешествие в бочке, и тетю Катю, и лесенку, по которой влез на чердак.

В избе тепло. После чердачного мрака керосиновая лампа сияет необыкновенно ярко. Даже глазам больно. Алексей, войдя в комнату, прищурился и увидел сидящего у стола плотного мужчину с круглой лысой головой и коротко стриженными усами. Он сидел на лавке, барабанил по краю стола пальцами и светлыми спокойными глазами внимательно смотрел на Алексея.

— Здравствуйте. Садитесь. — Голос у лысого тоже спокойный, уверенный. — Выспались?

— Продрог.

— На-ка, выпей, — сказала тетя Катя и налила из бутылки в стакан светлую, чуть мутноватую жидкость, похожую на сильно разведенное молоко.

«Самогон», — понял Алексей и почему-то вопросительно посмотрел на мужчину. Тот одобрительно кивнул:

— Пейте. Согреетесь.

Алексей выпил, поперхнулся и, поспешно взяв со стола брусочек сала, сунул его в рот.

— Садитесь, — снова пригласил мужчина.

Алексей сел.

— Ешь, закусывай, соколик. — Тетя Катя придвинула к нему тарелку с вареной картошкой.

— Спасибо… Недавно ел.

Тетя Катя засмеялась.

— Недавно… Сейчас уже к ночи…

Алексей молча принялся есть.

Лысый взял с тарелки кусок хлеба, аккуратно положил на него тонкий ломтик сала, откусил и начал не торопясь жевать.

Так они молча сидели друг против друга и ели. Алексей смотрел на руки мужчины. Они были в царапинах, ссадинах, темные — видно, металлическая пыль давно въелась в кожу.

«Заводской или железнодорожник», — подумал Алексей.

Когда поели, мужчина вынул из кармана светлый портсигар, и Алексей увидел на крышке барельеф Пушкина с потертыми до желтизны баками. Желтые баки будто омолодили лицо поэта. Мужчина щелкнул портсигаром, предложил Алексею тоненькую папироску.

Закурили. Незнакомец повертел портсигар в руках и вдруг посмотрел прямо в глаза Алексею

— Пушкин… Любите стихи, товарищ лейтенант?

Алексей вздрогнул от неожиданности и удивленно взглянул на мужчину.

— Две дырочки там, где были петлицы. Для майора вы молоды…

— А может, я…

— Сержант? А сапоги комсоставские! Не положено… Давно в наших краях?

— Нет. Недавно.

— Величать-то вас как?

— Черков, Алексей Степанович.

— И какой же вы части, Алексей Степанович?

— Пехотной…

— А номера не помните? — усмехнулся мужчина и снова забарабанил пальцами по столу.

Алексей промолчал.

— Та-а-ак… — протянул мужчина. — И куда же путь держите?

— Думаю свою часть отыскать.

— Нелегкое дело.

— Мне бы до фронта только добраться.

— Не понимаю, зачем вам фронт!

Алексей гневно взглянул на собеседника и ударил кулаком по столу:

— Земля горит, а вы спрашиваете!

— Сломаешь стол, тетя Катя скажет тебе спасибо, — засмеялся мужчина, вдруг переходя на «ты».

Алексей смутился.

Помолчали. Мужчина все так же пристально смотрел на Алексея. Потом сказал, вкладывая в слова особый смысл:

— А ведь бить врага можно и здесь.

— В каком смысле?

— В прямом. Пока ты к фронту проберешься, да и проберешься ли!.. А здесь вот они, фашисты, тепленькие, рядом.

— Понимаю… — Алексей даже привстал. — А как же моя часть?.. Ведь получится, будто я — дезертир.

Мужчина улыбнулся одними уголками губ. Но тотчас лицо его стало серьезным. Он положил руку на локоть Алексея.

— Ты партийный?

— Комсомолец.

— Ну, вот… Никакого дезертирства тебе не припишут. Ты и здесь, в тылу, такой же командир Красной Армии, как и на фронте. И нужен здесь не меньше, чем там. Так партия считает на сегодняшний день.

— Партия?

— Партия.

