Город пахнет тобою... - Аверкиева Наталья "Иманка" - Страница 16
- Предыдущая
- 16/63
- Следующая
Заказала такси.
Не надо было рвать бусы. Зря я… Не мое ведь… Сняла с себя золотой браслет с сердечками-подвесками. Очистила записную книжку телефона. Кольцо. Любимое… Единственное, которое я носила. Не хотела, чтобы подаренное им колечко сравнивали с другими. Оставила все на каминной полке. Не мое. Мне ничего не надо.
Достала мокасины и джинсы, водолазку — это я привезла из дома. Посмотрела на полки, ломящиеся от одежды. Моя куртка. Вся МОЯ одежда осталась в Лиссабоне. Даже свитер там. Ноутбук там. Всё там. Всё самое необходимое и любимое там. Что ж, я дарю тебе это. Все-таки такие траты, столько денег вбухал в свою содержанку. Ничего, подаришь другой. Свято место пусто не бывает.
— Герр Отто, — я старательно улыбалась. Протянула ему ключи. — Тому передайте.
— Мари? — нахмурился консьерж. — Вы хорошо себя чувствуете?
— Да, — тихо отозвалась, и слезы все-таки полились ручьем. — Я очень хорошо себя чувствую… — всхлипнула я. Кое-как выговорила: — Просто замечательно.
— Мари… — он схватил меня за руку. С жалостью заглянул в глаза. — Мари…
Я отвернулась.
— Что-нибудь передать Тому?
Пожала плечами:
— Спасибо.
Гравий под ногами шуршал двумя словами. Листья на деревьях перешептывались двумя словами. Ледяной дождь капал мне на лицо и стекал, перемешиваясь с горячими слезами. Я запрокинула голову, закрыв глаза, подставляя лицо под тяжелые капли. Пожалуйста, небо… «Хочу быть каплей… Тот маленький путь был самым счастливым…» Дура… «Ты просто упадешь на землю и разобьешься…» Упала и разбилась… В груди все болит. Горло щиплет. Хочется курить. Руки все равно дрожат. Меня сильно знобит.
— Куда? — спросил водитель, глядя в зеркало заднего вида.
Я подняла на него глаза, пытаясь сообразить, что надо этому странному мужику.
— На вокзал, — пробормотала тихо.
— Какой? — проявлял он чудеса терпимости.
— Любой. — Слезы все так и текли. Я не плакала. Слезы сами по себе лились. Просто лились, и я никак не могла их остановить.
Водитель протянул мне сигареты и зажигалку.
С трудом прикурила. Закрыла глаза. Прости, Том. Завтра не будет.
Через несколько минут он высадил меня у Центрального железнодорожного вокзала. Я поежилась. В машине было тепло. На улице сильный ливень, холодный ветер и температура едва дотягивает до десяти градусов. Подняла воротник у куртки. Ноги моментально промокли. Сжалась. Ничего. И это тоже пройдет. Надо найти кассы.
В моей жизни было три больших любви.
Родриго. При виде него я испытывала такой стресс, что не могла говорить. Он играл со мной, как кот с загипнотизированным мышонком. Он бросал меня, издевался надо мной, возвращал, стоило мне отвернуться и посмотреть на другого. Он превратил мою жизнь в ад, но я была готова и на это, лишь бы он хотя бы изредка обращал на меня внимание. Я готова была любить всех его женщин, прощать все его измены, мириться с его грубостью, зачастую доходящей до жестокости, лишь бы он хотя бы иногда обращал на меня внимание. Я не хранила ему верность специально. Мое тело никому не давалось само, доходило до истерик в постели с другими. Потом он уехал в другую страну, а я смогла немного «отлипнуть» от него. Я словно вышла из комы. Огляделась по сторонам и пришла в ужас — ни друзей, ни подруг, никого рядом. Мой мир, состоящий из единственного человека, лопнул, как мыльный пузырь. Я стояла в центре абсолютной пустоты.
— Билет, пожалуйста, на ближайший поезд.
— Куда?
— Все равно. Любой ближайший.
— Есть свободные места на экспресс до Берлина. Отправление через пятнадцать минут.
— Отлично.
— Возьмите сдачу. Счастливого пути.
Хм… двадцать пять евро. Не густо для начала новой жизни. Ну и куда тут идти на этот экспресс?
