Выбери любимый жанр

Голубые люди Розовой земли (др.изд.) - Мелентьев Виталий Григорьевич - Страница 6


Изменить размер шрифта:

6

Пока Миро и Тэн расставляли посуду на столе, вернулся и Зет. Он принес странные, похожие на радионаушники приборы, от которых тянулись тонкие провода, и положил их на выросшие по бокам комнаты диваны-кровати. Квач заговорщически улыбнулся и кивнул, а потом широко расставил руки и жестом хлебосольного хозяина пригласил Юрия к столу.

Юрий не знал, как поступить – сразу садиться или, может быть, немного поотказы-ваться, чтобы голубые люди не подумали, что он такой уж голодный. Все-таки для соблюдения настоящего мужского достоинства следовало бы сказать что-нибудь вроде: «Нет, благодарю вас, я сыт». Или: «Ну, зачем такое беспокойство – мы уже завтракали». В крайнем случае, можно было сказать еще и так:

«Да вы не беспокойтесь, ешьте сами». Юрка на минуту споткнулся: «А как сказать правильно:

ешьте или кушайте?» И мысленно поправился:

«Кушайте!» Но опять смутился – уж очень это самое «кушайте» было жеманным, каким-то ненастоящим. Поэтому он опять поправился:

«Ешьте сами, а мы посидим, посмотрим…»

Ничего другого он не успел придумать, потому что Шарик взвизгнул и обиженно посмотрел на Юрку: «Ты что ж, в лесу меня голодом морил и теперь собираешься отказываться? Имей в виду – я против! Если люди угощают, отказываться неприлично: подумают, что ты или задавака и трепач, или что ты брезгуешь, не доверяешь им».

Вот почему Юрий вздохнул и сел на тот самый зеленоватый стул, который ему показали.

Шарик сейчас же устроился рядом со стулом и поднял нос кверху. Но космонавты не спешили садиться. Они столпились возле Юркиного места и наперебой приглашали Шарика сесть за стол. Только тут стало понятным, почему один – самый красивый, ярко-алый – стул был выше и уже других: он с самого начала предназначался Шарику.

Напрасно Юрка объяснял, что собака должна есть где-нибудь в уголке, в крайнем случае возле его ног, что Шарик не привычен к такой заботе и по своей неопытности может натворить что-нибудь не совсем приличное, – голубые люди были настойчивы. И как Юрка ни следил за ними, по всему было видно – разыгрывать его они не собирались. И Юрка усадил Шарика на ярко-алое кресло.

Шарик всего несколько секунд был как бы смущен и растерян, но через некоторое время он повел себя так, словно всю свою собачью жизнь сидел в космических кораблях за одним столом с экипажем и ел с тарелок из неизвестного материала.

Завтракали чинно, благородно, с ложками и вилками. Но что-то Юрке не нравилось. Все было чем-то не похоже на то, что ему всегда нравилось. Всего, кажется, было вдоволь: где нужно – соли и сахара, а где требовалось – горчички.

И все-таки не было того настоящего вкуса, который бывает в доброй еде. И прежде всего, не было хлеба. Дома Юрка мало ел хлеба – всегда было некогда. Утром, перед школой, он просыпал: хлеб есть некогда. Выпьет молока – и бегом. В обед – ребята ждут. Опять спешка. В ужин вообще наедаться не следует – так говорит наука. Получалось, что хлеб есть было некогда.

Но в перерывах между делами Юрка очень любил отрезать добрый ломоть, посыпать солью и съесть его где-нибудь на полдороге или на лавочке, болтая с приятелями. Тогда хлеб бывает настоящим хлебом – вкусным, пахучим, емким. А за обедом или завтраком он ведь вроде и не главное. Так, обязательная нагрузка.

На завтрак в космическом корабле хлеба явно не хватало. Конечно, обойтись без него было нетрудно – были какие-то коржики, но хлеба все-таки не хватало. Вспомнилось, что есть народы, которые совсем не едят хлеба, – например, китайцы. Им хватает одной крутой рисовой каши, пресной и без запаха.

И тут Юрка понял, чего не хватало во всем том, что он ел и пил. Не хватало знакомого запаха. Все пахло очень приятно – не то духами, не то корицей с гвоздикой, но не было того доброго, сытного запаха, без которого самый распрекрасный завтрак или обед не может быть настоящим удовольствием. И тут вспомнилось, что ведь пахло же в корабле еще и жареным луком, а за столом этого запаха не было и в помине.

