Черный свет (др.изд.) - Мелентьев Виталий Григорьевич - Страница 8

• Предыдущая
• 8/37
• Следующая

– Скоростной… разгон, – нашелся Юрий, но Вася недоверчиво посмотрел на него.

– Может, ты не то включил?

– Все то, что нужно. Просто пережал педаль.

Как будто все было правильно, машина выровнялась и легко и спокойно парила над карьером. Парила так, как, например, стрекоза или вертолет.

– Здорово! – улыбнулся Вася.

– Куда уж лучше.

– Давай поднимемся повыше?

– Попробуем.

Юрий осторожно нажал педаль – и машина поднялась над лесом.

Странно и немного смешно было видеть деревья сверху. У многих сосен, оказывается, совсем крохотные, как деревца-первогодки, вершинки. И на самой-самой вершинке, упрямо тянущейся вверх, ярко-зеленая веточка – последний годовой отросток ростовой почки. От этого бор сверху казался нежным и несколько беззащитным.

Но попадались такие места, где вместо нежно-зеленых побегов торчали засохшие вершинки, смотреть на них было немного грустно: здесь стояли обреченные на гибель деревья. Ведь все живет до тех пор, пока растет. Вот почему над одним из таких участков, как говорят лесники, перестоявшегося леса Вася предложил:

– Поднимайся выше. Все идет хорошо. И нужно же попробовать…

И Юра послушно поднял машину метров на десять выше сосновых верхушек. Потом еще выше. И еще…

И тут открылся такой простор, такая красота, что ребята забыли обо всем на свете. Ни страха, ни робости не было и в помине.

И лес, и река, на которой вдалеке виднелась дуга плотины, и ползущие по дорогам машины, и даже дымы недалекого городка отсюда, с высоты, казались игрушечными и очень милыми – может быть, оттого, что вечерний синий сумрак постепенно скрадывал их очертания. И только река все явственней из серебристо-серой становилась розовой, а местами фиолетово-багровой.

Летний день кончался, а на западе все разгорался и разгорался закат.

Горизонты расширились, и очень хотелось, чтобы они стали еще шире, – не терпелось увидеть всю рабочую площадку возле плотины, весь городок и вообще все-все… Если этого не сделать сейчас, то через полчаса будет поздно. Стемнеет.

Юрка решительно поднял машину еще на несколько сот метров…

На западе было еще совсем светло, а на востоке издалека наступали огоньки. Они вспыхивали вразброс, независимо друг от друга, но постепенно образовывали целые созвездия – городки, заводы, села…

Дух захватывало от этой красоты, и ребята не сразу заметили, как машина вначале нерешительно, а потом уверенно задрала нос, подергалась, словно в ней происходили какие-то сложные внутренние перестройки, и вдруг понеслась вверх. Круто вверх. Почти отвесно вверх.

Ребят прижало к сиденьям, но Юрий быстро справился с перегрузкой и дотянулся до руля и пульта управления. Он пытался подчинить себе неожиданно взбунтовавшуюся машину, но из этого ничего не получилось. Она неслась все вверх и вверх.

Земля скрылась в темно-сиреневой дымке, огни уже не пробивались сквозь нее. Вокруг расстилалось только небо. Одно небо – огромное, зеленовато-фиолетово-розовое небо стратосферы в закатные часы.

Потом исчезло и оно. Начинался самый настоящий космос. Темный, таинственный, усыпанный каплями блистательных крупных звезд. И где-то вдали в неподвижной черноте космоса машина вдруг прекратила свой стремительный взлет, выровнялась, и ребята увидели справа от себя огромное, серебрившееся в отблесках далекого заходящего солнца, неторопливо вращающееся вокруг своей оси бревно.

Встретить бревно в космосе само по себе невероятно, да еще если это бревно с чувством собственного достоинства вращается и покачивается, словно оно живое, – и того невероятней. Вася и Юра только переглянулись, а машина пристроилась к этому бревну и поплыла рядом с ним, почти касаясь его серебристой поверхности.

Теперь рассмотреть нового космического скитальца было не так уж трудно.

И тут Юрия осенило:

– Это же ракетоноситель!

Конечно, это был ракетоноситель. Совсем такой или почти такой, какие провозят в дни парада на Красной площади. Только у этой ракеты отсутствовала головка. И это вполне понятно.

