ЯДЕРНЫЙ ЗАГАР - Медведев Григорий Устинович - Страница 5
- Предыдущая
- 5/14
- Следующая
На столе звякнул телефон. Фомич приподнял и зло бросил трубку на аппарат.
– Разобьешь… – сказал Федя вяло и как-то безразлично надул левую щеку, отчего лицо стало еще более асимметричным, напоминая ущербную луну.
Слушая Фомича, он со злостью думал, что вот Пробкин сам и попался, сам себя и загарпунил. А то… Агитирует за советскую власть.
Захмелевший Дима то тише, то громче повторял:
– Нейтрон его… – и с силой то сжимал, то разжимал кулаки.
Несоответствие своего рассказа всему характеру обстановки все более наполняло Ивана Фомича раздражением. Он неожиданно задергался, заерзал, стал сгребать, сдвигать на столе остатки пищи, посуду. Раздраженно крикнул вдруг на Васю:
– Ну что, Карась, перекур устроил?! Быстро убери!
Вася Карасев без единого слова, чуть только покраснев, мигом все прибрал, сунул посуду и канистру со спиртом в сейф, щелкнул ключом и вручил его Фомичу:
– Ты уж береги ключик-то… Почитай, золотой он, ключик-то…
«Издеваются, черти…» – мелькнуло у Фомича.
И впрямь ведь что-то изменилось. Моральный перевес был теперь на стороне его ядерных гвардейцев.
– Теперя слушай мою команду! – сказал Фомич после недолгого молчания, напустив на себя начальственный вид. – Да открой же ты дверь! – рявкнул он вдруг на Васю Карасева. – Мы, чай, не секретничаем здеся, – и подмигнул всем, и растянул рот в улыбке, – а то….
Вася послушно встал, чвакнул пару раз ключом в замочной скважине. Проверив, открыл и снова захлопнул дверь.
– Ну, бляха-муха! Жалко же этого карася! – вдруг ляпнул Дима.
– Эт меня, что ли? – спросил Вася Карасев.
– Да не-е, сазана… – сказал Дима серьезно. – Рыбину эту больную…
– Я тебе дам – сазана – дружелюбным тоном пригрозил Фомич, которому показалось, что неловкость, вызванная его рассказом, вроде бы стала рассеиваться. – Я тебе дам – сазана! Хиросиму забыл?.. Советская атомная бомба – она ведь, понимаешь… Ну, как это?… Неизбежное зло, то ись… Великая наша боль в ней… Что там рыбина… Над всей Россией угроза висела… – И, помолчав, добавил: – И все-таки груз тяжкий на душе лежит… Не могу вот и все, как вспомню… – И вдруг, будто отмахиваясь от самого себя и упрямо нагнув голову, перешел на деловой тон.
3
– В центральном зале, мальчики, РЗМ (разгрузочно-загрузочная машина для перегрузки уранового топлива) готовит нам работку… Кассеты-то, ТВЭЛы (тепловыделяющие элементы) то ись, растрескались, во все стороны, растопырились, особливо в главном центральном «козле»… В стенки технологического канала уперлись. Ядерная труха, осколки то ись, осыпалась вниз. И в «гусаке» (изгиб трубопровода в нижней части канала), там, внизу, под активной зоной, скопились. От них и светит, как от ядерното взрыва. Но энто второй этап нашего с вами героизьма. А первый – это в центральном зале…
Как только разгрузочная машина остатки урановой кассеты из центрального «козла» зацепит и потащит вверьх, тут уж ядерная труха посыпется на пол центрального зала… Опять же как бы ядерный взрыв, но уже будет тута, прямо на полу. А мы его, гада, по очереди в морду из трансбойда, мощной мониторной струей пожарной воды будем смывать то ли под плитный настил, то ли в бассейн выдержки, куда РЗМ потащит остатки урановой кассеты. Эт уж как выйдет. Тут, главное, надо без мандража, чтобы без кукареку, то ись чтобы очко не играло и так далее… Четкость! В том наше спасение. А дуракам, как говорится, закон не писан… Ревуны реветь будут как стадо быков, но рты на энто не разевать и внимание не рассеивать… – Фомич перевел дух и стер рукой пот со лба. – Быстрота и натиск! А? По-суворовски – и в дамки.
Федя глядел на Ивана Фомича просветленными глазами:
– Вот смотрю я на тебя, Фомич, и только диву даюсь… Откель в тебе прыти столько?
Фомич косо глянул на Федю.
