Путь к звездам. Из истории советской космонавтики - Александров Анатолий Андреевич - Страница 7

Радостную весть – сразу лучшему другу. Гагарин уже находился в кабине Мига, подлаживал под себя привязные ремни, когда с соседней стоянки прибежал Дергунов, однокашник по Оренбургскому училищу, и, задрав вверх голову, закричал:

– Юра! Наш спутник на орбите Земли!

Это была ошеломляющая весть. Только в августе газеты сообщили об испытании межконтинентальной баллистической ракеты, и вот она уже в работе. Лишь такой «космический поезд» мог разогнать спутник до невероятной скорости в двадцать восемь тысяч километров в час! Суммарная мощность двигателей обеих ступеней «семерки» превосходила мощность машин десятка крупнейших электростанций страны. Это были заоблачные цифры!

Но у Гагарина не было времени тотчас разделить захватывающую радость друга. Он уже запаздывал с вылетом. Его ждала «зона». Инструктор, капитан Акбулатов, требовал повторить упражнение «воздушные стрельбы по наземным целям», которое традиционно не ладилось у большинства курсантов.

После занятий, вернувшись с аэродрома, курсанты сгрудились в Ленинской комнате у радиоприемника, с интересом слушая все новые сообщения о движении спутника. На другой день в курсантских подразделениях и среди преподавателей обсуждался один, ставший злободневным, вопрос: «Как будут развиваться события в космосе дальше?» По дороге на аэродром определенно высказался по нему «твердый молчун» Валька Злобин:

– Теперь, Юра, лет через пятнадцать, такой же мощной ракетой забросят на орбиту Земли человека!

– Понятно, что забросят, – не то согласился, не то возразил приятелю Дергунов. – Но что это будет за человек?

– Как что за человек? – вступил в дискуссию Гагарин. – Полетит всесторонне подготовленный для работы там специалист. Могут это дело доверить ученому, могут врачу. Ведь надо как следует разузнать условия жизни в стратосфере.

Злобин, не раздумывая, поддержал Гагарина:

– Юра говорит чистую истину. Самолет поднимается всего на двадцать километров, а спутник летает на высоте под три сотни. Так что разница получается солидная. Там и атмосфера совсем другая, очень разреженная. Нужен реактивный двигатель. Он есть.

Рассудительные слова Злобина породили задумчивую паузу, которую опять нарушил Гагарин:

– Но я хочу, чтобы первым космонавтом стал все же военный летчик-истребитель. Мы к небу больше всех привычны.

– Но нас к тому времени, Юра, уже спишут на пенсию, – высказал сожаление Дергунов. – Готовить к такой перспективе надо тех, кто только начинает ходить в школу.

– Так-то оно так, – негромко сказал Злобин. – Но вдруг и из нас кто-нибудь задержится в этой обойме?

Крытый грузовик затормозил возле аэродромного командного пункта. Курсанты тотчас выпрыгнули из кузова и разошлись по своим стоянкам. Машины были уже расчехлены. На некоторых вовсю ревели двигатели – инструкторы готовили Миги к заключительным контрольным полетам. Для Гагарина тот летный день закончился успешно. Капитан Акбулатов похвалил «упорного курсанта» за вертикальные фигуры и всю его летную подготовку оценил высшим балом, на «отлично».

Юрий страстно желал обсудить захватывающую новость о запуске первого спутника с Валюшей, своей невестой, но не смог вырваться в увольнение в конце зачетной недели. После субботних полетов и весь день в воскресенье он просидел в аудитории на моторном цикле. Случилась редкая незадача. Преподаватель-моторист, майор Резников, на зачете по теории двигателя поставил Гагарину «тройку». Для Юрия это было подлинное ЧП вообще за все время его учебы. Строгий педагог сопроводил свои действия внушением: «Современный авиатор не может летать без крепких и глубоких технических знаний».

При пересдаче Резников спрашивал так же строго, как на государственном экзамене, по всем разделам учебной программы. На сей раз знания Гагарина его вполне удовлетворили. Он даже нарушил привычную традицию никому не ставить при пересдаче выше «четверки». А тут майор аккуратно зачеркнул прежнюю «тройку» и вместо нее рядом поставил высшую оценку. Оставалось подтвердить ее на государственных экзаменах.

