Красные кресты - Мейсснер Януш - Страница 29
- Предыдущая
- 29/52
- Следующая
— Как бы ты скомандовал маневром? — спрашивал, склоняясь к его уху.
Внимательно выслушав ответ, дополнял его порою или поправлял, пояснял, почему так, а не иначе, но все чаще только усмехался и уважительно покачивал головой. Да, у парня были врожденные способности к морскому делу; он был создан, чтобы стать моряком; сумел сразу оценить достоинства «Зефира»и очень быстро понял, каким образом их лучше всего использовать. И при этом полюбил сам корабль. Был им так же горд, как сам Мартен, и служил ему самоотверженно, не щадя труда и сил, всегда готовый добровольно поработать сверх своих обязанностей.
Поход в Байонну распалил его воображение. Казалось, сбывались его мечты о самых невероятных приключениях. Мартен вкратце объяснил ему цель плавания, и особенно его трудности в связи с испанской блокадой юго-западного побережья Франции. Мимоходом помянул также о своем намерении, касавшемся захвата образа Мадонны на первом попавшемся испанском или португальском корабле, но именно это довольно загадочное дело ещё больше возбудило любопытство Стефана, повергнув его в изумление своей лихостью.
Даже шевалье де Бельмон выразил определенные сомнения относительно времени, когда Мартен собирался выполнить свой замысел; по его мнению, по пути в Байонну надлежало скорее избегать схваток, чем искать их, даже по столь благородной причине. Только Ян ему ответил, что поклялся добыть образ при первой возможности, и не намерен теперь отступать, даже если от этого будут зависеть судьбы Англии и Франции вместе с интригами графа Эссекса, Антонио Переса и Генриха IX вместе взятых.
— Помни, ты мне обещал не позднее пяти дней доплыть до Байонны, — заметил на это Бельмон.
— Помню, не волнуйся, — кивнул Мартен, а Стефан подумал, что ни за что на свете не отказался бы от участия в этом походе.
И ещё он подумал о том, что так усиленно вбивал ему в голову Генрих Шульц: ведь он должен был по мере сил и возможностей склонять Мартена к оставлению корсарского ремесла на чужеземной службе и к возвращению на Балтику.
Сам не верил, что такое ему может удастся, и по чести говоря, не имел на это ни малейшего желания. Ему пришлось бы поступать вопреки себе, вопреки своим собственным желаниям и мечтам, которые только начинали сбываться.
« — Я неблагодарный, — думал он. — Но ведь я же ничего не обещал…»
И все равно чувствовал себя виноватым. С одной стороны — поскольку уже знал, что его благодетель в нем обманулся, с другой — поскольку считал, что до известной степени дал втянуть себя в интригу против Мартена.
« — Я должен ему сознаться, — рассуждал Стефан. — Мартен должен все узнать. Но это станет предательством благородного опекуна моей матери, человека, который мне доверился…»
Он терзался все больше, не находя решения. Слишком поздно Стефан заметил, в какую двусмысленную ситуацию поставил его Шульц, ведя дружеские беседы и намекая на свои планы на будущее. Теперь он крутился, ка белка в колесе, не находя выхода.
Почему он не потребовал тогда напрямую пояснить все намеки и недоговорки? Почему оставил Шульца в убеждении, что их понял и что согласился принять предназначенную ему роль?
Почему старался верить в чистоту его намерений вопреки предостерегавшему его инстинкту?
« — Знай тогда я капитана, ни на миг не колебался бы», думал юноша.
Но знал ли он его теперь? И Стефана снова охватывали сомнения. Снова ему приходило в голову, что он больше поддается своему наивному воображению, страсти пылкого сердца, чем реальной действительности и доводам разума.
Ко всем этим терзаниям, посещавшим его в те минуты, когда не было работы, или поздно ночью, лишая сна, вскоре прибавилось беспокойство, причиной которого стали взгляды и улыбки сеньориты де Визелла.
Марию Франческу забавляло его замешательство, когда он встречал её взгляд. Она усмехалась, таинственно и многообещающе, с осознанным кокетством, а Стефан опускал глаза и краснел не только под впечатлением её красоты, но и от гнева на себя самого, что так легко и сильно поддается её чарам.
