Папа Сикст V - Медзаботт Эрнест - Страница 8

• Предыдущая
• 8/62
• Следующая

«Вот уже четвертые сутки, а он не идет, значит, дело не удалось! О, если это так, клянусь предать пламени сам Ватикан. Но нет, они не осмелятся, не рискнут».

В этот момент точно из-под земли вырос человек и проговорил:

— А вот и я!

— Ты, Пьеро! — вскричал радостно Малатеста. — Значит, дело удалось, если ты вернулся, здоров и невредим?

— Все хорошо, но войдите-ка в палатку, надо поговорить о многом.

Палатка начальника банды отличалась своей простотой. Кроме складной кровати, стола и стула в ней ничего не было.

Малатеста предложил Пьеро стул, а сам сел на кровать и проговорил:

— Ну, рассказывай все по порядку.

— Когда вы уехали из Рима, — начал Пьеро, — многие из наших бандитов были арестованы, а Карл и некоторые укрылись во дворце Орсини. Но дворец был осажден, трех или четырех синьоров убили, взяли Карла и препроводили к римскому губернатору, который приказал подвергнуть его пытке и потом, конечно, отдать в распоряжение Бойа, палача.

— Что же вы, отомстили убийцам Карла?

— Конечно. Прежде всех генерал Викентий Вителли, который обещал доставить всех скованными в Рим, убит тремя пулями прямо в горло.

— Быть не может! Кто его убил?

— Людовик Орсини.

— Ты в том уверен?

— Капитан! Когда же я говорил вам неправду?

— Далее?

— Далее, проходя по плацу св. Ангела, я видел, как ставили виселицы.

— Черт возьми, это меня возмущает до глубины души! — вскричал Малатеста.

— Затем, на другой день после казни Карла, — продолжал Пьеро, — я отправился к благочестивейшему кардиналу Комо, государственному секретарю св. Престола, и велел доложить о себе как о лейтенанте и посланнике всемогущественнейшего князя Малатесты, предводителя всех бандитов Италии…

— Браво! Браво! Великолепно, — вскричал, смеясь, Ламберто. — Что же тебе сказал кардинал?

— Я заявил его имененции, что мой господин всемогущественнейший князь Малатеста очень опечален казнью бедного Карла и оскорблен насилованием домашнего очага палаццо Орсини; в первом случае князь Малатеста лишился храброго солдата, а во втором получил личное оскорбление как принц крови и дворянин, так как нарушены самые священные права его собрата, ввиду всего этого мой всемогущественнейший господин князь Малатеста потребует удовлетворения.

— И тебя кардинал не вышвырнул в окно?

— Нет, не вышвырнул. Но Джиакомо Бонкомпаньи герцог Сора, присутствовавший тут же, спрашивал у меня о ваших намерениях и о военной силе, которой вы располагаете. Я объявил, что вы в скором времени думаете поднять всех плебеев Рима и, если будет нужно, пожертвуете самим папой.

— Великолепно! Ай да молодец, Пьеро! Я не знал, что у меня есть такое сокровище!

Пьеро с достоинством скромно поклонился.

— Государственный секретарь святого престола, — продолжал рассказчик, — при моем заявлении побледнел, а синьор Джиакомо стал расспрашивать меня, правда ли, что вы страшно мстите врагам и оказываете помощь друзьям. Я сказал, что, правда и что если вы пожелаете, то под ваши знамена явятся плебеи целого света.

— Ну а результат всего этого?

— Результат тот, что товарищ казненного Карла, уже приговоренный к виселице, выпущен на свободу и благополучно пришел вместе со мной в лагерь.

Кончив свой рассказ, Пьеро ожидал похвал, но Малатеста уже думал о другом.

— Да, — шептал он, — совершается то, что я предвидел, — старое здание треснуло, шатается, скоро совсем рухнет и от папства останется только одно страшное воспоминание!..

— Теперь позвольте мне уйти? — спросил Пьеро.

— Ах, прости, мой друг! — живо вскричал Малатеста, — Я весь вдруг погрузился в думу под влиянием твоих рассказов. Ступай, отдохни, завтра ты узнаешь, как Малатеста ценит услуги. — И, пожав руку верному слуге, он отпустил его.

