Выбери любимый жанр

Рассказы - Мелихан Константин Семенович - Страница 24


Изменить размер шрифта:

24

– Может, поедем ко мне?

– Давно пора! – проснулся Горшков. – Может, я вас тогда уж и под руку возьму? Я сразу хотел предложить, да подумал, что это будет не совсем удобно.

– Под руку?

– Нет, к вам – домой.

Квартира была однокомнатная.

– Сразу видно – женщина живёт, – сделал вывод Горшков.

– А как вы догадались?

– Чисто у вас.

– А у вас что, окурки на полу валяются?

– Нет, на полу не валяются, – обиделся Горшков. – Но в раковине можно найти. Мокрые, правда.

– Но можно подсушить!

– Кстати, о планировке. Туалет имеется?

– Вообще-то – да. Вторая дверь.

– Вас понял. Запомним на будущее.

Горшков прошел в комнату, а Зина метнулась на кухню.

– Коньяк будете? – крикнула она.

– Ну, раз ничего другого нет… – сказал Горшков.

Зина вернулась с коньяком и двумя грейпфрутами в тарелке, похожими на грудь Венеры.

– А чего коньяк не полный?

– Отмечала свой день рождения.

– Плохо, наверно, отметили?

– Почему?

– Так не допито.

– Эта третья была.

Горшков налил себе и Зину не забыл.

– Как говорит Костя Мелихан, поднимая тост за даму: «Дай бог – не последняя!»

Горшков сразу осушил свою рюмку и тут же наполнил снова. Зина грела свою в маленьких ладонях.

– Может, включить музыку?

– Ага! – обрадовался Горшков и поперхнулся коньяком. – Делать-то все равно нечего.

Зина врубила магнитофон.

– Пугачиха! – сказал Горшков и откинулся в кресле. – Моя любовь!

Зина взяла его за руку:

– Потанцуем?

– О, белый танец! – сказал Горшков и попытался допить коньяк. – Дамы приглашают кавалеров.

– А есть ещё голубой танец, – сказала Зина, убирая из рук Горшкова рюмку. – Кавалеры приглашают кавалеров.

Зина протанцевала с Горшковым до конца всю песню, а потом завалила его на диван, предварительно дернув ногой на себя нижний край.

Выйдя на улицу, Горшков машинально посмотрел на часы: вся процедура заняла сорок минут. «Да, – подумал он, – бухгалтеры ценят своё время!»

На другой день позвонил Спиридонов:

– Ну, как?

– Нормально, – ответил Горшков. – Только я не понял, кто кого – я её или она меня?

– Ну, если не забеременеешь, значит, ты – её!

Джентльмен на вече

– Фигурка – оближешься! – говорил по телефону Зарецкий. – Роден, бронза!

– Девятнадцатый век, сто кило? – спросил Макс.

– А шутки свои дома оставь! Скромней надо быть. Стань джентльменом хоть на вечер. А то прошлый раз ты уже пошутил.

От прошлого раза у Макса осталось яркое впечатление. Фонарь между глаз. Он там все за красоткой одной ухлестывал змеевидной. Потом её спросил: «Можно вас проводить до дома?» Она ему в ответ: «У меня дома муж». А он – ей: «Так до моего дома». Ну и засветила ему. Как её муж научил. На секции айкидо.

…Когда музыка начала щекотать ноги и все полезли из-за стола, Зарецкий подвел Макса к смуглой.

– Майя, – представилась она.

«Ацтек», – хотел представится Макс, но, как велел Зарецкий, промолчал.

– А тебя-то как звать? – спросил Макса Зарецкий, будто видел его впервые.

– Максимов, – ответил Макс после некоторого раздумья.

Он уже хотел пригласить Смуглянку на танец, как вдруг к ним подскочила пожилая, сорокалетняя, с бандитской челюстью, и, схватив его за руку, капризно воскликнула:

– Почему мы не танцуем?

Макс вяло поплелся за ней.

– В прошлой жизни я была мужчиной, – сообщила она ему.

Даже ухом он почувствовал от нее запах сайры.

«Обезьяной ты была в прошлой жизни! – подумал Макс. – И ею же в этой осталась!»

Смуглянка уже танцевала с каким-то в клетчатом пиджаке, но улыбалась Максу. Когда хохотнула, Макс понял, что улыбается она не ему, а глупым россказням клетчатого.

Музыка прекратилась, и Макс тотчас же отлепился от Челюсти. Но она крикнула:

– Женский танец!