– Откуда, говоришь? – И, налившись кровью, сказал: – От едрени-фени! Не сбивай меня, Федя, на эмоции. Дело пошло! Двадцать пять раз так будет, мальчики… РЗМ туда-сюда… Двадцать пять ядерных взрывов… А наше с вами главное дело – ликвидация центрального «козла». А как в реакторном зале покончим, далее – вниз, под реактор. Там уж тележка дожидается. Каркас на колесах, а на нём свинцовый лист… Пока все! Остальной инструктаж на местах, в зоне более интенсивного ядерного взрыва. Пошли, герои!
Было видно, что Фомич воодушевился, слова «ядерный взрыв» повторял излишне часто, как бы подбадривая тем самым себя и подчиненных, что-де, мол, не зряшнее дело делать будут – атомный реактор в строй введут. И молодых ремонтников от облучения прикроют. Им еще жить, детей родить…
Все это в голове у Фомича мелькало, обадривало, придавало сил. И так было всегда. И так будет, знал он, до самой его погибели.
Все четверо встали и вышли из каморки ремонтного мастера. Прошли в коридор деаэраторной этажерки. В белых лавсановых, не первой свежести, комбинезонах, в белых чепцах. Все в бутсах. Шли не спеша, основательно, с чувством собственной значимости, слегка пришаркивая по пластикату.
Шли в сторону блочного щита управления. Маленький, головастый Вася Карасев, комбинезон на котором был велик не по росту. Особенно сильно топорщился на заду, делая фигуру смешной и несуразной, но все же не скрывал площины его тела. Длинный, тощий, мосластый Дима, комбинезон был ему коротковат, и штанины натянуто обрывались много выше щиколоток. На ходу он нервно подергивал плечами, как ножки циркуля переставляя прямые ноги, отчего весь корпус его слегка покачивался из стороны в сторону. Мощный, атлетического сложения Федя, чуть сутулый и со спины похожий на большого белого медведя, вставшего на задние лапы, шел размеренной, не шаткой походкой, и плавные складки на его лавсановом, чуть небрежном костюме переливались, словно шкура зверя, отяжеленная жиром.
Старый мастер Иван Фомич Пробкин шел чуть впереди, среднего роста, заматеревший, прямой, как обрубок толстого бревна, с выпирающим животом, в тесноватом и сильно натянутом в пахах и на заду лавсановом костюме. Слегка откинутая назад голова и контрастные бульдожьи складки на буроватого цвета лице придавали его облику вид властный и решительный.
Передвигался он плавно, мелкими быстрыми шажками, и во всей фигуре его чувствовалась неприостановимая жажда деятельности. На ходу он пыхтел, дышал шумно, с хрипом, посверкивая по сторонам цепкими хозяйскими глазками, придирчиво осматривая все вокруг.
У входа в помещение блочного щита управления атомной электростанцией Фомич приказал, хрипло прокашлявшись:
– Вы тут, братцы, постойте, а я проведу… как ее… – он смущенно хехекнул. – Рескогносцировку? Так? – и тут же сморщился. – Хоть убейте меня, мальчики, а вот не могу переносить этот холодный энергоблок, его пластикатовую вонючую тишину.
– Послал бог работку! – буркнул Дима, потирая руки. – Твоя правда, Фомич. Скорее проводи росгосциновку. Руки чешутся…
Похохатывая, Фомич дружески похлопал Диму по костлявому плечу, как добрую лошадку, которая не подводила.
Красные, мокнущие глаза Васи Карасева были пытливо ожидающими. Он сунул руки глубоко в карманы и натянул комбинезон вниз. Площина груди обозначилась четче, а штанины сморщились в гармошку.
– Пенек поддерживаешь, Карась? – хрипло, с прострелом засмеялся Фомич и хлопнул Васю по вспузыренному на заду лавсану. – Тьфу ты! – шутливо выругался Фомич. – Думал, тут окорока, а у тебя, Карась, форменный наждак. Всю руку ободрал.
Вася притворно взвизгнул и отскочил в сторону, потирая задницу.
– У, ёк-макарек, Фомич! Лапа у тебя отцовская. Пить дать – фингал подвесил…
Федя стоял сутулый, с покатыми плечами. Огромные, мощные руки повисли в нерешительности и будто ждали приказа. Асимметричное лицо его было угрюмым.
Фомич зыркнул на него подозрительно, но ничего не сказал и по спине не стал похлопывать.
Подумал только, что Федя ближе к делу мрачнеет, стало быть, злее будет в работе.
Он скрылся за дверью.
Войдя на блочный щит управления атомной электростанцией, он весь как-то переменился, остановился нерешительно, поджидая, когда освободится начальник смены АЭС, делавший запись в оперативный журнал.
- Предыдущая
- 5/14
- Следующая