Они тоже прошли для Гагарина успешно. «Голубой карантин» в ожидании офицерских званий прервался 6 ноября, в канун 40-летия Великой Октябрьской социалистической революции. А у Юры получился даже двойной праздник. Днем начальник училища генерал Макаров вручил ему золотые офицерские погоны, а вечером, в сопровождении друзей, тоже свеженьких лейтенантов Дергунова, Злобина и Репина, он явился в дом своей избранницы, студентки медицинского училища Валентины Горячевой, которая дала-таки согласие стать его женой.

Ох как здорово все получилось! В сам праздник – свадьба. Веселая, молодежно-комсомольская. И словно по заказу – запуск второго спутника Земли с Лайкой на борту. Когда в разгар веселья теща Юрия, Варвара Семеновна, включила радио, то все разом поутихли, услышав вдохновенные левитановские слова о двух советских посланцах, двух звездах мира, уверенно осваивающих околоземное пространство.

Гагарин, улучив подходящий момент, наклонился в сторону «вечного пессимиста» Дергунова, прошептал:

– Слышишь, тезка, собачку запустили в спутнике. А ты месяц назад говорил, что до полета человека придется ждать не меньше пятнадцати лет. По-моему, со сроком ты здорово промахнулся.

– При таких темпах, Юра, – согласился Дергунов, – лет через пять запустят и человека… Раньше не получится. Для человека потребуется другая кабина. Сами системы жизнеобеспечения должны быть более совершенными.

Гагарин промолчал, но про себя ему впервые подумалось: «Вот бы мне стать этим первым человеком!»

При распределении повторилась та же история, что и при окончании индустриального техникума. Тогда Юрий отказался поехать в Томск преподавателем городского профессионально-технического училища. Он решил завершить занятия в Саратовском аэроклубе, потому что страстно хотел летать. Но теперь его не прельстила и должность летчика-инструктора в родном училище или служба в благоустроенном гарнизоне на Украине. Юрий сам выбрал Север, где «всегда и всем трудно».

До середины декабря – отпуск. Молодожены отправились в Гжатск, на родину мужа. Там, у родителей Юрия, как было договорено заранее, повторение свадебных торжеств. И вскоре затем – расставание. Валюша уехала в Оренбург, чтобы продолжить занятия в училище, а Юрий с однокашниками отправился в Печенгу для продолжения летной службы. И полетели письма: Печенга – Оренбург, Оренбург – Печенга.

Долгая заполярная зима ушла на изучение теории и сдачу строгих зачетов по знанию материальной части и особенностей ночных полетов. Молодое пополнение допустили к пробным полетам только с началом весны, в конце марта. Гагарина «вывозил» командир звена старший лейтенант Васильев. Обстоятельно проверив умение Юрия обращаться с Мигом, он допустил его к самостоятельным полетам. Началась другая, напряженная летная жизнь. Но продолжали будоражить голову и захватывающие достижения в освоении космоса.

Наш первый спутник тысячу четыреста раз облетел Землю. Второй сделал почти на тысячу оборотов больше. Спустя полгода – запуск третьего спутника, нашей первой орбитальной научной лаборатории.

Когда до северного гарнизона дошел номер «Правды», почти полностью посвященный описанию третьего спутника, инженер полка майор Смоленцев выступил в клубе части с лекцией о наших достижениях в освоении околоземного пространства. Офицеры пришли на нее с женами и детьми. Интересное сообщение надолго завладело вниманием молодых летчиков. Сам собой напрашивался вывод: авиация пробивает дорогу в космос, но будущее принадлежит ракетам и межпланетным кораблям.

В конце первого северного лета жизнь Гагарина преобразилась. Валюша окончила училище, получила диплом фельдшера-лаборанта и тотчас примчалась к нему в Заполярье. Молодоженам вскоре выделили небольшую комнатку в старом деревянном доме с печным отоплением. Так что пришлось сразу приступать к заготовке дров на зиму. Нередко в этом насущном деле участвовали однокашники по училищу – Дергунов, Репин и Злобин. А тема космоса, между тем, не отступала, так как все чаще подпитывалась необыкновенными свершениями.