Штрафной удар - Мелентьев Виталий Григорьевич - Страница 20
- Предыдущая
- 20/30
- Следующая
Учить… А он всегда знает, как нужно делать?
Ребята вернулись чуть позже, чем он их ожидал. И оба странные. Сутоцкий злой, с раздувающимися ноздрями чуть вздернутого носа. Он ненавидяще поглядывал на бледного, с поджатыми губами, словно закаменевшего Шарафутдинова. Они сразу прошли в сосновые заросли, что окружили несколько старых, Далеко отстоящих друг от друга сосен, и залегли. Что ж… И появились грамотно, и замаскировались правильно.
Матюхин сошел на землю, обулся и тоже улегся возле ребят.
– Докладывайте.
– Пускай эта силявка докладывает! – прошипел Николай и отвернулся.
– Старшина Сутоцкий! Вы, кажется, забыли, что получили боевой приказ! За его невыполнение – расстрел! В любом месте.
Николай круто повернулся с боку на бок и приподнялся на локтях. Видно, он сразу заметил во взгляде младшего лейтенанта нечто такое, что подсказало: Матюхин на пределе. А каков предел на войне, Сутоцкий знал…
– Дорога действительно есть. Даже улучшенная и, видно, прорубленная. Движения войск не наблюдалось. Прошла одна легковая машина и с десяток грузовых с досками. Линий связи не обнаружили. Все.
– А вы что заметили, товарищ Шарафутдинов?
Гафур попытался было вскочить, но Андрей придержал его за плечо.
– Лежи.
– То же самое, товарищ младший лейтенант.
– Понятно… Какая машина, Сутоцкий? Какие доски?
– Ну какая?.. Обыкновенная… Крытая… Маленькая…
– Сколько человек в ней сидело и кто?
– Не успел рассмотреть. А рассмотрел бы – документы принес.
– А доски какие?
– Чего ты пристал? – возмутился Сутоцкий. – Обыкновенные доски!
«Больше я этой неврастении терпеть не буду! – решил Андрей. – Как и панибратства. Сегодня же поговорю с Николаем. Если не понимает сам, нужно подсказать, а то и заставить».
– А вы, Шарафутдинов, что скажете?
Гафур быстро, остро-вопросительно посмотрел на Николая.
– Машина странная, товарищ младший лейтенант. Ехала медленно и на ямках очень тяжело скрипела. Прямо переваливалась. Сидели в ней двое. У шофера справа – пулемет. У второго офицера, он в высокой фуражке, – автомат.
– Пулемет сквозь стекло?
– Так точно, товарищ младший лейтенант. Я очень удивился – как это сквозь стекло? Потом смотрю – правильно, в стекле – дырка. И стекло странное – как бы туманное.
– Так… А доски какие?
– Это не доски, товарищ младший лейтенант. Это бруски такие, опиленные, квадратные.
– А почему вы не доложили обо всем замеченном старшему в группе?
Гафур опять взглянул на Сутоцкого и промолчал.
– Старшина, а вы почему у него не расспросили обо всем замеченном? И что это за машина? Она действительно с дуле метом?
– Ну, с пулеметом… А какое это имеет значение? Доски какие-то… На лесозаготовки сюда приехали, что ли?
И на этот раз у Андрея еще хватило выдержки сдержаться.
– В самом деле странно, – протянул он, вытаскивая карту. – От передовой вывозить пиломатериалы в тыл. Впрочем… Впрочем, смотрите, вот здесь лесопилка. Тартак, – отметил он почему-то по-польски. – А дорога… Дорога идет по просеке. Как раз в район, занятый танкистами. А от них, возможно, к станции. А что брусья?.. Так брусья наиболее дорогой пиломатериал. Так что все как будто верно. Больше ничего не слышали?
– Никак нет, товарищ младший лейтенант! – быстро отрапортовал Гафур.
На этот раз Сутоцкий посмотрел на него с откровенным презрением.
– А я слышал вот что. – Андрей рассказал обо всем, что он слышал, и заключил: – По-видимому, эсэсовцы стоят на месте довольно прочно. Но нужно будет понаблюдать за ними с другой стороны. Давайте посмотрим откуда.
Он развернул перед разведчиками карту. Синим кружком на ней был очерчен район сосредоточения эсэсовцев – лес, река, перелески, несколько деревенек и, значит, полей в их округе: идеальное место для занятий танкистов.