Пьеро вышел вполне довольный.

Банда, которой командовал Малатеста, была многочисленна; простой народ обожал его. Малатеста всегда был первый на приступе и последний при отступлении. За любого из своих подчиненных он готов был двадцать раз рисковать головой. В те времена произвола и полного беззакония Малатеста являлся защитником всех бедных и угнетенных. Синьоры его страшно боялись. Все приговоры Малатесты всегда приводились в исполнение.

Таким образом, в XVII столетии повторилось то же, что было за два столетия перед тем, когда кондотьеры держали в своих руках судьбы Италии. Страшные злодейства Франциска Сфорца, Цезаря Борджиа и им подобных сделались вполне нормальным явлением и не встречали препятствий со стороны папского правительства, которое достигало последней степени разложения. Когда-то богатая и свободная Тоскана управлялась неспособным герцогом Франциском, не имевшим детей, после смерти, которого должна была сделаться яблоком раздора между кардиналом Фердинандом Медичи и многими другими претендентами. Остальная Европа также была охвачена ужасными неурядицами. Германский император страшился испанцев; короля Испании волновала Фландрия и французский трон, во Франции разгорелась междоусобная религиозная война. Следовательно, Италии и со стороны Европы нельзя было ожидать помощи. Все эти мысли роились в голове Малатесты, когда ему доложили о приезде синьора Франциска.

— О, просить, сейчас же просить! — вскричал радостно Малатеста.

Вскоре в палатку вошел человек лет сорока, среднего роста, тщательно закутанный в плащ.

— ПРОШУ вас пожаловать, монсеньор, — сказал по-французски кондотьер, — ваше присутствие здесь, в палатке, для меня незаслуженная честь.

— Монсеньор, вы говорите, — отвечал гость, — у нас во Франции этот титул принадлежит особам высокопоставленным, но не мне, простому дворянину.

Ламберто улыбнулся и сказал:

— Я вас узнал бы, монсеньор, даже и в том случае, если бы меня не предупредили, что посол его величества короля Франции прибыл вести со мной переговоры. Я долго путешествовал по Франции, и все генералы-кальвинисты мне хорошо известны. Угодно, чтобы я назвал вас по имени?

— Это лишнее, — отвечал француз, бросая на стул свой черный плащ, — если я принял некоторые меры предосторожности, то не для вас, милый Малатеста, а для синьоров Рима, которые охотно бросили бы на костер такого упрямого еретика, как Ледигиер.

— Но так как вы, монсеньор, мой гость, — сказал, гордо подымая голову, Ламберто, — то я надеюсь, что все силы римской курии и Тосканы, взятые вместе, не осмелятся прикоснуться даже к вашему волосу!

Хозяин и гость несколько минут с любопытством рассматривали друг друга. Убеждения их были одинаковы, но внешности совершенно противоположны. Малатеста был молод, красив собой, высок ростом, но сутуловат, с узкими плечами и впалой грудью. Однако у двух этих разных людей было схожим выражение глаз. У французского герцога они светились такою же энергией, как и у итальянского кондотьера. Семейство герцога одним из самых первых приняло кальвинизм и впоследствии, когда во Франции образовалась католическая лига против гугенотов, герцог Ледигиер возглавил их. После Варфоломеевской ночи он каким-то чудом остался здрав и невредим и еще более чем прежде, сделался гугенотом и стал во главе партии. Открыто презирая короля Генриха III и его министров, этот пламенный гугенот старался обратить даже дофина. В момент нашей встречи с герцогом Ледигиером он еще не достиг той популярности, как впоследствии, когда он переходил десятки раз Альпы и наголову разбивал испанцев, савояров и папских швейцарцев, когда Людовик XIII, назначая его великим констеблем Франции, сказал: «Ледигиер непобедим, он никогда не проиграл ни одного сражения».

Но пока еще герцог Ледигиер только посланный французского короля. Посмотрим, в чем заключается данные ему инструкции.

— Хотите посмотреть мои бумаги? — спросил француз.

— Это совершенно лишнее, я только одного боюсь, чтобы эти бумаги не попали в руки ваших врагов, — отвечал Малатеста.

— Вы догадываетесь, с каким поручением я к вам послан?

• Предыдущая
• 8/62
• Следующая