Приключения профессора Зворыки - Чуковский Николай Корнеевич - Страница 16

• Предыдущая
• 16/31
• Следующая

— Посмотрите, это еще что за пещера? — сказал профессор.

Мы только что встали и напились кофе, который профессор сварил с помощью электрической спирали. Теперь мы, чтобы размять ноги, прогуливались по берегу подземной реки. Профессор был в благодушнейшем состоянии духа и нисколько не сомневался в успехе нашей экспедиции. На плечах его сидели мыши. Через четверть часа мы должны были выступить в путь.

Мы стояли перед широкой щелью, черневшей в гранитной стене.

— Подождите минутку, профессор, — предложил я: — я пойду и исследую эту пещеру.

— Не стоит, — сказал профессор, — зачем вам утомляться? Нам предстоит сегодня нелегкий путь.

— Я сейчас же вернусь, — вскричал я и вступил в темный коридор.

Через несколько шагов коридор повернул направо. Потом налево. Во все стороны от него отходили все новые ходы. Эта была бесконечная сеть извилистых длинных пещер.

Минут пять я храбро шел вперед. Но, не находя ничего интересного, я вспомнил совет профессора не утомляться и повернул обратно.

Откуда я пришел сюда — из правой или из левой галлереи? Постояв немного в нерешительности, я повернул направо. Через несколько шагов туннель снова раздвоился, и я опять остановился. Но через минуту храбро шагал вперед. Вот-вот сейчас передо мной заблестят сияющие воды реки. Чтоб не волновать профессора, я бегу и решительно делаю поворот за поворотом. Но реки все нет!

Может быть, я повернул не в ту галлерею? Они все чертовски похожи одна на другую. И я бегу назад. Неужели я окончательно сбился с пути? Бедный профессор, как он, верно, беспокоится. Я сейчас выйду: вон там, за поворотом река.

Но снова туннель за туннелем, и я начинаю чувствовать, что выбиваюсь из сил.

— Профессор! — во всю глотку кричу я.

Голос мой гудит, грохочет и теряется в этих бесконечных переходах.

— …Эссар! — на разные лады отвечает мне эхо, — …ссар! А-а-а! О-о-о! У-у-у!

Тревога овладевает мною. Я уже не слежу за поворотами, а прямо бегу, куда попало, надеясь случайно выбраться на берег реки.

Часы проходят за часами, силы оставляют меня. Я еле волочу ноги. И наконец в изнеможении падаю на гранитный пол.

Но отчаянье не дает мне лежать. С диким воплем подымаюсь я на ноги и иду вперед, упираясь руками в стены. И снова надаю, и снова встаю, и так час за часом. Наконец, силы окончательно оставляют меня. Ноги отказываются двигаться. Я ложусь и широко раскрытыми от ужаса глазами смотрю в бледное пятно света, которое, бросает фонарь на гранитные своды моей тюрьмы.

Что ждет меня здесь? Мучительная голодная смерть. Ах, зачем я не послушался профессора и полез в эту ловушку! Я сидел бы теперь с милым моим другом на берегу светящейся реки, пил воду, сколько захочу, жевал сухари, слышал бы постоянно человеческий голос, а не лежал бы на гранитном полу, одинокий, без пищи, без воды, без надежды.

Какая здесь гнетущая тишина. Такой тишины, как под землей, нигде не бывает. Там, на поверхности, трава шелестит беспрестанно, море вечно плещет, ветер вечно воет, зыблются пески, шумят дожди, хрустят снега. А здесь, в моей каменной просторной могиле так тихо, что падение песчинки казалось мне грохотом поезда. Миллионы пудов гранита висят надо мной. Мне душно от их гнетущей тяжести.

Сколько времени я пролежал — не знаю. Должно быть, не мало часов. Мысли оставили меня. Я, вероятно, спал, хотя, впрочем, не помню, как я заснул.

Пришел я в себя от прикосновения чего-то теплого и мягкого к моей щеке. Маленький пушистый комочек перекатился по моему лицу, докатился через все тело до ног, и снова вернулся к щеке. Я приподнялся на локте и направил свет фонаря на дерзкого нарушителя моего предсмертного покоя.

О, что за наваждение! На гранитном молу, рядом со мной, сидит хорошенькая черноглазая Гретхен, мышка профессора.