Как раз в это время стал спускаться с дерева Грудинин. Он аккуратно обулся, осмотрелся и прислушался, потом присел и закурил. И уж только после этого пошел к товарищам.
– Разрешите доложить, товарищ командир? – спросил он, не очень умело прикладывая ладонь к пилотке.
– Разрешаю, ложись.
– Танковые моторы вы, конечно, слышали? – Матюхин кивнул. – И выстрелы? Так вот я поначалу думал, что это у них боевая учеба. Но мне в прицел видно подальше, и вот что меня заинтересовало. Сколько было выстрелов и орудийных, и пулеметных, а ни одной трассы. Ладно бы пулеметной – день все-таки, трассер у пули слабый. Так и у снарядов трассеры не срабатывали. И опять-таки – если бы они стреляли бронебойными, значит, без трасс не обошлось бы. А если бризантом или там, к примеру, осколочным – где-нибудь, а должен же был быть разрыв. Хоть если бы снаряд в цель попадал, хоть перелет бы давал. Но должен же был быть разрыв? А?
– Должен, – согласился Андрей, уже понимая, что Грудинин отметил то, что просмотрел, вернее прослушал, он. Артиллерист называется! Экая шаблонность мышления! Ведь на то он и разведчик, чтобы все замечать.
– А разрывов не было?
– Не было.
– Тогда все, товарищ командир. Раз и вы так думаете. – Ладно. Давайте думать, куда и как выходить.
Они долго путешествовали по карте и решили обходить район дислокации противника справа, чтобы заодно проконтролировать и железную дорогу – там можно было подобраться и к ней. Сутоцкий иронически спросил:
– А сигналы подавать сюда будем бегать?
Гафур и Грудинин тревожно посмотрели на Андрея. Неужели командир дал промашку?
– Сигналы действительны во всей полосе армии, – очень сдержанно ответил Матюхин, и Сутоцкий потупился: Андрей опять подходил к пределу.
Днем они наблюдали, выбирали примерный маршрут, вечером подремали, а в двенадцать ночи Андрей дал условный сигнал две ракеты – противник на месте.
Только после этого они снялись с места и двинулись несколько наискосок того хуторка, на который они собирались выйти В три часа ночи Гафур залез на сосну и дал следующую пару ракет. Уже выровняв маршрут, Андрей подозвал Гафура:
– Передовая видна?
– Да. Осветительные ракеты и зенитные трассы. – Хорошо видны или только просматриваются?
– Хорошо!
– Тогда можно забираться поглубже, ракеты сильные.
К рассвету группа Матюхина вышла к лесному хуторку. Здесь должно было быть несколько домов и поля с огородами. Но ничего этого уже не осталось. Обелиском торчала труба над русской печью, и пряно пах бурьян, который хорошо разрастается на пожарищах.
Но дальше, там, где на карте поля спускались в низинку речушки, бурьяна не было. Плыл легкий туманец, и они не сразу разобрались, что попали на большой, даже огромный огород. Тщательно спланированный и не менее тщательно ухоженный.
Впереди из тумана поднимался старый сенной сарай и еще какое-то кособокое строение. Пахло свежеполитой, хорошей землей. Грудинин вздохнул поглубже и отметил:
– Компосты делают. Из ботвы.
Только после этих слов Матюхин уловил слабый кисловатый запах от невидимых компостных куч. Сутоцкий нагнулся к Андрею и шепнул:
– Пошуруем! – Глаза у него поблескивали даже в сумерках, а в движении, в фигуре появилось хищное, стремительное…
– Нельзя, – покрутил головой Матюхин. – Сидеть или ползать тихонько.
– И ты туда же…
Мгновенно вспомнились его перегляды с Гафуром, и Андрей спросил:
– Шарафутдинов тебе уже напоминал?
Сутоцкий отшатнулся и отошел.
– Пара Сутоцкого на месте. Грудинин, за мной.
Пригибаясь и прислушиваясь, они прошли между грядок к сараю. Там на сене спали работницы и дети. От сарая прокрались к избушке-полуземлянке, заглянули в темное окно, прислушались и осторожно приоткрыли дверь. Пахнуло конским потом и махоркой. Хриплый простуженный голос спросил:
– Кто там?
Матюхин ответил по-немецки:
– Свои. Не бойся.
Чиркнула спичка, и засветилась стеариновая плошка. На топчане сидел босой старик в распахнутом немецком кителе и старых советских солдатских брюках. Он не спеша почесывал впалую грудь и раскуривал цигарку.
- Предыдущая
- 20/30
- Следующая