Саша. Мы жили вместе. Он был полной противоположностью Родриго. Он долго приручал меня. Он любил меня, окружил заботой, дарил дорогие подарки, помог с квартирой, подарил машину. Он баловал меня. А потом… потом появилась другая, «настоящая любовь», а я оказалась «ошибкой, но очень приятной ошибкой». Он погиб, умер у меня на руках. За несколько минут до смерти, выслушав мою тихую речь о своем месте в моей жизни, он вытер мои слезы и с жалостью сказал, что нельзя растворяться в мужчине, так ты становишься ему неинтересной. Я больше ему не интересна и не нужна. Я — ошибка. Приятная ошибка. Очень унизительно чувствовать себя ошибкой человека, которого любишь больше жизни. Я тогда еще билась в истерике и спрашивала Бога, почему он, у которого начинается новая жизнь с «настоящей любовью», а не я, которая никому не нужна.
— Подскажите, шестой путь — это куда?
— Сейчас в дверь направо, потом налево до лестницы вниз. Увидите, там табло большое. С вами все в порядке?
— Все в полном порядке. Я счастлива, — мертвым голосом. — Спасибо.
Билл. Я опять допустила ту самую ошибку — растворилась в мужчине. Начала жить им, дышать им. Он стал моим кислородом, моим наркотиком, без которого у меня начиналась почти физическая ломка. Он с детской непосредственностью расковырял мою раковину, в которую я никого не пускала два года. Он вытащил наружу мое мягкое слабое тельце. Вытащил, чтобы поиграть, поглумиться и выкинуть, пнув посильнее, чтобы не было желания вернуться, чтобы пропало желание жить. Нет, если третий мужчина выкидывает тебя, то дело не в мужчинах, дело в тебе. В твоем отношении к ним, в твоем поведении, словах, в твоей любви. Слишком много меда было в наших отношениях, слишком сильно я его любила, слишком рьяно заботилась, перестала быть нахальной стервой, показывать зубы и нападать первой, перестала царапать его сознание. Хотела быть собой, хотела заботы, без этой глупой игры и ненужных масок. Просто была искренней… Содержанка и блядь. Родриго оказался прав, когда говорил, что моя истеричная суперстар выкинет меня, и пары месяцев не пройдет. Он продержался полгода. Я ухмыльнулась. Я не старый тапок, который бросили. Я — молодая, теперь уже свободная девушка, к ногам которой опять упал весь мир. Хочется пнуть этот мир посильнее, чтобы летел, как можно дальше. К чему он мне, если в нем нет ничего, кроме боли и одиночества?
— Привет.
Отвали.
— Меня Штефан зовут. А тебя?
Пошел на ***.
— Ты вся дрожишь. Давай я закажу тебе чаю. Какой ты любишь? С лимоном? С сахаром?
Блядь, привязался. Отъебись от меня, придурок!
— Ты вся промокла. Хочешь, я дам тебе свой свитер? Девушка, будьте добры, чай для фройлян. Да, с лимоном и сахаром. Сахар поднимает настроение. Спасибо.
Вставила наушники. Пошел к черту со своим чаем! Закрыла глаза. Да что же это такое? Прекратят они течь когда-нибудь или нет? Во мне столько жидкости нет, сколько я уже слез пролила. Надо расслабиться. Тогда меня перестанет трясти. Очень холодно…
Исчезает под ногами земля,
Сбой системы, непредвиденный сбой.
И твоя любовь уже не твоя,
А твою имеет кто-то другой.
— Послушай, чтобы ни случилось, это не смертельно в любом случае. Нет, ну есть, конечно, какие-то серьезные и смертельные моменты, но даже если это и так, то все равно как-то надо стараться жить и улыбаться. Жить надо так, чтобы там наверху сдохли или от смеха, или от зависти.
Виноватых бесполезно искать,
Надо заново учиться любить.
Все равно любовь придется терять
И придется каждый раз находить.
— А вообще, я тебе скажу, одну вещь: к жизни ни в коем случае нельзя относиться серьезно. Это такая игра, понимаешь?
Останься со мной, не предавай меня.
Взлетают на воздух мои города.
Останься со мной, не предавай меня.
Взлетают на воздух мои города.
— Я читал однажды о профессоре-еврее, который попал в гитлеровские лагеря. Он не мог изменить того, что происходило с ним: унижения, смерть друзей, невыносимые условия. Но однажды он додумался до простой вещи. Да, в жизни бывают проблемы, которые невозможно решить усилием воли. Но в нашей власти изменить свое отношение и не пускать их в сердце.
- Предыдущая
- 16/63
- Следующая