Порой она спрашивала его о чем-то или шутливо с ним заговаривала, чтобы убедиться, какие он делает успехи в испанском, который старательно изучал наряду с матросским англо — голландским жаргоном. Это смущало его ещё больше. Отвечать он старался рассудительно, но прекрасно представлял себе, что при этом выглядит человеком, который пытается разрешить запутанную проблему. Все заученные слова мигом улетучивались из памяти, когда ситуация требовала наибольшей концентрации. Кое — как он все же справлялся с каким — нибудь более или менее удачным оборотом и, краснея от смущения, бесконечно оправдывался за его несовершенство. Сеньорита усмехалась, хвалила его произношение и одаривала его ещё одним затуманенным взором, от которого он пылал, как пион.
— Дамочка-то с тобой заигрывает, — как — то заметил Славн. — На твоем месте я подловил бы её в каком — нибудь укромном уголке, чтобы всласть пообъясняться жестами. Шкипер бы не обиделся, можешь мне поверить.
Стефан только пожимал плечами либо вовсе не реагировал на эти шуточки, но со все большим любопытством прислушивался к разговорам старших боцманов насчет сеньориты Марии де Визелла.
Главный боцман Томаш Поцеха считал её колдуньей и предсказывал, что из её присутствия на борту ничего хорошего не выйдет.
— Ничего хорошего, — твердил он, — ни для Яна, ни для «Зефира».
Так же думал Броер Ворст, который кстати первым в присутствии Стефана выказал свои опасения. Это было в день выхода из Дептфорда, когда Стефан по желанию Мартена принял участие в обеде с шевалье де Бельмоном и Марией, а потом с легким головокружением (как от выпитого вина, так и от её взглядов) выбрался на палубу.
Ворст покосился на него своим единственным глазом, передвинул языком комок табака за левую щеку и заявил, что ничего так не боится, как женских капризов на корабле.
— Ба! — воскликнул Штауфль, который знал его жену. — Мне кажется, что у себя в Роттердаме ты их тоже боялся. И не на корабле, а под теплым одеялом на перине. Твоя старуха…
— Моя старуха тут не при чем, — оборвал его обиженный Ворст.
— И перина тоже, — вмешался Перси Славн, и воспользовавшись паузой, продолжил:
— Эта шустрая девица ещё не впустила к себе нашего шкипера, как мне кажется. Говорю вам, она здорово в таких делах разбирается: чем позднее, тем больше сможет с него выторговать. Знавал я одну такую. Водила меня за нос не меньше месяца и за это время вычистила мне карманы до самого дна. Но сегодня я не дал бы водить себя за нос, как наш капитан. На его месте сказал бы коротко: пан или пропал, моя милая — и никаких церемоний. Можете мне верить — сразу бы помягчала!
— Дурень, — вмешался Тессари со своей ироничной ухмылкой. — Понимаешь ты в этом не больше, чем свинья в апельсинах. Ты бы рта не знал как раскрыть при такой сеньорите. А за женские капризы на «Зефире» опасаться нечего, пока им командует Мартен, — повернулся он к Ворсту. — Не она первая заморочила ему голову, не она последняя. Но — как все мы знаем — ни одной тут командовать не суждено. Прав я или нет? Как полагаешь? — спросил он, вонзив пронзительный взгляд в глаза Стефана.
— Полагаю, да, — ответил юноша, несколько растерянный от такого вопроса.
— Ну вот, — буркнул Цирюльник, кладя руку ему на плечо. Стоит помнить об этом, когда ты с ней разговариваешь, парень.
Дружески хлопнув его по спине, он отвернулся и ушел.
Тем временем «Зефир»с попутным ветром пересек Ла Манш и, огибая побережье Бретани, взял курс к юго-западу, словно направляясь к мысу Финистер и как будто целью его плавания не была ни французская Байонна, ни какой-нибудь другой французский порт в глубине Бискайского залива, а скорее Азоры или Мадейра.
Все последующие часы нигде поблизости не появился ни один испанский корабль, а два парусника, с которыми Мартен разошелся на встречных курсах, шли на север под английским флагом, не возбуждая никаких подозрений.
Несмотря на это вся команда была наготове, а сеньорита де Визелла не могла скрыть возбуждения, охватившего её при виде тех судов и маневров «Зефира», который пролетал вплотную к каждому из них словно ястреб, высматривающий себе жертву.
- Предыдущая
- 29/52
- Следующая