Ты проиграл. В тени твоих ресниц - Аверкиева Наталья "Иманка" - Страница 23
- Предыдущая
- 23/39
- Следующая
Вот и всё.
Конец…
Небо упало на голову и раздавило…
Билл, ты хочешь, чтобы мы расстались?
Какой невыносимо колючий ком ползет по гортани, даже сглотнуть не могу. Уже не дышу. Сердце только колотится так, что слышно в соседнем квартале. Оно умирает. Замолкает… Больше нет ничего, что заставляло бы его биться…
Только не реви. Он не должен видеть твоих слез.
Глубокий вдох.
Выдох.
Вдох…
Билл, ты хочешь, чтобы мы расстались?
Нет! Не так!
Выдох…
Вдох.
Билл, знаешь, мне звонил шеф, я задержусь в Сиднее еще на пару дней, ты очень обидишься, если полетишь один?
Господи, как жить-то теперь?
— Ты… Там… Я вещи… Отдала… Стирать… Там… Блокнот… Я читала… Твоя песня… Она прекрасная… — Улыбнулась.
— Там еще есть над чем работать. — Билл намотал на вилку длинную макаронину и отправил в рот. — Тебе, правда, понравилось?
Кивнула, боясь, что если разомкну губы, выпущу жизнь из тела.
Всё, его больше нет. Больше не будет улыбок, не будет мягких губ и ласковых рук… Он на самом деле занимался прошлой ночью со мной любовью в последний раз. Вчера все было в последний раз.
Билл, знаешь, мне звонил шеф, я задержусь в Сиднее еще на пару дней, ты очень обидишься, если полетишь один?
Ну, готова?
У тебя все равно билет с открытой датой, днем раньше, днем позже — не принципиально. К тому же есть шанс увидеть Родриго. И убить его. За то, что разрушил мой мир…
Билл не поверит. Ни одному моему слову не поверит… Бесполезно что-то доказывать… Он очень гордый… Он не станет слушать… Надо просто изменить дату вылета… Лучше расстаться с ним здесь, в Австралии, чем прощаться там, в Европе. Как буду жить дальше? Чертов Родриго! Откуда он свалился на мою голову?
— Я изменила там последнюю строчку, — почти шепотом. — Мне кажется, что так твоя песня дает надежду человеку, которого ты просишь уйти.
Губы уже сводит от улыбки. Глаза сухие. Может быть блестят, но сухие. Я все равно улыбаюсь. Что потом? Потом уже не будет. Завтра больше нет. Было вчера. Еще есть немного сегодня. А завтра больше нет. Только на самолет его провожу… если он захочет…
Билл, мне звонили…
— А что ты там поменяла? Мне как раз конец очень нравится. Ты точно хорошо себя чувствуешь? Мне не нравится твоя бледность и твой голос. И глаза как-то блестят нездорово… Мари… Что с тобой?
— Все нормально. Устала немного… Я последнее «прочь» заменила на «стой».
Он промырчал концовку, чуть размахивая вилкой.
— Послушай! — И запел громче ужасным болезненным голосом, так, что все мое нутро вывернулось наизнанку, причиняя невыносимую боль: — «Мы живем в мечтах, Мир такой пустой, Стой…» Да, так действительно лучше. Как точку поставил. Классно получилось. Песню только надо доработать, а то все криво и косо. Бессвязно как-то. Пойдем в город. Я, помнишь, обещал Тому подарок — ту штуку на член? Ну и нам чего-нибудь купим. И можно я тебя попрошу? — и не дожидаясь ответа: — Давай поужинаем в Макдональдсе? Пожалуйста… Не хочу никаких ресторанов.
— Конечно… Как хочешь…
— Спасибо тебе. Знаю, что ты не любишь Макдональдс, но я только в Австралии пока могу туда ходить. А потом я исполню любое твое желание! Идет?
— Идет… — улыбаюсь…
Билл, мне звонили…
Стой…
***
Следующие три часа стали настоящим кошмаром для меня. Мы поехали на такси в торговый центр, и Билл увидел знакомые слова… Я сразу напряглась, вспомнив, что всякие там «Диоры», «Адидасы», «Дизели» стоят не очень прилично, а когда увидела ценники, так и вовсе поспешила отойти подальше от стоек. Билл же со знанием дела рылся в вещах, отмахиваясь от помощи продавцов. Я не стала интересоваться, сколько денег он спустил, чтобы не расстраиваться. Хотя считать чужие расходы — дурной тон, он сам заработал, сам и тратит, не мое это дело на что.
