Рождение - Авраменко Александр Михайлович - Страница 23
- Предыдущая
- 23/71
- Следующая
– Сьере Атти, всё сделал, как велено! Привёз тридцать мужчин и женщин, мастера по железу и рудознатца вдобавок. Ещё пяток детишек при них. Письма ваши кузнецам отдал, те помялись, но пообещали за месяц сделать! Вот ещё деньги остались…
Лезет за пазуху, отдаёт сдачу.
– Спасибо, Хум!
Обнимаю его на радостях, а из башни уже спешит доса Аруанн, начиная раздавать распоряжения по поводу вновь прибывших. Сначала всех гонят на реку, отмываться с дороги, потом выдают новую одежду и ведут на кухню, где кормят. Затем – отдых от дороги. А мы пока с ней и с обеими посланными осматриваем покупки. Вездесущий Кер уже проверил новых и вернувшихся лошадок и цветёт и пахнет. Прочий скот оглядел мельком, за что получил втык, теперь щупает овец, заглядывает им в рот. Так сказать, заглаживает вину. Вроде закончил. Перешёл к коровам. То то же! Нечего моё доверие терять!.. Мастера, которых я просил, мнутся, не зная, как себя вести и что делать. Спец по металлу – металлург. Интересуюсь у того, может ли он устроить плавильную печь и перегонять руду в железо. Тот подтверждает умение. Оказывается, работал у нашего соседа, дель Эстори. Но барону срочно понадобились деньги, и владетель решил избавиться от части крепостных. А тут Хум подвернулся… В общем, удача на нашей стороне. Второй мастер, рудознатец, с запада Фиори. Пообещал проверить земли одного из феодалов, да ничего хорошего не нашёл. Владелец лена взбеленился, обвинил мужчину в утаивании и сокрытии, ну и… В общем, продали по приговору суда. Попал ко мне… Тоже вовремя. Веду его в кузницу, где хранятся собранные сервами по округе образцы, приказываю разобрать. Тот принимается за дело, большей частью откидывая в сторону, но кое-что оставляет. Потом спрошу, что и как. Ну а прочие – землепашцы, скотники, птичники, домашние слуги… Все выглядят не ахти. Особенно дети. Мои то первые двое купленных мальчишек уже отъелись, пришли в себя, окрепли, загорели на воздухе. Так что и эти тоже войдут в норму до осени. Женщины прячут лица, отворачиваются. Мужчины худые, усталые, потухшие лица у всех. Как же они контрастируют с теми, кто уже привык к своей новой жизни… Распределяем жильё, доса Аруанн вместе с Эрайей уходит выдавать им постели – я придумал набивать сшитые рядна соломой, и все дружно одобрили данное нововведение. Присматриваюсь к мужчинам. Мда… Похоже, мой сосед ещё та зверюга… Следы плетей, синяки, кое-кто кривится от боли. Явно переломы. То ли свежие, то ли ещё толком кости не срослись. Но Хума ругать не стоит – отдавали всю кучу оптом. За два фиори. Так что дедуля наш сэкономил изрядно. Проявил коммерческую жилку… А это что? Лёгок на помине. Пробирается ко мне, держа пунцовую от стыда девчушку, мою ровесницу, позади переминается Урия, с тревогой смотрящая на меня.
– Что такое, Хум?
– Вот, сьере Атти… Дочка моя. Илица. Забрал я её из трактира. Хозяин приставать начал…
Старик мнётся. С одной стороны, вроде как я и говорил, если что – забирать. А с другой, скажем, не накажу ли за самоуправство? Спокойно хлопаю его по плечу:
– Всё правильно. Если такое дело – даже думать не надо было. Она ведь у тебя свободная?
Дед кивает. Тут то вся и загвоздка: одно дело – серв. А другое – вольный человек.
Улыбаюсь ободряюще:
– Сколько тебе прежний хозяин платил?
– Пять диби за месяц…
Тихий робкий ответ. Я удивлён по самое некуда – мои сервы имеют больше в месяц! Завёл себе за правило – в конце пятой недели плачу им вроде жалованья. По десять медяков. Те вначале просто не знали, как на это реагировать. Ведь им дают деньги! Видимо, небо упало на землю, или Парда потекла вспять… Потом то привыкли. Стали откладывать. Кто на выкуп себя и на мечту стать арендатором. Кто на случай, если в город выберется… Специалистам, Юму, и Вольхе – жалованье втрое. Как и старшим работникам – Хуму, Урии, Дожу и Керу. Но сам факт…
– В общем, так, Хум. Ты управляющий, вот и ставь дочку туда, где от неё толк будет. А свои десять монет она получит. Ты меня знаешь…
– Спасибо, сьере! Спасибо!
