Зеленые ворота - Мейсснер Януш - Страница 18

• Предыдущая
• 18/63
• Следующая

Взрывы смеха заглушили его безумную тираду, но не помешали и далее мимически изображать столь необычное состояние души и тела, что едва не довело зрителей до конвульсий от смеха сверх меры.

— Ничего странного, что мои несостоявшиеся тесть и теща перепугались до смерти и взяли ноги в руки, — закончил он наконец, возвысив голос почти до крика, чтобы перекрыть шум. — Казначей тоже сбежал, рассыпав по дороге приданое. А инфанта…Ах, дорогие мои! Этого я не мог предвидеть… Инфанта от страха преждевременно разродилась наследником трона — готовеньким, со скипетром и в короне!

Пока весь зал содрогался от смеха, ловкий Коккодрильо уже заметил, что не один на сцене, и явно очарованный прелестями Коломбины и её приятельницы, приступил к соблазнительным маневрам, которые тут же нашли отклик у темпераментной жены Панталоне. Коломбина, к которой он тоже подкатывался, поначалу принимала его холодно, зато он, напротив, выделял лишь её. В результате всего этого Арлетта Панталоне, охваченная ревностью, попросту бросилась ему на шею, кстати в весьма неподходящий момент, когда фиолетовый колпак и черный плащ доктора уже показались из-за кулис.

Пойманный с поличным, капитан проявил достаточно здравого смысла, чтобы дать стрекача, увлекая за собой Коломбину и оставив Арлетту во власти разъяренного мужа. Но отнюдь не Панталоне перешел в атаку: его опередила шустрая бабенка, превратившись в яростную фурию, засыпавшую его обвинениями. Град попреков обрушился на голову мужа, а драматические детали, касающиеся его неудач в науке любви, были выявлены публично, к величайшему удовольствию аудитории.

— Тебя стоило отравить, старый бездельник! — восклицала Арлетта. — Да, повторяю: чтоб ты отравился или чтобы тебя черти взяли, и поскорее! Обещаю, ты меня не устережешь. Раньше или позже капитан пристроит тебе рога выше башен собора Нотр-Дам! И клянусь своей честью, что помогу ему в этом изо всех сил!

Но угрозы эти казались в тот момент не слишком реальными: капитан упорно рвался к иной цели; ничего не дала надушенная записочка, которую переслала ему Арлетта с хорошенькой горничной; он решил совратить Коломбину…

Тут перед ним возникли преграды. Арлекин, верный слуга Полишинеля, сам влюблен в возлюбленную хозяина, и его не удавалось подкупить даже с помощью миленькой горничной, которая охотно кое-чем пожертвовала бы ради симпатичного юноши. Коломбина, правда, позволяла себе флиртовать, но не уступила окончательно, а запальчивый поэт готов был выхватить шпагу и продырявить Коккодрильо, который вовсе не пришел в восторг от такой возможности.

И вот наконец капитан находит способ. Из прокисшего вина, которым угощают его в харчевне, он готовит «напиток верности»и на вес золота продает доктору Панталоне, а на полученные деньги покупает фальшивые драгоценности — чтобы одолеть сопротивление Коломбины.

Кажется, средство подействовало: Коломбина приняла колье из рубинов и назначила ему свидание.

Но без новых трудностей не обходится. Арлекин знает о месте встречи, а Панталоне подозревает, что его обманули и что Арлетта должна встретиться с капитаном. В то же время Полишинель, не сознавая пустоты и ветрености женщин, ищет свою любимую, опасаясь скорее её похищения, чем измены. Арлекин колеблется, выдать ли ему правду: хозяин вспыльчив и может убить не только вероломного соблазнителя, но и неверную любовницу.

Нет, такого допустить нельзя! Арлекин с отчаянием в сердце обманывает поэта: подтверждает, что Коломбина в компании доктора и его супруги отбыла в церковь.

Полишинель, успокоенный таким известием, слагает оду в честь своей богини, Арлекин же спешит к маэстро Панталоне, чтобы уведомить того, где якобы Арлетта с капитаном трудятся над построением ему тех самых рогов, высотой с башни Нотр-Дам.

Фокус удается, правда на время. Коломбина, не узнанная доктором Панталоне, спасается бегством, а капитан Коккодрильо получает хорошую взбучку от обоих приятелей, после чего занавес падает под бурю оваций.