И снова прижала Макса к себе. Так, что его шея оказалась у нее между грудей.

Скинула туфли. Но все равно была пока выше Макса. Стала крутиться волчком под поднятой ею же Максовой рукой. И так же заставляла крутиться его.

Наконец, и эта жизнеутверждающая музыка умерла.

– Почему мы такие грустные? – спросила Челюсть Макса, не выпуская его из рук. – Может быть, я смогу развеять эту грусть?

Макс знал, что ответить, но не знал, как сказать.

– Курите?

– Нет. Колюсь, – не сдержался он.

Десятимесячным животом она втолкнула его в пустую комнату и там с умным лицом закурила.

– Вы были женаты?

«Началось!» – подумал Макс. И ответил:

– Не был.

– Почему? Это настораживает!

В комнату заглянула Смуглянка, но увидев Челюсть, сказала:

– Пардон!

И исчезла.

Макс посмотрел на часы: «Сейчас объясню ей, что мне надо срочно куда-то идти». Но тут Челюсть внезапно сообщила ему, что у нее больной ребенок. Теперь нельзя было не только уйти, но даже как следует ответить. За больным ребёнком потянулись другие беды, обрушившиеся на Челюсть. Раз в минуту Макс одобрительно кивал.

«Или она умная, или дура!» – думал он, глядя на её висячие щеки.

– Да вы меня совсем не слушаете! – вдруг обиделась Челюсть.

– Слушаю. Почему же? – обиделся Макс. – Потом он вам изменил с бухгалтером.

– Это я ему изменила с бухгалтером! – воскликнула Челюсть, ударив себя кулаком по толстым бу сам. – Бухгалтер был мужчиной.

– До встречи с вами? – спросил Макс.

Челюсть проглотила и это.

– А потом мне встретился действительно интересный человек. Старший бухгалтер! Сырьевой базы.

«Да что она там – всю бухгалтерию?!» – ужаснулся Макс. И резко встал.

– Все! – сказал он. – Ухожу, не прощаясь.

– Что-то мы засиделись, – сказала она и вытянула вперёд руку, поиграв в воздухе своими морковками. – Помогите даме! Джентльмен!

Макс обеими руками схватил эту лапу и со всех сил дернул на себя, так что Челюсть чуть не стукнулась о косяк.

– Не перевелись ещё богатыри! – сказала она.

Макс прошел в прихожую и снял с крючка своё пальто, но Челюсть вдруг сказала:

– Мне пора!

– Ой! – хлопнул себя по лбу Макс и повесил пальто на место. – Я же чай забыл допить.

– Хорошо, оставайтесь, коварный соблазнитель, – сказала она. – А меня проводите вниз.

– С удовольствием! – расплылся Макс.

Спустившись на улицу, Челюсть стала гоняться за такси. В шубе нараспашку и шапке набекрень она выглядела чистым батькой Махно, и таксисты, завидев её, только прибавляли газу.

– Замаскируйтесь! – велел ей Макс.

Челюсть стала лицом к стенке, и первая же машина тут же остановилась.

– Куда ехать-то? – крикнул ей Макс.

Она назвала какую-то тьмутаракань. «Хорошо хоть подальше сгинет!» – подумал он.

Усаживаясь, выпучила вдруг глаза:

– Поедемте со мной! У нас страшный район.

«Конечно – страшный, – подумал Макс, – если ты там живешь!»

В машине под мерное бормотание Челюсти он задремал.

– Это Бродский, – вдруг толкнула она его локтем.

– Где? – проснулся он и завертел головой.

Потом она читала ему стихи Фета, хвасталась своим мужем, добавляя все время: «хоть он и большой дерьмо», – рассказывала сексуальные анекдоты и сама же над ними ржала.

Доехав до дому, кряхтя, вылезла из машины, чмокнула Макса в висок: очевидно, промазал мимо щеки, – и вдруг спокойно сказала:

– У меня, оказывается, нет денег!

«Ещё платить за эту свинью в бисере!» – выругался про себя Макс и отслюнил водителю деньги.

– Сейчас подымемся ко мне, и я отдам.

Войдя в её квартиру, он спросил:

– А где же ваш ребёнок?

– ещё не пришёл с института.

– Он что, студент?! – ахнул Макс.

– Нет, – ответила Челюсть. – Преподаватель.

Она прошла в комнату и там ойкнула басом.

«Сейчас скажет, что деньги закончились», – подумал Макс и шагнул в комнату, как в тюремную камеру.

24
Перейти на страницу:
Мир литературы