Потом мы осчастливили какой-то по уверениям Билла ужасно крутой магазин со всякими рокерскими прибамбасами. Оказывается, что те ошейники, которые он периодически носит, — это не из собачьего магазина, и даже не из кошачьего, и даже не из секс-шопа любителей садо-мазо, это из рокерских магазинов. Вот так, дожив до двадцати одного года я и не подозревала, что такие существуют. Билл придирчиво выбирал ошейники, мял тонкую кожу и морщился на застежку.
— Это чтобы шею не натереть, — пояснил он, застегивая очередной такой, когда заметил, как я давлюсь смехом.
— Обязательно купи намордник, — прыснула я. — А то львов без намордников в общественные места не пускают.
— Сейчас договоришься, я тебе такой же куплю. Голубенький. Под цвет твоей майки, — улыбнулся он.
Так в копилку упало пять новых ошейников, три жутких колье, прикольные висюльки, браслеты и кулоны, куча напульсников, три ремня с черепушками, крылышками и заклепками-стразиками, несколько кожаных перчаток и еще какая-то лабудень, назначения которой я не знала. А еще две пары остроносых ботинок из крокодиловой кожи (высокие и короткие), кроссовки, четыре пары джинсов, три толстовки, один спортивный костюм («вдруг в зал пойду»), несколько футболок, две кожаные куртки (одна из крокодила) и «кое-что по мелочи» еще на штуку баксов. И все было бы хорошо, если бы ему не пришла в голову замечательная идея одеть меня, «а то нечестно». И еще два часа мы с ним бодались, в чем я буду ходить — Билл себе набрал провокационных вещей, и меня в такие же решил впихнуть. Ага, сейчас! Бегу и падаю! Куда я буду ходить в футболке с жуткой страхолюдиной на груди?
— Билл, ты как хочешь, но я в этой порнографии ходить не буду! Да еще за 449 долларов! От меня же люди будут шарахаться на улице, как от прокаженной.
— Да, ну! Прикольно, — протянул он, разглядывая меня по пояс голую.
— Там есть другие прикольные вещи. И вообще, мне цена не нравится, — сморщилась я.
— Эта цена — не твоя забота. Могу я в приступе транжирства потратить на тебя немного денег?
— Прибил богатого дядюшку? — скривилась я.
— Нет, всего лишь заработал фактически кровью и потом. Поэтому имею право. И это, кстати, не обсуждается. Сейчас я что-нибудь другое принесу. Не одевайся, — и он весьма многозначительно мне подмигнул.
Я озадаченно уставилась в зеркало. И как это понимать? Билл ведет себя так, словно ничего не произошло. Он весел, расслаблен, много болтает, иногда чуть слышно начинает что-то насвистывать или напевать. Мы постоянно в контакте — он либо держит меня за руку, либо обнимает за талию, либо просто касается тела. А как же песня? Как же молчание все три часа, что мы добирались с ним до гостиницы? Как же всё то, что я заметила в поездке, услышала в разговорах? Песня…. Она больше всего меня беспокоит. По себе знаю, что если ты что-то выдумываешь, творишь, то в словах отражается твое нынешнее состояние. Он писал песню последние пару дней. И в ней столько боли, такое отчаянье, такая безысходность… Но я за ним сейчас внимательно наблюдаю, и мне не кажется, что Билл хочет от меня избавится. Или я не хочу этого видеть? Он отличный актер и может просто играть, не показывать виду. С другой стороны, что я хочу, у нас же впереди еще ночь и сутки полета до Европы, глупо сейчас говорить «Чао, бамбино, сорри!». Возможно, он хочет сделать это по факту прилета в Вену, откуда я отправлюсь в Москву, а он в Гамбург? Ничего не понимаю… С другой стороны, парень бы не стал тратить на меня кучу денег, если бы хотел отвязаться… Или он так откупается?
Занавеска в примерочную кабинку шелохнулась, и Билл предстал передо мной, шкодливо улыбаясь. Куча новых футболок и блузок полетела на скамеечку, его руки скользнули по моему голому телу, а губы впились в мои губы. Одна рука требовательно забралась под юбку, нагло прошлась по попе.
— Би, — только и смогла выдохнуть ему в рот, сжимаясь от возбуждения.
— Хочу тебя, — не отрываясь от целования моего лица, тихо заявил он.
— С ума сошел? — зашептала я. — А если нас застукают? Би, ты не можешь так рисковать.
- Предыдущая
- 23/39
- Следующая