Девчонка неожиданно валится на колени и обнимает мои ноги, едва ли не целуя грязную обувь. От удивления отшатываюсь назад, едва не падая. Хорошо, Дож меня поймал, не дал свалиться.
– Э-э-э! Ты такое прекращай! У меня это не принято!
Девушка застывает в недоумении, но Урия торопливо поднимает дочку с земли, уводит за собой на кухню. Подзываю старика к себе поближе:
– Смотри у меня… Станешь ей поблажки делать – самого накажу, и из управляющих выгоню.
– Да я всё понимаю, сьере Атти. Только она толком ничего не умеет.
– Значит, на поле. К остальным.
– Так и сделаю, сьере…
Уходит, но видно, что ужасно доволен. Ещё бы – дочку спас от позора, и пристроил к делу, да ещё за большее жалованье, и дома! Ну-ну, Хум. Я ведь проверю. И не дай, Высочайший, увижу, что семейственность разводишь… Будешь у меня бедный… Я ведь добрый то добрый… Но – до поры, до времени…
Глава 10
…У моих ног валяются трое. В грязи, потому что осень, под промозглым дождём, таким противным и мерзким. Хум, бывший управляющий, связанный и беспощадно избитый, и его женщины – Урия и Илица. Со стороны, незнающий человек может и пожалеть несчастных, но не я. Сегодня у меня нет сострадания. Хум проворовался. От кого, но вот от вроде бы битого жизнью, прошедшего всякое взрослого сорокалетнего человека я такой подлости не ожидал, и потому сегодня состоится суд. Мой первый суд владетеля Парма. Всё началось с того, что после отправки очередной партии товара в Саль, неожиданно появился управляющий сьере Ушура с претензией: самогон оказался вовсе не такой крепкий и качественный, как я считал, поскольку каждую выгонку контролировал лично, да и совершенно сторонние содержатели харчевен и постоялых дворов вдруг начали продавать 'Слёзы Бога'. Да ещё по настолько демпинговой цене… В общем, мой купец не хочет брать товар, и к тому же собирается ославить меня, как лживого и нечестного человека. Я был просто шокирован подобным заявлением, и, предупредив матушку, немедленно велел оседлать жеребца и вместе с Гуром рванул в город… Дорогу пролетели за сутки, едва не загнав лошадей, и успели вовремя… Надо было видеть лицо Хума, когда я появился на дворе, бочку тут же вскрыли, я понюхал… И сразу понял, что произошло. Самогон был безжалостно разбавлен. Тут же, в присутствии сьере Ушура провели краткое дознание – методы полевого допроса были вбиты в меня намертво в Академии, и дед раскололся. Сразу и бесповоротно. Его погубила собственная жадность. Подержав в руках настоящие, просто невероятные деньги, старик заболел 'золотой лихорадкой'. Вначале он просто отливал по пути по три-четыре литра экстракта, разбавляя ключевой водой и сплавляя излишки своему знакомому трактирщику, у которого раньше работала Илица. Потом, когда всё прошло гладко два раза, одурел в конец и тупо развёл самогон на две больших бочки. Одну привёз сьере Ушуру, вторую отдал знакомому. Поскольку мой компаньон, сняв пробу, сразу заподозрил неладное, и срочно погнал ко мне гонца, старик решил дождаться средств от второго покупателя. Тот не имел таких оборотов, как уважаемый купец высшего разряда со своей торговой компании, зато обладал большими связями в городе и раздал товар по бросовой цене своим коллегам… В общем, Хума взяли с поличным, когда тот получал деньги. Ну и… А допрашивать в поиске или разведке приходится жёстко. Потому что времени нет. Но что сделано, то сделано. И поскольку виноват я, как хозяин нечестного человека, то и отвечать мне… Сьере Ушур в своём праве. И я не собираюсь его ни умолять, ни просить. Ни, тем более, скидывать цену. Хвала Высочайшему, что обошлось ещё так удачно. В том смысле, что воришку поймали почти сразу. Потому я молча оставляю испорченный товар купцу – его можно использовать, правда, увеличив пропорцию добавления в вино, забираю Хума с изуродованными, замотанными тряпками руками, куда я собственноручно вгонял колышки под ногти, и, привязав его к седлу, уезжаю с купеческого двора, привязав серва за шею. Я не прощаюсь. Ибо – виноват. И теперь придётся многое пересматривать из-за этой жадной твари, угробившей моё, и не только моё безоблачное будущее и спокойствие… Всё дорогу я гоню ублюдка плетью, несмотря на его вопли и стенания, не давая ему ни минуты роздыха и сна. Мой вороной силён, и отдохнув во дворе купца Ушура, движется спокойным шагом без передышки, волоча за седлом на верёвке почти не подающее признаков жизни тело. Дремлем оба, вместе с конём в придорожном лесу пару часов, потом сутки двигаемся до Парда…
- Предыдущая
- 23/71
- Следующая