Могучая ракета вынесла какой-то очередной искусственный спутник Земли в космос, вытолкнула его на орбиту, а сама отсоединилась от него и теперь продолжала самостоятельное путешествие, медленно и неотвратимо снижаясь. Пройдет некоторое время, плотность атмосферы будет возрастать, и ракетоноситель потеряет свою скорость, войдет в плотные воздушные слои атмосферы и сгорит.

Все это было совершенно ясно и понятно. Но только зачем машина пристроилась к этой блуждающей ракете, что ей потребовалось от обреченной на сгорание трубы? Понять этого ребята не могли и пока только радовались, что вышедшая из повиновения машина не занесла их куда-нибудь дальше.

И в это время прямо над их головами медленно проплыл в воздухе удивленный и сконфуженный Шарик. Он беспомощно шевелил лапами и крутил обрубком хвоста. Шарик ударился о ветровое стекло и поплыл обратно. Юрий схватил его за лапу и потянул к себе. Но… вдруг явственно ощутил, что сам тоже поднялся над сиденьем и висит в воздухе. Начиналось парение в состоянии невесомости.

В первое мгновение стало страшно, потом они вспомнили, что космонавты свободно переносили состояние невесомости, и успокоились. А уж потом поняли, что можно было даже спокойно плавать и кувыркаться в воздухе. Жаль только, что они то и дело стукались то о стекла, то о потолок, то о борта кабины.

В это время без всякого приказания с их стороны машина сама медленно отошла от ракетоносителя и опустила нос. Началось стремительное падение. Состояние невесомости исчезло. Пассажиров опять прижало к сиденьям, и им навстречу понеслись далекие, проступающие сквозь дымку созвездия городов, фиолетово-красно-желтое закатное небо и сверкающий в просветах между облаками океан.

Впрочем, возможно, это был не океан, а море, но оно показалось таким огромным и бескрайним, что Юра решил, что они падают прямо в океан. Он грустно посмотрел на Васю. Но тот от перенапряжения прикрыл глаза. Тогда Юрий посмотрел на Шарика и встретился с его страдающим взглядом.

Шарик сейчас же подался вперед и состроил такую гримасу, будто хотел сказать: «Давай, хозяин, подождем бояться. Пока что мы еще летим, и ничего страшного не случается. Мало ли мы с тобой летали? Мало ли какие невероятные приключения испытали? И все-таки живы и здоровы. Может быть, обойдется и на этот раз».

А машина все летела вниз и вниз, прямо в поблескивающий под луной океан. И когда, казалось, спасения быть уже не могло и они должны были булькнуть на самое океанское дно, машина выровнялась и, прижимаясь почти к самой поверхности воды, помчалась догонять уходящую от нее вечернюю зарю.

Все было так призрачно и так необычно и в то же время безмятежно-спокойно, что уже не верилось, что машина летит, а не стоит на месте, что где-то существует Земля, а на ней города, леса, реки…

Ребята лежали на сиденьях, медленно приходя в себя после бешеных перегрузок. Болели наливавшиеся свинцовой тяжестью мускулы. Даже внутри костей и то что-то болело и ломило, а может быть, ныло, как, наверное, у стариков перед ненастной погодой. Юре наконец надоело их беспомощное, как у новорожденных, состояние. Он взялся за руль и попытался развернуть везделет. Но, как он ни крутил руль, как ни жал на педали, как только ни щелкал тумблерами и рукоятками, машина летела все, так же ровно и независимо. Она не обращала никакого внимания на своих пассажиров. И Юрий чуть не заплакал от обиды.

– Чертовы роботы!

– При чем здесь роботы?

– Вася, я же тебе рассказывал… Если машина действует без наших команд, значит, тут виноваты роботы. Взбунтовались и плюют на нас.

Вася помолчал, вспоминая все, что ему рассказывал Юрий, а потом спросил:

– А как ты думаешь, могут роботы взбунтоваться сами по себе?

– Откуда ж я знаю! Наверное, могут.

– А ты сейчас выключил тумблеры?

– Факт! По всем правилам машина должна плюхнуться в этот самый океан, а она летит да еще и держит такую скорость, что мы никак не обгоним ночь и не влетим в вечер.

• Предыдущая
• 8/37
• Следующая