Пока Юрка ел и думал обо всем этом. Шарик не терял времени зря. Он сидел на своем высоком алом кресле, как король на троне, и, за ним ухаживали невиданные голубые люди. Они накладывали ему на тарелку еду. Они подставляли ему стакан с питьем, а каким – ни Юрка, ни Шарик не знали. Правда, Шарику так и не удалось напиться как следует – его морда не входила в стакан. Но поскольку за всю свою недолгую собачью жизнь Шарик не видел и не слышал, чтобы обыкновенная дворняга попадала в такой почет, ему было уже не до питья: он стал стесняться. Конечно, ему бы хотелось съесть не то что в два, а даже в три раза больше, чем ему накладывали, – за прошедшую ночь он очень проголодался, – но теперь это казалось ему неудобным. И чем больше казалось, тем больше он стеснялся.

А голубые люди смеялись и гладили его по отмытой шерсти, говорили какие-то слова, которые Шарик, казалось, понимал так: «Хорошая собака. Воспитанная собака».

Правда, как потом выяснилось. Шарика голубые люди называли не собакой, а другом, дружком, но в то время Шарик еще не знал языка голубых людей. Зато он умел понимать главное – что его называли хорошим и воспитанным, и поэтому стеснялся еще больше и старался есть поменьше.

Уже потом, через много дней, Шарик признался Юрке, что завтрак ему, может быть, и понравился бы, но вся беда заключалась в том, что ни на одной тарелке ему не попалось ни одной косточки. Даже самой маленькой. А что же за еда без косточки? Вот когда наешься как следует, ляжешь где-нибудь в тени и начнешь обрабатывать настоящую мозговую кость – вот тогда это настоящая еда. А это? Что ж, хоть и на алом кресле, как на троне, а все равно настоящего вкуса нет.

Когда завтрак окончился, Юрий вежливо поблагодарил хозяев, а Шарик покрутил хвостом, но оба не спешили выходить из-за стола, потому что голубые люди повели себя как-то странно. Они опять сложили ладошки, прижали их к сердцу и поклонились сначала Юрию, а потом и Шарику. Это было непонятно: они угощали и они же благодарили. Что нужно было сделать в таком случае, Юрий не знал и сидел не шевелясь. И голубые люди тоже сидели и не шевелились, хотя всем известно, что после завтрака кто-то должен был убрать посуду.

Но убирать посуду никто не собирался. Зет только собрал остатки еды в одну миску и куда-то унес ее. А все остальные миски, тарелки, стаканы, вилки и ложки остались на месте. И это все больше смущало Юрия.

Может быть, в стране голубых людей иной обычай, чем в Юркиной? Может, гости там не благодарят хозяев за угощение, а хозяева гостей – за посещение? Может быть, в той необыкновенной стране не хозяевам полагается убирать со стола, а гостям? И то, что они с Шариком не собираются хотя бы помочь хозяевам, показывает, что они невоспитанны?

Смущенный Юрий посмотрел на голубых космонавтов и увидел, что Квач приветливо манит их из-за стола. И хотя все, что делал Квач, было как будто самым обычным и не вызывающим никакого подозрения, Юрию почему-то стало не по себе. Может быть, потому, что плутоватые глаза Квача поблескивали особенно весело и он все время переглядывался с товарищами. А может быть, и еще почему-то…

Но так или иначе, Юрий не спешил. А Квач все манил его. Даже Шарик понял, что сидеть за столом просто неудобно, и соскочил со своего алого трона. Пришлось подняться и Юрию.

Голубые космонавты взяли его под руки и подвели к выросшей из стены кровати-дивану, усадили, а сами отправились к другим таким же кроватям и тоже сели.

Впрочем, Квач сейчас же поднялся и, подхватив Шарика, попытался уложить его на свободную кровать. Шарик брыкался, выворачивался, и глаза у него были такими тоскливыми и недоуменными, что Юрий пожалел его и разозлился на Квача. Но голубой человек и сам понял, что с собакой он поступает не совсем правильно. Квач погладил Шарика, почесал ему за ухом, и Шарик успокоился.

Космонавты уже лежали на своих кроватях, и Юрий подумал, что у них на корабле, как в пионерском лагере, после еды полагается мертвый час, и успокоился. Он посмотрел на Квача, и тот, сложив ладони, прижался к ним щекой. Юрий понял – нужно спать. И впервые решил, что дело это стоящее. Ночь в лесу была бессонной, и теперь, после всего пережитого и съеденного, у него покалывало веки.

6
Перейти на страницу:
Мир литературы