Исповедь Зеленого Пламени - Мазова Наталия Михайловна - Страница 43
- Предыдущая
- 43/86
- Следующая
«Как ты попал сюда? Кто посмел надеть на тебя эти цепи?!» — я касаюсь губами его скованных рук, но он отдергивает их.
«Какие цепи, светлая госпожа? Не понимаю, о чем это вы. А попал я сюда своей волей, я свободный человек».
«Что с тобой, любимый мой?»
Его темные глаза непроницаемо печальны.
«Не стоит вам так меня называть, владычица. Аран любит вас, и какое вам дело до скромного уличного артиста?»
«Отдайте его мне, Повелительница Огня!»
У ног моих в пыли цепляется за мое платье девочка лет тринадцати в ярко-розовых лохмотьях, на лбу ее нарисован цветок, а на щеках — звезды.
«Отдайте его мне! Ну пожалуйста, леди, ведь вы такая красивая, такая добрая, такая сильная! Вы властвуете над Светом, у вас есть целый мир. А у меня ничего нет, я знаю только этот замок, но и здесь меня никто никогда не будет любить. Пусть у меня будет хотя бы он! Чего вам стоит?»
Какое-то мгновение мне хочется просто отшвырнуть ее, как звереныша — тем более, что на пальцах, которые вцепились в мой подол, весьма внушительные коготки. Но она такая маленькая и слабая, так трогательно глядит на меня, что мне становится жалко ее.
«Маленькая, если бы я могла! Лучше не проси, ты сама не знаешь, чего хочешь. Ты же не попросишь, чтобы я отрезала и отдала тебе руку? А он ведь не рука, он часть души моей, я люблю его больше жизни, больше счастья… Он — мой возлюбленный…»
«Светлая госпожа, — теперь голос его звучит холодно, почти презрительно, — я никогда не был ни вашим, ни чьим-либо еще — я сам по себе, и только сам выбираю свою судьбу».
Он резко поднимается на ноги, цепи его звякают.
«Или это традиция всех хозяек Башни Теней — изменять Арану с менестрелями?»
«За что, о боги?!» — только и могу выговорить я. А он берет лютню и уходит в один из темных коридоров. Со сдавленным криком я кидаюсь за ним, но девочка с разрисованным лицом все цепляется за мою одежду, не давая мне бежать. Я отталкиваю ее и мчусь непонятно куда, не веря, что догоню, и зову отчаянно: «Вернись, любимый, радость моя, мой повелитель!..»
—…мой повелитель!
— Я здесь, Элендис. Что с тобой? — Хозяин гладит меня по волосам, целует, успокаивает, как маленькую. — Что тебе приснилось, любовь моя? Ты так страшно кричишь, что всю Башню можешь на ноги поднять!
Еще не осознав до конца, где я и что со мной, я сажусь на постели.
— Джейднор, — я произношу это, не открывая глаз, каким-то потусторонним голосом, — этой ночью еще одна Суть… или душа… пала под напором Тени.
Только после этого мне удается окончательно очнуться. Спальня в Башне Теней, чаще именуемая «аквариум», занавеси в цвет бирюзы… В руке Хозяина дрожит пламя свечи, в другой он держит бокал с апельсиновым соком.
— Пей. Успокойся. Все хорошо, все уже позади, это был только сон…
— Нет, Джейд, — произношу я еле слышно и утыкаюсь лицом в подушку. — Не все в нем было сном, Я ранена, тяжело ранена, и нет мне спасения…
«ТЫ ПРЕЖДЕ БЫЛ СО МНОЙ, И Я НЕ ТОСКОВАЛА!!!»
— Ешь, — говорю я устало. Милосердием в моем голосе и не пахнет.
Храниэль сидит напротив меня и болтает ногами, не достающими до пола. Перед ней блюдо моего собственного приготовления: салат из помидоров и лука, заправленный сметаной, выложен в холодный вареный рис, после чего все тщательно перемешано. На мой взгляд так вкуснота неимоверная, но у Храниэль на этот счет особое мнение.
— Я не люблю лук, — тянет она (а глазенки хитрые-хитрые!). — У меня от него язык болит.
— Вот еще новости! Между прочим, когда у меня во рту ранки, я всегда лук ем — и сразу перестает болеть. Так что не выдумывай. И пока не доешь ужин, никакого жженого сахара не будет.
На самом деле я почти мечтаю, чтобы Храниэль оставила половину на тарелке — тогда можно будет самой доесть… Все чаще я отказываю Россиньолю — моего душевного состояния уже не скрывает и вуаль. Естественно, денег на еду у меня в обрез, и я уже три недели постоянно голодна. Но — дите надо воспитывать, особенно если в этом создании половина крови Айэрра.