— Так вы, значит…

— Не обо мне речь, — снова улыбнулся мужчина. — Давай, решай, Алексей Степанович!

Алексей завертел ложку в руках. Потом положил ее на стол и поднялся. Посмотрел в глаза собеседнику.

— Раз такое дело, я останусь с вами.

— Вот и добре. Давай знакомиться. Мартын.

…Сквозь дрему Коля услышал шорох. Кто-то тихонько, как мышь, скреб по оконному стеклу. Коля бесшумно спустил ноги с постели — только бы не проснулась мать! Взял в руки пиджак, ботинки и на носках пошел к двери. Скрипнули половицы. Коля замер. Прислушался. Все спят. Медленно открыл дверь и пошел через сени, вытянув руки вперед, чтобы случайно не опрокинуть чего. Поднял засов, выскользнул на улицу.

— Володька, ты?

— Я.

— Тише.

— Я скребу, скребу, а ты не откликаешься.

— Скребу, скребу, — передразнил Коля. — Ты бы еще стучаться надумал!.. Чуть мать не разбудил.

Бесшумно двинулись по тропе в сторону леса.

В безоблачном небе, как заговорщики, перемигивались звезды. Голубая, немного ущербленная луна висела над лесом.

— Ишь, сияет! — недовольно сказал Володька.

— Пускай…

— А увидят?

— Кто?

— Фрицы.

— Они на ночь прячутся. Боятся.

Некоторое время шли молча, напряженно поглядывая по сторонам. Потом Володька сказал:

— А все-таки без луны лучше.

Коля согласился.

Володька приходился Коле двоюродным братом и жил в соседней деревне Серадово. Был он старше на два года и выше на добрых полголовы.

— А они когда придут? — вдруг спросил Володька.

— Кто?

— Да эти… Которые к вам приходили.

— Не знаю, — Коля перешел на шепот. — Они людей собирают в отряд. Гитлеров бить. Так и сказали: «Истребить всех до одного!»

— Немцы Затишье сожгли. Знаешь, хутор в лесу?

— Знаю.

— Там их продовольственную команду обстреляли. Так они через два дня на машинах приехали днем. Всех в сарай согнали и подожгли.

— С народом?

— С народом.

— У-у, гады!.. — Коля скрипнул зубами. — Я бы их всех из пулемета!..

— Тише!..

В лесу ухнула сова.

Ветер прошуршал по траве. Володька осмелел:

— Пошли!

Вошли в сырой низинный лес. В лица сразу пахнуло болотной затхлостью. Под ногами захлюпало. Лес, исчерченный голубыми и черными полосами, казался угрюмым и таинственным. Стало жутковато. Но дело, которое затеяли ребята, было таким необыкновенным и важным, что ночные страхи перед ним казались мелкими и ничтожными.

Болото кончилось. Прошли мимо строя освещенных луною голубых берез. Начался ельник.

— Погоди-ка, — остановился Володька. — Старые вырубки справа?

— Вроде справа.

— Сколько раз побываешь на одном месте, а ночью придешь — оно будто другое.

— Это леший все меняет, — убежденно сказал Коля.

— Тихо ты… — рассердился Володька. — Накличешь еще! Разве можно в лесу нечистую силу поминать?

И Володька на всякий случай перекрестился.

Честно говоря, оба они не верили ни в какую нечистую силу. Но таким непривычным, таинственным выглядел лес, так призрачны были полосы лунного света, такими бездонными казались сгустившиеся тени, что невольно в голову приходили мысли о коварных сказочных хозяевах леса.

— Сюда, — сказал Володька и, преодолевая страх, нырнул в темный колючий ельник.

Коля последовал за ним. Ветви, будто лапы, били: по лицу, хватали за плечи. Коля заслонил глаза локтем и продирался сквозь ельник вслепую, вслушиваясь в треск ветвей впереди, где шел Володька.

Но вот треск прекратился, и Коля чуть не налетел на товарища.

Они вышли на небольшую круглую полянку. Володька немного постоял, оглядываясь по сторонам, и решительно двинулся вправо, вдоль ельника, внимательно вглядываясь в деревья.

• Предыдущая
• 2/61
• Следующая