Когда он поднимается снова, посреди сцены стоят три более — менее довольных пары: Коломбина с Полишинелем, Арлетта с супругом и её горничная с Арлекином. Однако сбоку высовывается Коккодрильо, и мадам Панталоне кокетливо строит ему глазки. Они обмениваются многозначительными взглядами.

— Quand il n'V a pas de grenouilles, on mange les crapauds!11 — со вздохом заявляет капитан, хотя Арлетта и ничем не напоминает жабу.

Стефан Грабинский, насмеявшись до слез, и вместе с тем весьма возбужденный, вышел из душного театрального зала и, зачерпнув в легкие свежий воздух, поискал взглядом Мартена, которого вместе с Марией Франческой пригласили в одну из лож, зарезервированных для придворных. Но среди толпы, покидавшей театр, он их не обнаружил; видимо, им предстояло и далее сопровождать короля, к зависти и огорчению тех, кто такого почета не удостоился.

Зато встретил он Жозефину с Катариной де Карнарьяк в сопровождении шевалье Айртона и его двух приятелей, и Луизу, явно утомленную поведением Карла Фронту, который был влюблен в неё без взаимности, проявляя свое чувство главным образом в жалобных вздохах.

Луиза тут же завладела локтем Грабинского и перестала вовсе замечать присутствие молчаливого кузена, который тащился рядом с миной человека, обреченного на муки. Как только Стефан обращался к Жозефине, а тем более к Катарине, которая испытывала на нем чары своих взглядов с поволокой и многообещающих улыбок, пальчики младшей мадмуазель де Карнарьяк сжимались на его локте, а с миленьких губок слетала реплика на любую подвернувшуюся тему, вопрос или замечание, сформулированные так ловко, что ответ и последующая беседа обретали характер весьма доверительный, что в свою очередь как-то обосабливало их от остальных спутников.

Несмотря на эту обдуманную тактику они продолжали держаться все вместе, и вместе добрели до портовой набережной, чтобы полюбоваться фейерверком и лодками, освещенными цветными лампионами и убранные цветами. Целая их флотилия сновала по реке, окружая барку пиротехников адмиралтейства, откуда раз за разом летели в небо разноцветные ракеты, вздымались водопады искр, расцветали огненные веера, спирали и башни, мигали падающие звезды.

Когда зрелище кончилось, они дали подхватить себя толпе, спешащей на рынок, где уже зажглась иллюминация перед ратушей и напротив дворца губернатора. Из железных корзин, закрепленных на высоких щитах, вылетали желтые, красные, зеленые и голубые огни, а дым вздымался вверх и повисал в неподвижном теплом воздухе над городом. Хотя мало кто из жителей остался в домах, все окна были освещены, и, пожалуй, никто в Бордо в ту ночь не спал.

Толпа шумела, растекаясь по улицам; в боковых переулках, где ждали кареты, возникали стычки возниц и прислуги; на противоположных концах рынка гремели оркестры; хороводы танцующих в масках и маскарадных костюмах увлекали за собой молодых и старых; пьяные крики неслись из распахнутых дверей харчевен и таверн, где вино лилось рекой; люди смеялись, пели, кричали, воры обрезали кошельки у подвыпивших мещан и только городская стража в нарядных камзолах неподвижно замерла у ворот ратуши, стражники с алебардами у ноги стояли у входа во дворец губернатора, а величественный метрдотель и два привратника у портала проверяли приглашения, без церемоний выпроваживая тех, кто не был приглашен на банкет.

По правде говоря, ни шевалье Айртон, ни один из его приятелей похвастаться таким приглашением не могли, но оказалось, что его в состоянии прекрасно заменить пара золотых монет, и молодые люди без помех оказались в роскошных салонах его превосходительства в самое время, чтобы насытить аппетит и жажду у обильно заставленных столов.

Король восседал на возвышении в зале приемов, среди виднейших католических и гугенотских вельмож, которые вначале косились друг на друга, но под воздействием вина, а также благодаря стараниям дворян и королевских приближенных, перестали коситься друг на друга словно голодные псы вокруг оброненной кости, и по крайней мере на эту единственную ночь — столь не похожую на ночь Святого Варфоломея двадцать пять лет назад — оставили все раздоры.

• Предыдущая
• 18/63
• Следующая