А вообще, по-моему, если ребенку в возрасте Храниэль никогда не доводилось голодать, он всегда будет привередничать за столом. По своим сестрам сужу.
— А давай так, тетя Линда, — Храниэль шлепает ложкой по тарелке, во все стороны летят сметанные брызги. — Я еще съем вот этот кусочек, вот этот, этот и тот. И больше не буду. Ладно?
У меня не хватает силы воли с нею бороться. Интересно, что будет, если у меня когда-нибудь появится свое такое чудо?
— Ладно. Но только потом не говори, что голодная, и яблок у отца не выпрашивай.
— Я сытая, — поспешно заявляет Храниэль. — Живот толстый-претолстый, больше ничего не влезет.
— Даже жженый сахар? — дразнюсь я.
— А жженый сахар — это не еда, — и снова отцовские искорки в глазах. — Жженый сахар — это вкусинка!
Компромисс достигнут, и я снова склоняюсь над своим рукодельем, но краем глаза все же слежу за Храниэль — как там обстоит дело с оговоренными кусками? Маленькая полу-Нездешняя заталкивает их в рот, давясь, словно ест лягушку, и всем своим видом показывая, как она не любит мою стряпню. Я притворяюсь, что полностью занята обшиванием черного бархатного кружка по краям перламутровыми листочками — через один темно-розовыми и золотисто-алыми. Будет новая застежка на плащ…
— Все, — деловито произносит Храниэль, поспешно отодвигая тарелку, и затем неуверенно добавляет: — Я хорошая.
— Хорошая, хорошая, — соглашаюсь я, вздыхая. — Давай мешай сметану.
Радостно повизгивая, Храниэль залезает на стул с ногами, тянется за большой кружкой, в которой мы остужаем «вкусинку», и немедленно въезжает локтем в мой бред кулинарии. На рукаве золотистой нарядной блузки расплывается отвратительное пятно из помидорно-сметанного соуса. Я мысленно издаю самый леденящий кровь стон из всех, которые когда-либо слыхали на старых кладбищах. Нет, определенно этот день будет стоить мне пяти лет жизни, никак не меньше.
Пока Храниэль сосредоточенно крутит ложечкой в сметане с сахаром и превращает ее в некое подобие крема для бритья, я достаю большую закопченную ложку, смазываю ее маслом, сверху насыпаю ровный слой сахара и протягиваю к очагу. Храниэль тут же все бросает и завороженно следит за тем, как сначала тает масло и сахар плавает в прозрачной жидкости, как затем внезапно плавится сам сахар, и в ложке пенится коричневая масса с острым запахом. Не теряя ни секунды, я быстро окунаю ложку в заранее приготовленную сметану — громкое шипение наполняет кухню, и Храниэль снова радостно взвизгивает. Вооружившись своей маленькой ложечкой, она тут же извлекает получившийся бесформенный леденец, не дожидаясь, пока тот окончательно остынет, и сосет его с видом величайшего блаженства. На мою долю остается то, что пригорело к ложке.
И так несколько раз, до тех пор, пока сметана не пропитается жженым сахаром до желтовато-кремового цвета и сама не станет «вкусинкой» — в этом-то и заключается главный номер программы.
Храниэль перемазалась как поросенок — смуглая мордашка в сахаре и сметане, темно-красные новые штаны в золе. Я бы на месте Хозяина устроила мне большую головомойку за подобное неумение уследить за дитем — но в том-то и дело, что он, скорее всего, даже и не заметит…
Говорят, что смертная, ставшая матерью Храниэль, обликом была почти неотличима от Райнэи… Не мне судить — она родила дочь и умерла в тот год, когда я впервые раздвинула ткань мироздания и еще знать не знала ни о какой Башне Теней. Сейчас девочке шесть, и несмотря на то, что она воспитывается среди людей и как человек, у нее темно-карие глаза без белков. Клеймо рождения ничем не смоешь… И черная атласная челка над глазищами юной Нездешней, и ужасно жизнерадостный характер — со всеми в Башне она на «ты», все мы для нее тетя Нодди и дядя Кермо, а теперь еще и тетя Линда, трать-тарарать…
Вы только не подумайте, что я имею что-то против Храниэль. В ней бездна обаяния, но я… из меня нянька, как из страуса папа римский, и от этой работы я медленно сатанею. Женщинам с двумя мужскими стихиями детей, пожалуй, вообще нельзя доверять.
- Предыдущая
- 43/86
- Следующая