— Здравствуй, Гретхен! — говорю я (может быть, и не говорю, а только думаю; в этой тишине мысли мои казались мне громче самого громкого крика). — Выведи меня отсюда. Тебе, которой известны все переходы чердаков, подвалов, амбаров, ничего не стоит разобраться в этом каменном лабиринте. Спаси меня, Гретхен, мне так не хочется умирать.

Гретхен сидит возле фонаря и чистит лапками свой розовый носик. Потом подходит к моему лицу и лижет нежным язычком мочку моего уха. Мне кажется, что она тихо шепчет мне:

— Я с тобой, друг моего друга, и я не дам тебе погибнуть. Скоро все несчастья кончатся, и мы заживем вчетвером: я, Тарас, профессор и ты.

Но куда ты, милая, постой! Я вскочил на ноги и, и шатаясь от усталости и жажды, погнался за мышью. Она бежала гораздо быстрее меня, но всякий раз останавливалась, чтобы дать мне возможность догнать ее. Уверенно поворачивала она то вправо, то влево. Коридоры изгибались, раздваивались, расходились и снова сходились. Но она ни разу не остановилась в сомнении перед поворотом. Верное чутье жительницы подполья не могло обмануть ее. Скоро мы вышли в туннель, по дну которого бежал быстрый прохладный ручей. Я утолил жажду, намочил лоб и сразу почувствовал себя окрепшим. Дальше мы шли вдоль ручья, и через час я увидел впереди слабо мерцающий свет.

Я снова был на берегу светящейся реки. Но теперь я вышел к ней совсем в другом месте — гораздо ниже. Она здесь была шире вдвое. И берег её зарос причудливым необычайным лесом.

Деревьев в этом лесу не было. Вместо деревьев здесь росли грибы — самые обыкновенные грибы, вроде подберезовиков. Необычайны были только их размеры. Ствол их был вышиной в два человеческих роста, а шириной — в три обхвата, как ствол дуба. На каждой шляпке можно было танцовать.

Вслед за моей маленькой спасительницей, я вошел под их прекрасную сень. Здесь было сыро и пахло плесенью. Освещенный рекою свод пещеры виднелся через отверстия между шляпками грибов. Отверстия эти имели форму остатков тонко раскатанного теста, из которого стаканом были вырезаны коржики.

Я скоро увидел профессора, сидящего на камне возле воды. Он кинулся мне навстречу и; кулачищами растирая слезы по своему красному опухшему лицу, давясь от еле сдержанных рыданий, проговорил:

— Я здесь… ох… без вас… ох… нашел… ох… второй знак пути…

И он указал на иссохший ослиный хвост, привязанный к стволу гриба грязным носовым платком, на котором была вышита графская корона и метка А. Ш.

— Как вы думаете. Ипполит, не захватить ли нам с собой в дорогу такой гриб?

— Помилуйте, профессор, да мы с вами и трех шагов его не протащим.

— Не бойтесь, нам не придется его тащить, он сам нас потащит на себе.

С этими словами профессор влез на ствол, и, орудуя кухонным ножом, принялся срезать шляпку гриба. Она сначала съехала на бок, потом сорвалась, покатилась и шлепнулась возле самой воды внутренней стороной кверху.

Профессор схватил меня за шиворот, поднял и кинул и мягкую грибную подушку. Через секунду рядом со мной шлепнулся чемодан. Затем профессор тащил шляпку в воду и сам вскочил на нее. Наш плот закачался на светящихся струях.

— Ура, поехали! — вскричал он, чрезвычайно довольный своей выдумкой. — Так будет спокойнее и быстрее.

— Скажите, профессор, — спросил я, — отчего здесь так пышно разрослись грибы, а травы, цветов и деревьев совсем не видно?

— Потому что для травы и деревьев нужен солнечный свет, а грибы могут расти и в темноте. Сырые, плодородные берега этой реки отданы в их безраздельное владение, и вот они растут, велики и могучи. После того, как мы выполним главную задачу нашего путешествия, я поведу в эти пещеры научную геологическую экспедицию. Здесь могут быть интереснейшие представители не только растительного, но и животного царства.

— Воды этой реки кишат жизнью, — заметил я.

— Почем вы знаете?

• Предыдущая
• 16/31
• Следующая